управляющий, но Андарз выскочил из-за стола, схватил своего секретаря за
шкирку, вздыбился и зашипел:
папку, раз и другой. Из носа Иммани брызнула кровь, из глаз - слезы.
другие бумаги. Подхватил маленького секретаря подмышки, напрягся, - и в
следующую секунду Иммани, ломая тонкие планки двери, вылетел из кабинета.
Еще миг - и ему на голову шлепнулась, трепеща страницами, злополучная
папка.
навзрыд, лежал в коридоре. Минут через пять он встал, подобрал папку, и,
пошатываясь, побрел вниз. Проходя через людскую, оглянулся: на окне
людской стояла бамбуковая клетка, в клетке, попискивая, гулял хомячок. Это
был хомячок того гадкого мальчишки, Шаваша. Разбитое лицо Иммани
исказилось: он поднял тяжелую папку и с размаху ударил по клетке. Прутья
сломались: Иммани, в остервенении, заколотил по клетке, как дятел по коре.
рыдать, горько и страшно.
солдату Андарза: многие из этих людей жили в столице. Большею частью это
были варвары - ласы, аломы, рогатые шапки. Андарз строжайше запретил
Теннаку видеться с ними, считая, что это очень опасно, и теперь Теннак
посылал к ним Шаваша.
которому ходил Шаваш, наоборот, зажил мирной жизнью и имел лавку. Лавка
была отписана на Андарза, и хозяин с его шестью рабочими очень беспокоился
за судьбу лавки в случае ареста Андарза, и хозяйка его, баба дородная и
языкастая, стояла посереди горницы, уперев руки в боки, и орала: "Кабы вы
были не бабы, а мужчины, пришибли бы вы давно этого Нарая, и дело с
концом".
Теннаку ответ лавочника: "Ваш товар очень хорош, и я уже договорился с
тремя стами покупателей, найдутся и другие."
котором идет речь, режут шею и продавцам, и покупателям, включая детей в
утробе матери.
клеточка Дуни, была растоптана, шелковый платок, покрывавший ее, намок.
Шаваш поднял платок: под бамбуковыми палочками лежало раздавленное тельце
хомяка, и несколько палочек торчали из него, словно иглы из ежа: уж не
было ли это наказанием за недавние мысли? Шаваш вынул Дуню и принялся
гладить.
пруда костерок и сжег на нем мертвого хомяка. Костер горел довольно долго.
Шаваш сидел, не шевелясь. Солнце закатилось под землю, сквозь рваные
облака замелькали звезды. Когда костер догорел и пепел остыл, Шаваш ссыпал
пепел в мешочек и подвесил мешочек к локтю. Ему давно говорили, что такой
мешочек будет хорошим талисманом.
тот сидел у окна и играл мелодию, от которой плачут боги и птицы.
пять, чиновник промолвил:
Он взял с собой только Шаваша.
начались с того самого дня, как он появился в доме.
как это можно, - ехать в монастырь и брать с собой мальчика для блуда! И
опрокинул в рот кружку доброго пива.
пивом. Те рассказали, и человек, угощавший их пивом, остался очень
доволен: это был шпион советника Нарая.
кабаке. Там его, изрядно пьяного, и нашел Нан: несмотря на свое
путешествие в мешке, молодой чиновник как-то втерся обратно в дом. Нан сел
рядом с Андарзом и полюбопытствовал о причине паломничества. Андарз
сказал:
Старцем.
проигравшему. А если выиграю, мне рубят голову как святотатцу, - обыграл,
мол, самого бога.
приятно - обыграть бога.
беспокойно ворочался из стороны в сторону. За окном звезды были посажены
на верхушки деревьев, словно на кол.
ушей, и свиные морды, и они питаются коноплей и пленными.
ты думаешь, они не съедят меня?
особенно если господин Андарз пошлет им много другой еды.
вышла замуж за Идайю, и господин Идайя стал наместником Чахара. Вскоре
после этого случился бунт Харсомы и Баршарга, и Андарз интригами объявил
отца мятежником. Он подошел с войском к Чахару, и моего отца приволокли к
нему со связанными руками, и поставили на колени перед палачом. Андарз
казнил моего отца и взял себе мою мать, - а через пять месяцев родился я.
Тогда, однако, вышел указ, уничтожать потомство мятежников, включая
младенцев во чреве их жен, и Андарз, видя отчаяние женщины, подкупил
цензоров, обманул государыню и зачислил младенца своим.
быть сыном изменника!
государю. И тогда государь казнит убийцу моего отца, как он казнил его
брата, а мне возвратит имя и честь.
страшно. За свои двенадцать лет он вынес немало бед, и мог бы вынести еще
больше, - а то и вовсе давно расти где-нибудь подорожниками, - если бы не
его проворство да еще, верно, особливая любовь богов: он им аккуратно
откладывал двадцатую часть ворованного. Ну может, не двадцатую, а двадцать
пятую... А что? Вот поймают, изувечат руку, - будешь знать, как жадничать.
по правде говоря, меньше, чем жизнь какой-нибудь дворовой кошки, - ему
всегда казалось, что она протекает на фоне неизменной и вечной в своем
постоянстве империи и мудрости императора, по чьей воле весной
распускаются почки и птицы начинают нести яйца.
ощущению был нанесен страшный удар. Империя не была безгранична, -
какие-то варвары и купцы ошивались вокруг ее окраин, лазали по рекам до
столицы. Империя не была вечна, - эти варвары и купцы разевали на нее рот
и только что не могли согласиться, с какого края начать есть пирог. А
люди, люди, близкие императору, держащие, можно сказать, подол неба
рукой... черт знает что это были за люди! Чем они руководствовались?
Рыночные воры тем не руководствовались, чем они руководствовались! Разве
рыночные воры станут тащить в столицу варваров, чтобы отомстить своему
врагу?
могли владеть только высшие сановники, и изображения на которой
превращались в действительность? Город Осуя был обозначен на этой карте
частью империи, - город Осуя от этого даже не чихнул...
додушили по приказу матери". Андарз, правда, замахал рукавами, - но Шаваш
Конан-Дойль Артур
Максимов Альберт
Русанов Владислав
Ковальчук Вера
Шилова Юлия
Березин Федор