строительства общественных дамб, он понимал, что деревня потеряет на этом
неделю - и это в пору сева. Но к вечеру все было готово.
Иршахчана: "Если в общине едина воля крестьянина и чиновника, жреца и
ремесленника - чего не может свершить такая община".
конец цитаты: "А чтобы воля была едина, должно быть единым и имущество".
для особых поручений и вместе с ним - двое тощих, в зеленых паллиях,
монахов-шакуников.
обманщики.
подземных рек, а души чиновников стояли у них в подземельях в хрустальных
кубышках. Разобьешь кубышку - и нет человека. Кроме того, монахи сперли из
Небесной Управы зеркало Иршахчана и шпионили в него за каждой травкой на
земле и каждой звездой на небе, что подобает лишь Иршахчану.
как храмовые колдуны обманули восставших Кузнецов и разжирели с краденого.
Монахи интересовались падающими звездами и небесными знамениями вообще.
Староста хмурился:
как - грешники. - И прибавил: - А мы тут на мирской сходке решили: синюю
краску теперь покупать у храма.
крестьян упавшую звезду. Напомнил закон:
свободна от наказания. Если не выдадут, то наказанию подлежит вся община."
сгорит, как этот доклад.
ничего не видел. Я больше доверяю наблюдательности крестьянина, нежели
воображению астролога...
был рад. Он сам понимал: ни одно небесное тело не может упасть на землю по
такой траектории - природа покамест не удосужилась снабжать метеориты
веслами, как лодки. Мало ли глупостей примерещится одинокому монаху,
торчащему ночью у телескопа! Если из-за единичного наблюдения
пересматривать закон тяготения, - вся астрология обрушится непоправимо,
как обрушился, подмытый весенними водами, берег в Козьем-Гребне, мимо
которого едет лодка.
собирал в горах лесной лак и вернулся промокший и грязный. Шума был
мирским сиротой. Каждый попрекал его лишним куском хлеба. Мир пока не
давал ему поля, а деревенский староста отказался послать его в городское
училище: чиновник из сироты - как пасечник из медведя.
короб:
всю тлю на семь суней в округе вывели. Тоже мне - для мира.
позвал сироту Шуму и сказал, что отдаст ему синюю куртку сына, если тот
отвезет на базар горшки. Раньше гончары на базар не ездили, а сдавали всю
продукцию деревенскому чиновнику, а тот уж оделял крестьян горшками, а
гончара - рисом. Но в Погребицах гончар трудился для общества только с
тем, чтобы не выходить на государственное поле, а остальную посуду возил в
столицу провинции, Анхель, - за два дня можно было обернуться туда и
обратно. Куртка была еще новая, и трех лет не прошло, как сшили.
день народом: перед центральной управой вешали злоумышленника. Шума
заприметил лучшие места, откуда можно было посмотреть не только на
преступника, но и на самого экзарха, обязанного присутствовать при
восстановлении справедливости. Места, однако, с нынешнего года были
платные. Поэтому Шума прошел, будто по делу, во двор маслодельной управы,
перемахнул через стену в саду и попал на площадь даром. По дороге он
заметил в саду в куче мусора лепешку, совсем хорошую лепешку, только один
угол сильно оборванный; подивился городским нравам и прибрал было лепешку
на обед, однако не выдержал и съел сразу.
камней больше, чем народу. Люди были недовольны тем, что места платные.
бантом казенной певички, - простой народ бывал на суде, а не только на
казни. Это ж насколько справедливей. И как раз поучиться, как они все
выясняют.
далеко-далеко напротив Шумы под роскошный балдахин вступал человек. На
человеке была белая нешитая одежда государева наследника и поверх -
шелковый паллий. Тысячи человечков, вытканных жемчугом и золотом,
сливались на подоле паллия у ног экзарха в сплошной узор, прыгали,
смеялись, - а над ними шли ветви золотого дерева. "Правду говорят, что
власть тяжела, - подумал Шума. - Один паллий, наверно, полпуда весит".
народом за справедливость и честность. Толпа восторженно кричала. Экзарх
улыбался в ответ: он улыбался все время, потому что на лице его была маска
из рисовой муки. Шума не отрывал глаз от серебристой шапки на голове
наследника, формой напоминающей яйцо со срезанным дном.
Толпа подхватила слова.
розовой будке.
шагов. Ширина посередине - двадцать шагов. Форма - как цветок белозубки,
или как яичко в подставке, или... - Шума понизил голос, - как шапка на
голове господина экзарха, только без единого украшения. Крестьяне утаили
ее от государства и похоронили в заводи Козий-Гребень.
Иршахчану, чтоб Небесный Государь мог проследить за земными чиновниками. А
то они совсем распояшутся.
рукав. - Скоро грудные младенцы станут писать доносы. И откуда только они
деньги берут?
остановился у подножья управы, Шума, толкаясь и крича, кинул свою бумагу в
корзину поднимавшемуся по ступеням начальнику. Другую бумагу он опустил в
жертвенник, и та полетела вниз, к подземному огню, чтобы потом дымом
взойти на небеса.
попавший в бутыль. Рядом с ним стоял бывший деревенский кузнец, недавно
уехавший в город.
не надо. Государь Иршахчан и так видит в зеркало, что творится на свете.
Сжег бы чистый лист, и все. Это писцы норовят побольше слупить с
деревенского парня.
блюд и порядка их следования. Подали и верченую курицу, и барашка
пластами, и луковник, и масляную разварку, и сыры губчатые, и даже в
лепешки напихали требухи, словно праздник. Одно слово: Нижний Город!
Шума и сам видел, что тот живет неплохо: штаны камчатые, кафтан каразея,
на поясе серебряная ложка.
староста говорит: в Нижнем Городе всякий либо нищий, либо вор. И харчевня
- воровская. Всем известно: всякий богатый - либо вор, либо наследник
вора.