Чтение 63–й страницы книги ~Колдуны и министры~

незначительные животные. Они все были связаны взаимными услугами и
грехами, и однажды государь зверей, лев, охотясь в лесу, раздавил гнездо
жабы. Жаба побежала к своим друзьям. Навозный жук вздохнул и сказал: "Что
я могу? Ничего! Разве только пролечу под носом у льва, и он зажмурится."
"А я - сказал ворон, - как только он зажмурится, подскочу ко льву и выклюю
ему глаза". "А я, - сказала жаба, - когда лев ослепнет, заквакаю над
пропастью, и лев в нее свалится." И так они это сделали, как ты слышал.

Киссур молча ждал, памятуя, что за всякой басней следует мораль.

- Можно, - сказал Арфарра, - арестовать Чаренику и осудить Нана. Но в
ойкумене - тридцать две провинции, и в каждой из этих провинций высшие
чиновники - друзья Чареники и Нана. Вчера эти люди помогли мне
расправиться с Андарзом, сегодня - с "красными циновками", завтра помогут
мне расправиться с Чареникой, а послезавтра - с Компанией Южных Морей. Что
ты хочешь? Чтобы ставленники Нана сражались вместе против государя, как
жабы и жуки - против льва, или чтобы они помогали государю казнить самих
себя?

- Я хочу, - сказал Киссур, - чтобы в ойкумене не было ни богатых,
склонных к своеволию, ни бедных, склонных к бунтам, и если эти люди поедят
себя сами, это сильно сбережет силы.

- Тогда, - сказал Арфарра, - ты пойдешь вычистишь кровь под ногтями,
и сделаешь, как я скажу.

В это самое время, когда Арфарра объяснял Киссуру методы
справедливого правления, а в городе догорали последние головешки крытого
рынка, - в это самое время на женской половине изрядного дома Чареники,
бывшего министра финансов, под большим солнечником, сиречь тафтяным
навесом, обшитом кружевами и камчатыми кистями, Янни, дочь Чареники, со
своими подружками разбирала и строила наряды. Тут же, под солнечником,
ползали ее служанки, кроя новую атласную кофточку с запашными рукавами,
улыбаясь, по глупому девичьему обыкновению, и хихикая.

- Это, - говорила Янни, - разглядывая розовое тафтяное платьице, я,
пожалуй, пошлю бедненьким, - вон как протерлось. А это, если хочешь, отдам
тебе. Смотри, какие глазки у ворота. Если обшить подол лентами, и вон тут
обшить, так вообще незаметно, что носили. Хочешь?

- Да, очень хорошенькое платье, - отвечала Идари, ибо именно к ней
обращалась дочь министра. Идари никогда не бывала в такие ранние часы у
подруги. Но три дня назад бунтовщики сожгли шестидворку, в которой она
жила, дед и тетки куда-то пропали, а сама Идари с младшей сестрой бродила
по улицам. Вчера какой-то варвар долго на них облизывался, а потом
все-таки отвел к Чаренике. Обо всем этом Идари не очень-то рассказывала.

Вдруг в саду поднялся шум: зазвенели серебряные колокольчики,
приветствуя высокого гостя, затопали слуги, раскатывая по дорожке красный
ковер... Идари и Янни подбежали к перилам и увидели, что по красному ковру
идет отец Янни, Чареника, а рядом с ним, опираясь на резной посох, тощий
старик в богатой ферязи первого министра. На повороте дорожки под ковром
сидел корень дерева. Арфарра зацепился посохом за корешок, уронил посох и
сам чуть не упал. Чареника бросился за посохом, чуть не въехал в землю
носом, подхватил посох, отдал хозяину, и стал усердно пинать проклятый
корень ногой. "Немедленно спилить!" - кричал Чареника.

- Ишь, цапля, - сказала с досадой одна из служанок, и пошла, пошла
бочком, подражая стариковской походке. - Вчера пришел, ничего не ел -
поваров-то всю ночь пороли!

- А когда в тюрьме сидел, - фыркнула Янни, - у Идари пирожки
выпрашивал. Клянчил!

Идари покраснела. Она хотела сказать, что, во-первых, Арфарра не
клянчил никаких пирожков, - она сама их принесла, а, во-вторых, она вовсе
не для этого рассказывала об этом Янни. Но Идари только опустила головку и
промолчала.

Надобно сказать, что на женской половине дворца мало что знали о
происшедшем в городе, а только слышали, как Чареника ругает Арфарру самым
последними словами. Идари - та очень тревожилась о судьбе Киссура. Но она
знала его только под именем Кешьярты, юноши с льняными волосами и голубыми
глазами. А про Киссура, нового фаворита, на женской половине знали только
то, что у него во рту шестьдесят два зуба, и уши срослись за затылком.

Час прошел за хихиканьем, а потом Янни позвали к отцу. К девушкам
Янни не вернулась, заперлась в своей комнате. Идари прошла к ней. Янни
лежала, уткнувшись носиком в кружевные подушки, и рыдала. Идари стала ее
утешать. Янни перебралась с подушек на плечо Идари и сказала:

- А этот человек, Арфарра, - ты с ним говорила? Он совсем противный
старик?

Идари поглядела на подругу и осторожно сказала:

- Он совсем как кусочек сухой корицы, и в нем много хорошего. Я бы
хотела, чтобы у меня был такой дед.

