Чтение 71–й страницы книги ~Колдуны и министры~

взяточников, земледельцев и торговцев. Так что он, конечно, будет хорошим
государем.

Тут послышались голоса: на веранду вошел Киссур, разряженный и
улыбающийся, и с ним под руку - вторая его жена, Идари.

Янни как-то странно вытянула голову, сложила губки раковинкой и
сказала:

- Милая! Эта девка совсем запуталась, как сделать кофточке
зарукавник; покажи ей, ты так хорошо исполняешь все обязанности служанок.

Идари отошла к лавочке и стала показывать служанке, как шить
зарукавник, а Киссур и Янни смотрели на нее, улыбаясь.

Если бы Янни знала, что, в представлении Киссура, хорошая жена должна
обшивать себя и мужа, стряпать и никогда не перечить высшим, то она, верно
бы, вырвала иголку из рук Идари и все дни проводила б у очага и ткацкого
станка; но в представлении Янни женщина с загрубевшими от работы руками
была лягушкой в глазах мужчины, а Киссур ей ничего не говорил.

Принесли чай и сладости. Янни села Киссуру на колени и стала поить
его из своей ладошки, а потом взъерошила кружево на рукаве и сказала:

- Какое хорошенькое запястье! Это из храма черных шапок?

Киссур снял запястье со своей ручищи и надел его на ручку Янни.

- Нет, - сказал он, - это подарок одного достойного человека из
города Шукки, кстати, друга твоего отца. В этом городе якобы были запасы
зерна - я приказал доставить их войску. Этот человек кинулся ко мне и
умолял отменить приказ, потому что зерно было роздано голодающим. Очень
совестливый и честный человек. А запястье это, с прочей рухлядью,
выкопали, представь себе, у дерева, когда рыли канавку у его палатки. Он
подарил мне этот сундучок из любви, сказал: "Зачем он мне - этим все равно
не накормишь народ".

Тут Киссур глянул в угол и увидел, что Идари сидит, опустив глаза, и
больше не шьет.

- Я, - продолжал Киссур, - полюбил этого человека и поставил его
наместником в Кассандане, чтобы иметь там справедливость. А теперь, можешь
ли поверить, - этот негодяй Арфарра говорит, что я взял от этого человека
взятку и нарочно затеял смуту в Кассандане, чтобы посадить туда
наместником человека, давшего взятку! Арфарра - пес, который не знает, что
такое дружба, и называет подарок - взяткой!

Чареника облизнулся. Янни сидела на коленях Киссура и все так же
перебирала его длинные волосы. Утреннее солнце пробивалось сквозь шторы,
плясало в золотом шитье и в росписях карнизов. Киссур поглядел на свою
вторую жену и увидел, что она совсем наклонила головку. Киссур вдруг
вскочил.

- Клянусь божьим зобом, - заорал он, - это действительно была взятка!

Киссур вылетел из-за стола и затопал по лестнице. Идари - за ним.
Чареника бросился к окну: со двора неслись бешеная ругань и ржанье,
заверещал попавший под плетку конюх, захрустел под копытами гравий.
Чареника пожевал губами и произнес:

- Если бы этот человек был умней, он не взял бы сундучка. А если бы
он был глупей, то я бы сделал его государем.

А дочь Чареники, Янни, зарыдала и сказала:

- Он не любит меня! Он любит Идари!

Это замечание, право, нельзя было назвать логичным выводом из
происшедшего, но оно несомненно доказывало, что душу бедняжки Янни и душу
государыни Касии пекли в разных печках.

Советник Арфарра сидел в своем кабинете за столом. На нем была желтая
шапочка, стянутая вокруг головы шнурком, и бархатный
кафтан-четырехрукавка. На одной стороне кафтана были вышиты лисы, на
другой - олени.

- Я, - сказал Киссур с порога, - негодяй и болван! Это действительно
взятка.

Арфарра поднял голову. В дверь вслед за Киссуром лезли всклокоченные
рожи, с глазами, круглыми от страха за начальство. Арфарра махнул рукой:
рожи сгинули.

- Что же, - продолжал Киссур, - эта взятка и прочее, - действительно
стала причиной восстания в Кассандане?

Арфарра дописал какую-то бумагу, посыпал ее песочком, стряхнул
песочек в корзинку и улыбнулся:

- Вообще-то, - сказал Арфарра, - когда от наместника требуют
заплатить установленные государством подати, это не должно быть поводом
для восстания. Но в сложившихся обстоятельствах - да.

Киссур смотрел на него в упор своими наглыми голубыми глазами.

- Сколько еще взяток я взял?

- Ты лично или...

- И так и так.

Господин Арфарра снял со стола одну из папок и протянул Киссуру. Тот
открыл папку и стал читать. Листы в папке были исписаны в стиле "молодых
ростков" четким почерком Арфарры, с примерными цифрами и краткими
разъяснениями. Киссур читал, пока солнце не перебралось с одной половины
дня на другую. Наконец Киссур встрепенулся и сказал:

- Однако! Для кого вы приготовили эту папку?

