Лейтенанту Завитулько пришлось грудью останавливать своих матросов,
рвущихся в атаку...
поста Литлхорн нагнал президентскую яхту в открытом море. Вскоре катер
устремился назад, увозя текст ответа президента. Адлерберг получил его
утром. Прочел. Усмехнулся. Кажется, начинает получаться...
хотя по сторонам, как ни странно, погода была ясная и тихая, как и
надлежит быть ранней осенью. Леонид Самсон сидел на высоком утесе и
смотрел на мир, готовый ковриком лечь у его ног. Почему-то особой радости
от этого он не ощущал. Собственно, еще вчера, позавчера, неделю назад -
можно было взять быка за рога... Почему-то он медлил. Не хотелось,
наверное, превращать мечту в повседневность.
стремились сюда, к нему, со всего света. Их было на острове шесть тысяч
четыреста девяносто два. Он любил знать число людей в любой момент
времени, хотя практического значения это не имело: критический рубеж в три
тысячи шестьсот семьдесят два человека был перейден почти две недели
назад.
незаметного влияния до полного подчинения. Над группой. Над стадом. Теперь
- над массой... Это были люди, там, внизу - они умели размышлять вслух,
строить планы и сочинять заговоры, писать пером на бумаге, разыгрывать
мистерии - в общем, делать все то, что отличает человека от умного
животного. И в то же время они были примитивнее кома сырой глины. Он мог
сделать с ними все. То есть абсолютно все, на что способна была его
фантазия. И вот поэтому они перестали быть людьми...
чтобы сделать его властелином мира. Они будут умирать в таком неистовом
блаженстве, что он почти завидовал им - самому никогда не достичь и тени
того... Презирал он их за это же самое. А уважал тех немногих - нескольких
- кто, приложившись к чаше, сумел оторваться от нее.
полотнище. Сильнейший удар изнутри потряс ее: все чувства, какие только
были в ней, рванулись вовне. Гнев и нежность, ужас и желание, боль и
упоение страстью... Все осветилось окрест.
особенно вы. Расслабьтесь так, чтобы - ни тени сомнения. Может получиться,
что я как бы войду в вас и буду управлять вами. Не противьтесь, не
заставляйте меня отвлекаться от главного. Понимаете ли...
объяснять.
выходить. Может показаться, что все ужасно, что пропало... Понимаешь, если
все пропало, то мы этого не успеем почувствовать. Если чувствуем - то все
хорошо. А малыш пусть делает, что хочет. Отдельно от нас ему не угрожает
вообще ничего.
- летом и в мирное время.
ставка. И не я ее сделал, и не в самой я лучшей форме, чтобы так играть...
Однако - начнем.
его вперед. Отступил на шаг. Прошло полминуты, прежде чем зеркало
вернулось ему в руки. Он задержал его, сосредоточенно о чем-то думая.
Светлана видела со своего места, как быстро шепчут его губы. Зеркало вновь
пошло вперед, и вновь Глеб отошел на шаг и дождался его. Так повторялось
раз за разом, пока он не отошел к самой стене, а промежуток между
зеркалом, висящим напротив, и тем, что качалось, не стал совсем крошечным.
Каждый мах Светлане казалось, что сейчас зеркала встретятся... почему-то
это невозможно было пережить. Пятнадцать секунд вперед... пятнадцать
назад. Пятнадцать вперед... Неожиданно она поняла, что скорость качания
маятника увеличивается. Но зато теперь зеркало надолго как бы замирало и
возле Глеба, который опустил руки и никак его не удерживал, и возле
второго зеркала. А потом там в момент замирания стал вспыхивать
зеленоватый свет. Еще несколько махов - судорожно-быстрых, пугающих - и
между зеркалами появился зеленоватый светящийся сгусток. И зеркало-маятник
замерло, будто притянутое этим сгустком. Глеб поднял руку и сделал
движение кистью сверху вниз: будто прихлопнул осу. Зеркало вздрогнуло, как
живое. Глеб потянул невидимую нить, и зеркало потянулось за рукой. Зеленый
сгусток удлинился...
заросшей мелким кустарником плоской вершине горы Самерсон. Там уже были
построены в три концентрических круга семьсот человек, держащих тучи над
островом. Теперь, повинуясь неясному и неодолимому импульсу, к ним
прибавлялись новые, новые, новые люди. Если бы можно было посмотреть на
это сверху, то наблюдатель увидел бы странную фигуру: косой крест с
вписанными в пространство между лопастями: кружком, птицей, головой зверя
с рогами и двойной молнией. Если бы этим наблюдателем был Вильямс, он
подумал бы, что видел где-то этот знак. И если бы ему подсказали, вспомнил
бы, где именно: на том монументе, который он уничтожил полтора месяца
назад...
тогда, в театре - и потом... да, во время одной из бесчисленных мистерий
где-то на юге - тоже была она! Самсон сжал виски. Что-то творилось с
головой: с памяти будто отдирали присохшие бинты. Вот он и его полчища
кошек - гроза предместья... дом номер восемнадцать, пятый этаж, девочка с
голубым бантом... а почему просто щелчка?.. легонько ткнул его в лоб
пальцем, и эта громадина грузно осела на задницу... хочешь полизать пятки?
На, полижи... со своими кошками трахайся, понял?.. я буду тебя учить,
мальчик - и характерный прищур на один глаз, и взгляд добрый, очень
добрый...
бушевала на море, горы вод шли таранами на берег, и берег сотрясало от
этих ударов... и одновременно в свете низкого, уже сползшего с неба солнца
лениво катились долгие пологие волны, поднимая и опуская бесчисленное
количество разноцветных лодок, лодчонок, катеров, других скорлупок, на
которых комочки мыслящей глины приплыли сюда воздать почести повелителю
мира... и одновременно - самому ничтожному из ничтожных, потому что мнение
человека о себе - знаменатель некоей дроби...
просто жизнью. Самсон задохнулся хлынувшим в лицо ветром. Небо и море
менялись местами, и высоко взлетала земля, чтобы кануть...
Может быть, так видит муравей падающую с ложечки каплю меда. У этой зелени
свои причуды, подумала она. Бедный Каин...
и белые клетки, знакомые буквы и неизвестные символы. Вот, говорила Олив и
трогала букву, и та сейчас же наполнялась внутренним светом. Вот, вот и
вот. Это тебе нужно сделать, чтобы... А это - чтобы... Она говорила и тут
же забывала, а Каин, раскрыв в растерянности клюв, стоял и смотрел на
неизмеримую мудрость древних. Ты думал, это будет просто, сказала Олив. Ты
думал... Но тут пропела труба, и она обернулась. Потом ее позвали.
меня позовут...
привилось, выражая многое) ранен был трижды, и все три раза чудесно легко:
в ухо, в левое предплечье и в спину, в мякоть лопатки. По поводу
последнего он втайне переживал, так как не станешь же всем объяснять, что
снаряды рвутся и позади наступающей пехоты. Тем более, что ранение
сквозное, и предъявить в качестве доказательства нечего. Все же с этим
болезненным, но пустячным повреждением он попал на два часа в госпиталь -
и вышел оттуда не просто потрясенный, а - раздавленный, распластанный