- Дед! - сказала Янни, - отец велит мне идти за него замуж!

Янни была, конечно, невеста Шаваша: но тот был фаворит опального
министра и больше, чем покойник, и ничего Чареника в этот миг так не
желал, как доказать свой разрыв со всеми этими бунтовщиками.

- Но ведь он же монах, - сказала Идари.

Янни заплакала еще громче.

Арфарра, действительно, был когда-то монахом-шакуником, но это ничего
не значило. Во-первых, постригли его насильно, и клятвы за него давал
другой человек, так что потом, когда Арфарра стал араваном Варнарайна, в
монахах числили того, кто повторял клятвы. А во-вторых, монахи-шакуники
все равно стали, по указу государыни Касии, мирскими людьми.

- И когда же свадьба, - спросила Идари.

- Сегодня, - всхлипнула Янни, - в час Росы, потому что-де завтра
государь объявит траур по погибшим, и свадеб не будет три месяца! У меня
нет даже времени сшить новое платье!

И от этой, последней обиды, Янни окончательно разревелась.

Идари выглянула в окошко: были уже сумерки, небо было как бы
расписано красными лопухами, - пожар в городе продолжался третий день.
Идари подошла и обняла подружку.

- Ты счастливая, - сказала Янни, - бедняки выходят замуж, за кого
хотят.

- Нет, - сказала Идари, - я дала тебе клятву.

- Кто же, - возразила Янни, - знал, что отец выдаст меня за старика,
да еще и палача вдобавок? Не надо мне твоей клятвы.

Идари молчала. Ей было все равно, за кого идти.

- А как ты думаешь, - спросила Янни, - если я выйду замуж за этого
палача, я сумею сделать так, что Шаваша помилуют?

- Не думаю, - сказала Идари, - наоборот, его тогда совершенно убьют.

Вечером была свадьба: бог знает что за угодливая свадьба! Янни и
Идари сидели за занавеской. Арфарра сидел бок о бок с Чареникой в паллии,
вышитом лазоревыми цветами по голубой земле. На голове у него была
парадная шапка первого министра, с широкой каймой. На кайме сидело шесть
птиц, шитых жемчугом, а с каймы свисали лапки с золотыми репьями. Арфарра
снял шапку и подкидывал одну из лапок. Ел он мало, и опять было ясно, что
опять станут пороть поваров. Всем гостям было очень весело. Через час Янни
пискнула и упала в обморок. Девушку унесли, и Идари пошла за ней.

К ночи поднялся шум: жениха провожали в опочивальню. Янни заплакала и
сказала:

- Право, скажи, что я сегодня нечиста, будь вместо меня!

В пустой опочивальне Идари забилась под подушку и тоже стала плакать.

- Ты что здесь делаешь?

Идари обернулась и обомлела: над ней, высоко подняв рогатый
светильник, стоял Кешьярта, - в боевом кафтане городской стражи, помятый и
немного мокрый.

- Я, - сказала жалобно Идари, - вторая жена вашего начальника. Янни
просила меня сказать, что она нынче нездорова, и что я вместо нее.

Киссур покраснел от гнева, а потом выронил светильник, упал на
постель поперек Идари и стал хохотать, как сумасшедший.

- Что вы делаете, - заверещала Идари, - сейчас сюда придет первый
министр!

Киссур вцепился в ворот кафтана и продолжал хохотать:

- Вот так зятек, - кричал он, - вот так зятек! Ох как я его повешу!

Чареника, бывший министр финансов, всячески желая доказать свою
преданность, забыл упомянуть на женской половине, как о детали совершенно
несущественной, что господин Арфарра отказался от звания первого министра
в пользу Киссура. А Киссур, в свою очередь, опоздал к свадьбе, так как
негодяи из красной слободы сильно задержали его, и в начале пира Арфарра
сидел за столом посаженным женихом, как это часто делают.

На следующее утро Арфарра явился поздравить молодых, и уединился с
Чареникой. Эти двое провели брачное утро вдвоем за бумагами, и от этого
взаимного удовольствия были счастливы.

Когда они выходили из кабинета, им попалась бабка в полосатой кичке и
сказала, что Киссур купается в пруду и от счастья помял угол беседки.
Арфарра улыбнулся, потому что он не очень-то понимал, как можно быть
счастливым из-за женщины, если ты - первый человек в государстве. Чареника
сказал:

- Это хорошо, что Янни ему понравилась, потому что часто браки,
заключенные ради блага государства, кончаются несчастиями из-за холодности
жениха. Ведь у него не было никаких других привязанностей?

- Совершенно не было, - ответил Арфарра.

После этого Арфарра покинул Чаренику, спустился в сад и присел на
мраморный пенек, щурясь и улыбаясь, как кот на солнышке. Тут из-за
беседки, увитой глициниями, вышла девушка, и Арфарра узнал в ней девушку
из Небесной Книги. Арфарра улыбнулся, вспомнив, как она неделю назад,
пряча глаза, совала ему в руку корзинку. Как он тогда ее напугал! Что он
посулил ей тогда? Хорошего жениха? "Если б - подумал Арфарра, - я ее
встретил тридцать лет назад, я бы женился на ней. Может, и сейчас не
поздно?" И Арфарра вдруг странно вздохнул, вдруг поняв, что, вероятно,