настолько, насколько она должна была вырасти.
мой отец, или ты, никто бы не поверил, что они вырастут...
с господами и со слугами. Твоего-то отца он утешил, а что твой отец сделал
с вором?
его язык! Дело в том, что еще года два назад отец его вынул из казенной
чаши самоцветы и вставил вместо них вареные камни. Крестьяне - они ведь не
понимают, настоящий камень или вареный, а духам урожая все равно. Из-за
этих подменных камней отец и не захотел звать официального сыщика: у
казенных людей на такие дела крысиный нюх. И вот вора нашли, отец уже
собрался его вешать, а яшмовый араван вдруг возьми и скажи: "А ведь эту
чашу воровали дважды: видишь поддельные камни? Друг мой, если ты не
простишь второго вора, придется мне отыскать первого". Ну откуда, мать
твоя баршаргова коза, у этого оборванца умение отличить вареный камень от
настоящего?
этого оборванца из камней капают слезы, потому что если уж твой отец по
его слову кого-то просил, то куда там камням с их слезами.
потому что, действительно, чудо важная эстетическая категория, хотя верить
в чудеса чиновнику неприлично. Киссур слушал их молча: он не находил
ничего удивительного в том, что убитый колдун воскрес, и только думал, что
ему все же придется убить мертвеца.
исправительные поселения на дальнем юге провинции. В городах его принимали
отменно. Подарки так и сыпались, чиновники только и говорили о блестящих
способностях и безупречных манерах нового члена Государственного Совета.
года назад дочке убитого судьи: нежная была красота. Шаваш
полюбопытствовал. Чиновник доложил, что вдова умерла полтора года назад, а
дочка пошла по рукам. Редкого образования барышня, все плакала и бранила
гадалку, которая обещала ей в мужья блестящего столичного чиновника. В
этот день наместник Ханалай устроил для Шаваша пирушку, позвал лучших
девиц. Девицы закидали Шаваша цветами, шутили, пели - молодой чиновник
сидел грустный, не выбрал ни одной. Девицы тоже чутко опечалились, - ведь
удайся им разохотить инспектора, то и цена была бы им отныне выше.
звезды, пропал утренний туман, - словно сдернули покрывало с разноцветных
домов. К закрытым воротам Верхнего Города собирался народ; важный чиновник
выкатился к статуе государя Иршахчана оповестить бога о начале дня, и
вороны уже слетались к алтарю на ряженку и рис, принесенные в жертву. На
причале рыбаки выгружали рыбу, ждали инспектора. В Нижнем Городе коньки
крыш из крашеного пальмового листа чуть просвечивали сквозь зелень садов,
за рекою шли сады и поместья уважаемых людей, и там же - священная дорога
к желтому монастырю. Неприятная дорога, - поля быстро кончались,
начинались исцарапанные скалы, лощинки с мутной водой, с ошером и камышом,
и котловина. Над котловиной - небо, в котловине - озерцо, а на склоне, на
полпути к небу, еще полгода назад, торчал монастырь.
потом в провинции случилось очередное землетрясение, монастырь засосало в
трещину и засыпало сорвавшимся гребнем котловины. Нечего было и думать
раскапывать развалины, ни одного крестьянина Шаваш бы на такое дело не
нашел, - однако, облазив эти места тайком, Шаваш обнаружил россыпи камней,
оплавленных сверхвысокой температурой, - интересное, однако, было
землетрясение в монастыре... И чего они, спрашивается, сгинули: спугнуло
их что-то, или монастырь был как кокон, из которого вылупилась бабочка?
письмо. Это был очередной отчет о человеке, называвшем себя яшмовым
араваном: где прошел, что сказал, кого исцелил.
Месяц назад я спросил его, что лучше - богатство или бедность, и он
ответил, что важнее всего внутреннее устроение души. Бывает, что бедный
мучится от дурной зависти, а бывает, что богатый. А дурная зависть портит
всякое дело. А месяц назад его спросили о том же, и он рассказал притчу о
двух братьях, чернокнижнике и початом кувшине. А когда он кончил притчу,
он спросил, что лучше, быть бедным или богатым? И крестьяне сами ему
ответили хором, что лучше всего внутреннее устроение души. По моему
ничтожному мнению, проповеди его скромны и несуетны. Это, конечно, если
слушать его самого, а не чудесным образом за десять верст.
