или все более на железе?
этого?
перебоями, судорожно, но - работал), Виктор Пигулевский, он же Виктор
Виндам, последние полгода - начальник тюрьмы Свитуотера, самого большого
города на восточном побережье Острова, - начал немедленно готовиться в
дорогу. Он знал, что этот час придет, поэтому все основное всегда было под
рукой.
Свитуотере сопрягался с китайским городом Аньда. У Пигулевского, да и не
только у него, всегда вызывало изумление, почему сверхтекучие китайцы не
просачиваются в Транквилиум? Казалось бы, чего проще... Но китайцев, как и
вообще азиатов, здесь было по пальцам перечесть. Феномен, не имеющий
достойного объяснения... Идти через Китай было долго и муторно, проще -
здесь доехать до Тринити и перейти в Благовещенск.
и готовился к отправке, когда Пигулевский, потрясая своими пасскардами и
пауэрбэджами, налетел на вокзального "мастера" и принудил его к сдаче. В
результате отправку поезда задержали, к неудовольствию двух профсоюзных
шишек, то ли везущих какой-то груз героям-фронтовикам, то ли, скорее
всего, намылившихся вывезти какое-то добро из прифронтовой полосы. И к
Пигулевскому они до поры относились прохладно - но когда узнали, что он
участвовал еще в первом восстании мастеровых и матросов в Порт-Элизабете,
оживились и частично приняли его в свои ряды.
друге в несколько слоев. Пехота, морская пехота, кавалерия,
железнодорожники... Смотреть на это было, с одной стороны, тягостно, а с
другой - странным образом грело. Пигулевский давно заметил за собой, что
втайне сочувствует палладийцам. Пусть они там и
монархисты-черносотенцы-крепостники - но одной крови, ты и я... Он знал,
что это неправильно, но ничего не мог поделать с собой. Вот эти два жлоба:
они мне что, роднее?
подумал Пигулевский.
втором этаже кто-то жил: валялось тряпье. Он дошел до черной лестницы,
спустился вниз. Медным ключом, хранившимся у него всегда, отпер заднюю
дверь. Открылась она с трудом: по ту сторону было по колено светло-серой
тончайшей пыли. Загребая ее, спотыкаясь, плюясь и кашляя, он пересек двор
и вышел на улицу. Здесь пыли было хоть и не по колено, но по щиколотку
наверняка. И - никаких следов... У разбитой витрины аптеки он остановился,
перебрался через прилавок и прошел в служебные комнаты. Лестница,
прислоненная прежде к стене, упала и еле угадывалась под пылью и плоскими
листами пепла от сгоревших газет. Он поставил лестницу на место, поднялся
к потолочному люку. На чердаке пыли было не в пример меньше. Пигулевский
дошел до другого люка, открыл его. Там была нормальная, ничем не
захламленная комнатка: столик, три стула, кушетка. Служебное помещение КГБ
на вокзале в Благовещенске. Он спускался, когда дверь открылась.
- Здравствуйте, с прибытием. Лейтенант Зайцев, лейтенант Проценко.
Поручено вас встретить.
Зайцева был приветливый, но напряженный.
поступить в ваше распоряжение.
вы такие лейтенанты, то раздобудьте мне пристойный билет до станции Ерофей
Павлович. Не тряся удостоверениями, естественно.
железнодорожника есть... - он сунул два пальца в карман, извлек
темно-зеленое удостоверение и развернул его.
было по форме, только вместо фотографии изображен был огромный член, - а в
это время второй лейтенант сделал короткое движение - и Пигулевский ослеп
от белой вспышки в затылке. Лейтенант поймал его за плечи, рывком посади
прямо и в два приема - с первого раза соскользнула рука - свернул ему шею.
могло только одно: оперативная активность сводится на ноль, следы
подчищаются. И - ликвидируются свидетели...
пока что ему. Попытки проникновения на территорию СССР пресекать
решительным образом, огонь открывать без предупреждения. То есть: любой
идущий сюда из Транквилиума должен быть уничтожен. Та-ак. Круто берете...
собранный. Двое суток Кондратьев носился по запыленному донельзя городу и
сжигал все открытые и латентные проходы. Кокаин попадал в нос, в легкие -
он не чувствовал времени, не терял сил; был азарт и погоня за самим собой.
чемоданом.
выгнать? Не дождетесь! Слушай, Тонька, ты вот хотела отсюда уехать...
равно придется уезжать, потому что здесь меня убьют.
молча, закусив губу.
за собой. Тоня была потрясена и напугана. Он вел ее за руку и изумлялся,
какая эта рука тонкая.
почтового склада.
Хлюпало под ногами. Кого-то негромко били в переулке. В дверь под
светящейся тигриной маской они вошли. Тоня опустилась на краешек стула,
Кондратьев подошел к стойке.
черном платке и с серьгой в ухе, трактирщика.
пиво хорошее, а из еды - только фасоль.
Сайрус в жизни не видел таких зимних садов. Управляющий, Готтлиб
Фридрихович Берг, несколько суетливо развлекал гостей. Велеть ему сплясать
"казачка" - спляшет, подумал Сайрус и скривился от неодобрения к себе.
старушку-травницу, и та в два дня не то чтобы до конца - но хорошо
подлечила глаза Сайруса. Господин Берг организовал доставку воды из
каких-то особо чистых родников, и теперь Сайрус мог быть спокоен за котлы.
Наконец, господин Берг кормил и поил весь экипаж - и как кормил! Взять
этот обед: холодная поросятина с хреном, грибной суп, гренки и маленькие
пирожки с зеленью, разварная рыба-парус, молодой картофель с маслом,
крабовое суфле, жареные под гнетом куры, ягодный пунш, мороженое...
может, наверное, что эти вежливые моряки могут вдруг ни с того ни с сего
начать стрелять по живым людям. Нет, просто - такой характер...
непременно вновь заведет разговор об интернировании. Разве может быть
война между разумными людьми, скажет он. Его сиятельство граф Никита
Семенович настоятельно предлагает свое гостеприимство, вот опять от него
письмецо привезли. Куда вы пойдете, зачем? Сумятица кончится сама...
добрым табачком, добрым словом - хоть что-то решалось... Знаете, как это
было? Меня вывели на задний двор тюрьмы. Без мундира, со связанными
руками. Стояла пьяная матросня с винтовками. Я подумал: все. Но получилось
еще страшнее. Вывели старика и молодую женщину с ребенком на руках. Потом
притащили подростка. Он был избит так, что не мог ходить. Старик
поддерживал его. Женщина кричала, чтобы не трогали детей. Матросы начали
палить - беспорядочно, не целясь - и долго убивали этих четверых. Потом
мне сказали, что это была Дайана Аллен, жена мятежного - или сохранившего
верность присяге? - контр-адмирала, его дети - и брат отца. Все
родственники. Нашли, не пощадили. И объяснили очень доходчиво, что то же
самое будет и с моей Светти, с Биллом, с Констанс, с племянниками...
Понимаете, даже сестре, которая мне сделала очень много плохого, даже
племянников, которые... впрочем, это неважно... я их не могу отдать. А что
касается жены и сына... не знаю, поймете ли вы меня...