Глеб подумал, что это подходящее название. Корпус. Тело. Неживое,
безмозглое...
И, когда машина мягко остановилась, сунул водителю под нос свое
удостоверение: - Комитет государственной безопасности, старший лейтенант
Величко. Товарищ водитель... - он кинул взгляд на именную табличку, -
Мухамедзянов, сейчас вы покинете машину. Идет оперативное мероприятие, не
пытайтесь его сорвать. До восьми часов вы свободны - но постарайтесь не
попадаться на глаза знакомым. Ровно в восемь выйдете на Новослободской,
машина будет ждать вас на стоянке, по счетчику я заплачу. Деньги заберите,
документы оставьте. И - никому никогда ни звука! Сразу забудьте все! Будет
хотя бы намек на то, что вы проболтались, - за сто первый километр в
двадцать четыре часа. Ну, все ясно?
страны поставлена. Ты еще минуту проерепенишься - и атомная война, считай,
началась. Понял? Быстро из машины!..
неуверенность. Потом он поднял руку, сделал несколько шагов вдогонку
машине... опустил руку и остался стоять.
узкими, как бойницы, окнами. Болезненно-ярким пятном мелькнула женщина в
оранжевом плаще и с красным зонтом над головой.
провалами, у дома напротив вместо крыши торчали вздыбленные стропила,
позади которых устремлялась в небо вычурная остроконечная башня. Небо
светилось не вполне равномерно: будто за матовым стеклом бродили медленные
молнии...
проехал мимо медленно, давая увидеть.
вспомнил, как сам впервые попал в пыльный мир: случайно, неожиданно,
неуправляемо...
вот спущусь здесь - а выйду черт знает где. И, кажется, один раз так и
получилось...
могла...
пляж, вот такая лунища - и морем пахнет! И тепло, как в сказке...
Маленькая была, перепугалась.
улицу и покатили по ней. Пыль взлетала и повисала шлейфом. Дома по
сторонам вдруг сделались маленькими, светлыми, потом вновь выросли. Алик
свернул налево.
плоскости - не дома, а склепы. Зарешеченные арки ворот, ведущие в
исполинские дворы. Конный кому-то памятник...
впереди из такой вот зарешеченной арки вышел человек в коричневом плаще до
колен.
вот человек выхватил из-за спины автомат, а мотор взвыл, посылая машину
вперед; вот человек взвел затвор, одновременно отскакивая к стене, но явно
не успевая: машина уже рядом, касается его, бьет по ногам, швыряет вперед
и вбок, и человек, взмахивая руками, ломаясь в поясе, к стене прилипает, а
машина, не владея уже своею инерцией, скребет по стене, вминается, теряет
стекла, визжа железом... Потом ее отбросило и полуразвернуло.
заметил, как оказался. У Вари кровь по лицу. Человек в коричневом
неподвижен, будто мертв уже давно, как тот солдат. Автомат, медленно
говорит Алик, и Глеб берет еще теплый автомат. Все делается преувеличенно
отчетливым, но при этом ненастоящим. Будто бы стало светлее, но сгустились
тени. Дверь. Лестница, вторая. Дверь, висит на одной петле. Следы, следы,
множество следов на полу и окурки. Там! - но Глеб уже видит и сам и бьет
вдоль коридора. Ствол задирается вверх. Тот, кто был там, в коридоре,
падает и начинает кричать. Сюда, сюда! Еще ступени. Дверь - разнесена в
щепу, будто взорвали порохом. Множество гильз под ногами. Квартира. По
полу рухнувшая штукатурка и обрывки желтой бумаги. Комната, комната,
комната, коридор - валяется битый кирпич, доски с гвоздями, перекрученные
железные трубы, - здесь, выдыхает Алик, давай!.. И Глеб, встав к нему
спиной к спине, задерживает дыхание...
собой Глеб видит большое, в рост человека, зеркало, и в зеркале отражается
он сам и часть затылка и плеча Алика - а в светлом проеме двери появляется
вдруг еще один человек. Он невысок и лыс, на глазах очки в тонкой оправе,
одет в домашний зеленый халат, через плечо полотенце. Он только что принял
ванну...
человека в халате два ствола. И человек понимает все, лицо его мгновенно
становится белым, но больше того: Глеб видит по его глазам, что он их
узнал! Не просто догадался, кто они такие, а узнал в лицо... узнал их
лица... и, буркнув что-то недовольно и неразборчиво, вроде бы "зараза
проклятая, надо же такому..." - поворачивается, делает шаг, и Алик
стреляет ему в спину! Глеб видит, как рвется, как вдавливается в тело
халат на пояснице - и вдруг понимает что-то сокрушительно важное, и это
понимание взрывается в нем...
молния. Все, что есть перед глазами, можно рассматривать потом еще очень и
очень долго. Ты видишь тысячную долю секунды, но этого достаточно.
следующий миг они были уже в пыльном мире. Ты что! Ты что наделал, он
уйдет! Он уйдет! - Алик хлестал его по лицу, но Глеб этого почти не
замечал. Нет, кричал он, нет, это все неправильно! Это все не то! Алик
яростно озирался - будто в поисках выхода. И тут вошла Варя. Мальчики,
меня убили, прошептала она и упала на колени. Глеб успел подхватить ее.
Алик вылетел наружу, через миг хлопнуло несколько выстрелов.
пропитала ее шерстяную кофту, капала на пол. Вниз уходило слишком много
ступеней. Только не умирай, подумал Глеб. Под ним зияла бездна. Что-то
ужасное обязано было случиться. Не умирай, сказал он вслух, я так и не
успел найти тебя. Она уже не дышала.
глаза, и ничего не было видно.
маленький обелиск. Это не могила: в государстве, где все решено за вас и
до вашего рождения, нельзя захоронить людей в местах, не отведенных для
этого специальным постановлением. Но за такими обелисками ухаживают,
кто-то кладет к ним собранные тут же цветы, а шоферы-дальнобойщики,
проносясь мимо, сигналят. Такой вот придорожный памятник, белый деревянный
крест с выжженными буквами и цифрами: "Варвара Ястребова, 1962-1983", -
появился возле шоссе Москва - Брест за Вязьмой неподалеку от моста через
речушку Днепр. Лишь два человека знают, что это настоящая могила, что под
крестом лежит тело - только не докопаться вам до него, не осквернить
прикосновением. Глеб видел крест еще в восемьдесят девятом, перегоняя
транспорт с оружием из Чехословакии к границам "червонной зоны", в
Енисейск. Это был последний транспорт и последнее долгое пребывание Глеба
в Старом мире.
восьмом, зимой. Он редко участвовал в транспортных операциях, но тогда
настоял. Глеб остался у машины, Алик спустился с насыпи, встал на колени,
рассыпал по снегу цветы - алые розы. Потом они долго ехали молча. Все уже
было сказано когда-то, и не имело смысла бередить раны.
в каморку на втором этаже доходного дома Хилкова, прошла сквозь
устоявшийся холодный табачный дым к окну и распахнула его со словами: "Я
не смогу жить в такой духоте!" Глеб с трудом открыл глаза.
Не понимаю, как ты смог опуститься до такого? Здесь, наверное, клопы?
бредит. - Постой. Откуда ты взялась?
полицейская собака! Ты умудрился исчезнуть так, что никто не знал...
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Володихин Дмитрий
Жюль Верн
Посняков Андрей