всегда скромен и несуетен. Разве Нан говорит: "Я приказываю?" Он говорит:
"Смею ли я, ничтожный, надеяться." А сектанты и шарлатаны потрясают
котомкой с прорехой и, растопырив глаза, верещат: "Мой учитель умел
сдувать горы, сам я мог бы запихнуть весь мир в эту котомку, но из
сострадания к миру я предпочитаю украсить ее прорехой". Шаваш с детства
презирал всех тех, кто имел обыкновение грозиться ураганами, чтобы
выпросить чашку рисового отвара.
совсем не как обыкновенные колдуны. Он не собирал последователей и не
обещал им, что в грядущем, когда все будут братья, его сторонники будут
первыми среди братьев. Он был вежлив к мирозданию, как первый министр. У
него не было соучастников, у него были только слушатели. Ведь нельзя же
арестовать крестьян за то, что они приходят послушать о том, как делать
добро! И вот нет ни одного человека, которого можно было бы арестовать за
сообщничество с яшмовым араваном, и нет ни одного крестьянина, который не
был бы готов ему повиноваться, - при известных обстоятельствах...
Недостойно просвещенного человека верить в подобное. Что ж - боги не ходят
среди людей и не умирают, проверим-ка это, яшмовый араван!
провела его своим дивным садом. Показала и тенистый грот, где жил в рубище
специально нанятый отшельник, и павильончик на месте вырубленных дубов.
Шаваш выразил восхищение фонтанами и чудесными механическими зверями.
Шаваш признался, что господин министр как раз сейчас переустраивает
унаследованный сад на Даттамовом острове, но и мечтать не может о подобных
чудесах... Госпожа Архиза заколебалась. Госпожа Архиза сказала, что была
бы счастлива сделать подарок первому министру. Но садовник, который все
это устроил, вы знаете, бывший монах-шакуник: а им запрещено бывать в
столице.
что Адуш - его будущий тесть. Собственно, не очень ловко было б об этом
упоминать, потому что за эти два дня Шаваш получил от госпожи Архизы все
то, о чем так мечтал Киссур, но это время показалось Шавашу не лучше, чем
то, что он проводил в домах, где мужчины тратят свое семя.
вниз. К парадному крыльцу подали паланкин с открытым верхом. Паланкин был
весь украшен резьбой и походил на розовый столик с перевернутыми ножками.
Сквозь резную листву било солнце, выстроившиеся вдоль аллеи конные
чиновники пожирали глазами модное платье столичного инспектора. Вынесли
подарки: часы с крышкой из хрусталя, шкатулочки, короба с едой, и
старенького заключенного, в синей арестантской курочке и с руками,
продетыми в деревянные кольца.
Адуш, - прошу вас в паланкин!
злобы, как крупорушку.
сидеть на одной подушке со слугой государя?
оттуда на Шаваша злыми глазами.
он накормить или разговорить старика: бесполезно! Шаваш впервые встречался
с такой ненавистью. Впрочем, он хорошо знал биографию своего будущего
тестя, одного из лучших колдунов храма.
заключенным хорошо; надеялся, что тот добудет ему золото или предскажет
судьбу. Отец Адуш некоторое время морочил ему голову, но золота все-таки
не сделал, начальника взяла досада, и отец Адуш отправился качать воду в
рудники. Там он, войдя в долю с лукавым смотрителем, поставил водоотливную
установку, - начальник, узнав про это дело, лично разложил колдуна и на
малых козлах, и на больших, а кожаные ремни с машины велел ему съесть на
собственных глазах. Три года отец Адуш жил под землей в шахте, и, будучи
нежного сложения, весь уже покрылся какими-то водяными пупырышками. Ногти
с пальцев тоже пропали. Потом начальство сменилось, госпожа Архиза вынула
отца Адуша наверх и спросила, для чего еще, кроме шахты, годится его
водоотливная установка. "Для фонтана" - сказал старик и сделал такой
фонтан, что, действительно, множество людей стало приезжать любоваться
садом мужа госпожи Архизы, и владелец сада совсем пошел в гору. А недавно,
после манифеста первого министра, госпожа Архиза велела отцу Адушу
погодить с фонтаном и опять делать водоотливную установку.
Без лишней скромности он находил его безупречным.
Корнев Павел
Громыко Ольга
Свержин Владимир
Березин Федор
Земляной Андрей
Каргалов Вадим