фаэтон доктора Фолланда. Но вместо доктора из него вышел бородатый человек
в морской форме. Светлана, смотревшая из окна, вдруг почувствовала, что у
нее исчезли ноги. На раскинутых руках она слетела вниз - и понеслась над
белой землей.
не хватало. Ставить паруса было бессмысленно: ветер менялся ежеминутно. От
ударов "толкачей", вертикальных волн, бьющих порой саженей на двадцать,
расшатались заклепки, стальной корпус "Музгара" дал течь. Помпы, конечно,
справлялись пока...
экспедиции ваялись по койкам, поглощая бренди и сухари с перцем. Это
помогало средне. Но даже и в таком состоянии Варвара продолжала
натаскивать Глеба.
там или нет.
Подносы должны стоять стопкой. На столике рядом. Часто они все грязные.
Тогда можно повыбирать тот, который почище, или крикнуть: "Эй, где тут
чистые подносы?" Потом пойти вдоль стойки...
торговца накажут.
"замочить", "хлопнуть" и "трахнуть", "приплыть" и "причалить"... Не будем
особо закашивать, сказала Варвара, делаем так: ты мальчик из приличной
семьи, мать и отец преподаватели в вузах, профессора, сам учишься в МГУ на
филфаке, брал академический отпуск на год по болезни... видок у тебя... У
меня парень был, там учился на третьем курсе, так что я кое-что знаю, он
рассказывал. Значит, занятия начинаются первого октября, на картошку ты не
ездил из-за этого своего отпуска... ты все понимаешь, что я говорю? Я
должен понимать или можно просто запомнить? - спросил Глеб. Лучше -
понимать. Тогда объясняй...
обязательно тебя соблазню. Глеб усмехался. Он знал, что на берегу такой
возможности у них не будет подавно...
догадываясь, ни о чем не расспрашивал. Рассказывал сам. На две тысячи
миль, к самому подножию Кольцевых гор, ушли баркасы - на веслах, в полный
штиль, при ста десяти градусах и удушающей влажности, когда вообще не
бывает ничего сухого, одежда преет, сухари превращаются в тесто, крупа
горит, жестянки с мясом ржавеют насквозь, царапины и ссадины не заживают,
не говоря уж о чем-то серьезном... Ночами сходишь с ума: бездна под
ногами, и слышно, как она дышит; страхом наполнен сам воздух; право, море
Смерти. Неделями не ступали на берег, да и какой он берег: соляная кора на
мили вдаль и на многие сажени в глубину. Лишь местами на высоких, с
плоскими вершинами утесах видны были растения самого невозможного вида.
Синие хвощи в рост человека, деревья с волосатыми стволами, вздрагивающие
от прикосновения... Самое жуткое впечатление - от подножия Кольцевых гор.
Из черной воды встает вертикально черная стена и уходит в самое небо...
так и не удалось найти места, где можно высадиться, и лишь однажды
зацепились баграми и кошками и набрали из расселин камней: осколков
мориона и обсидиана...
время разбивки промежуточного лагеря, и в штиль в миле от берега
опрокинулся баркас с гелиографом: доктор Уэкетт проводил съемки. В воде
моря Смерти очень трудно утонуть: она слишком соленая и плотная; но возле
опрокинутого баркаса спасатели не обнаружили никого... И было еще немало
смертей от болезней и несчастных случаев, и была даже драка с двумя
убитыми на месте и двумя умершими спустя день - это уже на обратном пути,
когда вдруг кончились силы. Один офицер сошел с ума и ушел в соляную
пустыню, в адское пекло, в безводье. Но все же - вернулись, в основном.
Впервые дошли до конца мира и вернулись.
все забыли о них. Горы дневников, образцов, зарисовок, непроявленных
фотопластинок - так и лежат, наверное, в пакгаузах Порт-Блесседа. Банки,
хранившие деньги экспедиции, прогорели; жалованья уплатили едва десятую
часть. Ни чиновникам, ни ученым нет дела ни до чего, кроме денег и выборов
- только об этом они и могут думать. Деньги - сейчас, выборы - через два
месяца... теперь уже через месяц с небольшим. Какие-то люди ходят группами
по улицам столицы, очень неприятные лица. Плакаты самого дикого
содержания. Все знакомые - в состоянии паники. И все пытаются что-то
купить, купить, купить. У всех одна забота. Цены безумные. Ньюхоуп всегда
был дорогим городом, но ведь не настолько же! Суетно и дымно. В сравнении
с ним Порт-Блессед строг и спокоен. И даже Порт-Элизабет. Хотя и там
чувствуется лихорадочность. На улицах много военных. Все это неприятно...
охоту, вернулись вечером, настреляв бекасов... Ночью Сайрус вошел - в
спальню Светланы.
край кровати. - Мы сегодня разговаривали, и... как бы сказать... В общем,
пожалуйста: попроси его остаться здесь, с нами.
просьбу. Нет, нежная, я его не обижал - это немыслимо для меня. Я слишком
его уважаю. Но беда вот в чем: он, кажется, решил возвратиться в Палладию.
вообще всем, замешанным в событиях семьдесят второго года. Людей
возвращают из ссылок, выпускают из тюрем. На Посту Веселом отец встретил
своего бывшего сослуживца. Восстановлен в дворянстве, в воинском звании.
Получил земли - правда, без крестьян. В соответствии с воззрениями...
Теперь строит крепость.
а должен бы первой... и вообще - он что, хочет меня бросить совсем? Не
дождаться, пока... Это не похоже на него, Сай. И вообще - что он оставил в
этой Палладии?
Похоже, что будет война.
уж многим она желательна. Из тех, разумеется, кто сам никогда себя под
пулю не подставит. Но... ты же помнишь мятеж?
тоже нелепа и никому, казалось бы, не нужна. У нас нет спорных земель,
напротив - огромные незаселенные территории. Но как-то так получается, что
все настоящие изменения в мире происходят посредством войны - а наш мир,
похоже, твердо вознамерился измениться. Не думаю, что кто-то конкретно
решит начать войну... Извини, я зарассуждался. Весь день только об этом и
говорили... Так вот: я тебя очень прошу помочь мне уговорить отца остаться
здесь, с нами. Или... пусть заберет тебя с собой. Да, это было бы лучше
всего.
война, внутренняя. И наш бедный остров окажется в самом центре бури.
чем кто-либо на этом свете. Я знаю, как чувствует себя женщина, которая
собирается родить, какие опасности ей мнятся... Должно быть, у мужчин
бывает что-то подобное. Не возражай! Я не уеду от тебя. Я не отойду от
тебя ни на один шаг, иначе... после того, что сделал ты, от чего отказался
ты... ради меня... я буду... буду... - она всхлипнула и замолчала. - Сай,
я не знаю ничего, я не знаю даже, любишь ли ты меня, и я сделаю все, что
ты мне скажешь, все, понимаешь, все... но если я не буду тебя видеть, я
умру.