- Для тебя. Я знал, что ты придешь.

Киссур встал и начал расхаживать по кабинету взад и вперед. Потом он
остановился перед Арфаррой и с тоской сказал:

- Этот чиновник из Шукки... Я ведь не глупец, советник! Но он был так
щедр, чистосердечен. Шутил: "Зачем мне деньги? Все равно богатство, не
употребленное на подарки и пиры, приносит владельцу несчастье!" Это было
совсем не как взятка чиновника, а как дар благородного сеньора! Вы не
представляете, насколько это было похоже!

- Да, - промолвил Арфарра, - это ужасно похоже.

- Почему же вы не объяснили мне? - спросил Киссур, выпучив глаза на
папку. - Вы же ясновидец. Почему не предупредили заранее?

Арфарра засмеялся.

- Киссур, - сказал он, - если объяснить очень умному человеку правила
игры в "сто полей", он не начнет играть хорошо, пока сам не сыграет тысячу
партий. Вы полагали, что взяток брать не следует, а что дают их так:
подходит к вам негодяй с грязными руками, и со ртом, похожим на арбузный
ломоть, и говорит: "Вот взятка! Возьми!" Это, конечно, тоже бывает.

Арфарра помолчал и продолжил.

- Вот это-то я и имел в виду, Киссур, когда говорил, что опасно, если
первым человеком в государстве становится выскочка, варвар или повстанец.
Он может быть весьма умен: но люди вокруг тоже умны, и вдобавок опытны.

- А что бы, - спросил Киссур, - сделал господин Нан, если бы этот
чиновник из Шукки подарил ему сундучок?

- А этот чиновник из Шукки, - сказал Арфарра, - уже дарил Нану
сундучок. За неделю до мятежа господин Нан утвердил план строительства
нового канала от Идена до Кассанданы. Было много охотников получить подряд
на этот канал, и этот чиновник с сундучком был в их числе.

Арфарра замолчал и долго мешал угольки в жаровне.

- Есть вещи, - продолжал старик, - которые нельзя уничтожить, но
можно направить к добру или злу. Не думаю, что кто-либо, когда-либо, в
каком угодно государстве получит подряд на такой канал без взятки. Но ни
мне, ни господину Нану этот чиновник никогда бы не предложил сделать его
наместником Кассанданы. И разница между плохим и хорошим государственным
устройством заключается не в том, берут или не берут чиновники взятки, а в
том, чего достигают с помощью взяток - строят каналы или вызывают
восстания.

Киссур сидел, как мышь под дождем.

- Не стоит отчаиваться, - сказал Арфарра. Вот если б ты послушался
советов Чареники и превратил бы ойкумену в пустыню и назвал бы это
справедливым правлением, а потом догадался, что сделал противоположное
тому, что хотел, - вот тогда был бы повод к отчаянию.

Наступило долгое молчание. Киссур, опустив взгляд, следил, как по
ножке стола в солнечном луче ползет паучок. Вдруг он поднял голову:

- Но ведь я хотел сделать только то, что вы сами хотели сделать
четверть века назад!

Арфарра вздрогнул, а на щеках его вспыхнули два красных пятна.

- Как вы могли разувериться в том, за что отдали жизнь? За что народ
называет вас богом-хранителем! Ничто на земле не может заставить человека
отказаться от самого себя!

Арфарра молчал довольно долго и потом сказал:

- Когда-нибудь я тебе объясню, что заставило меня поумнеть. Но это
будет такой неприятный разговор, что на сегодня с тебя хватит.

Осень быстро кончилась, началась холодная, дождливая зима. Это была
самая счастливая зима в жизни государя Варназда. Мятежник Ханалай сидел в
Харайне тихо, как лягушка подо льдом. В Верхний Варнарайн Арфарра послал
вместо армии трех умных чиновников и сорок мешков денег и так умело повел
дело, что весь выборный совет из-за этих сорока мешков передрался.
Кажется, договорились, что республика Варнарайн будет иметь полный
суверенитет внутри империи, или неполный за ее пределами... государь не
вникал.

Войско Киссура стояло под столицей и кормилось за казенный счет.
Киссур полагал это безумием: даже князь держит дружину, чтобы добыть с ней
богатство: что же государь держит дружину, чтобы проедать казну?

Противу правил Варназд часто бывал во дворце своего министра. Однажды
он стоял у азалий на берегу пруда и вдруг заметил на дорожке слугу с
рогожной корзинкой. Слуга увидел его и смутился. Варназд приказал открыть
корзинку: в ней копошилась пара щенков.

Слуга сказал, что это ощенилась большая белая собака, помесь волка и
волкодава, которая раньше жила с Арфаррой в горах. Она отстала от Киссура
по пути в столицу, а через месяц объявилась вновь. Теперь она жила с