морщился, тряс головой, но скоро не выдержал:
затем огласил приговор:
обсудив по закону и совести обвинение, выдвинутое преподобным Вилибальдом
Цвингером против странствующего мастера Ганса, по прозвищу Крысолов,
признали его обоснованным и истинным. Доказано, что имело место совращение
детских душ к недостойным и опасным занятиям. Ганс Крысолов оставлен в
сильном подозрении в связях с врагом господа и рода человеческого. Вместе
с тем, услуга, оказанная означенным Гансом городу, велика и несомненна.
Приняв во внимание все это, а также памятуя, что буллой святого отца
нашего строго повелено, чтобы никто под угрозой изгнания не обучал и не
учился подобным мерзостям, суд постановляет: обвинение в малефициуме с
вышеупомянутого Ганса Крысолова снять, за прочие же проступки приговорить
его к позорному столбу и изгнанию из пределов города, - секретарь
остановился, глянул исподлобья на бледного Ганса, а потом продолжал: - В
отношении нищего бродяги, именующего себя Питером, достоверно установлено,
что он, предав душу дьяволу, перекидывался диким зверем и творил на
дорогах разбой. Посему решено его, как злого и нераскаянного малефика,
предать смерти на костре. Предварительно его должно подвергнуть пыткам,
тело вервольфа будет разодрано железными когтями, подобно тому, как он сам
раздирал своих жертв. Прочих же, учитывая нежный возраст и полное
раскаяние, наказать плетьми и отдать в опеку родителям.
из магистратуры. Здесь на ступенях было вделано в стену кольцо. На нем
висели кандалы, в которые заковывали несостоятельных должников и всех тех,
кого магистрат приговорил к позорному столбу. Палач быстро заклепал
железные кольца на запястьях Ганса. Теперь Ганс был словно распят у стены.
Рядом на специальном крюке висела плеть. Каждый имел право ударить
приговоренного.
Какая-то женщина, невысокая и худая, подскочила к Гансу вплотную, сорвала
к крюка кнут.
Вот так! - багровый рубец прочертил щеку Ганса. - Вот так! - женщина
ударила еще раз, плюнула Гансу в лицо и, бросив плеть убежала.
крошки Мари.
и быстро ушел.
пыток. Рядом рыли яму, чтобы поставить столб, вокруг которого сложат
костер.
Святой отец гулял с собачкой. Маленький белый песик крутился вокруг ног,
высоко подпрыгивал, стараясь достать хозяйскую ладонь. Цвингер подошел
поглядеть на Ганса. Губы растянула улыбка.
Цвингер усмехнулся, взял плеть, размахнулся... В то же мгновение собачка,
подпрыгнув, вцепилась зубами в его руку. Патер с проклятьем отшвырнул
собачку, зажал рану ладонью и исчез в своем доме.
обход. Ганс стоял, прижавшись к стене, пытаясь сосредоточиться. Он теперь
знал, что делать. Правда, дудочка осталась в тюрьме, да и руки к лицу
поднести невозможно, но раз надо, то он справится и так. Завтра, когда
Питера выведут из башни, отовсюду слетятся тучи белых бабочек. Они будут
кружиться вокруг Питера, покроют белым ковром костер. Люди должны понять,
что мальчик ни в чем не виноват. Но если и знамение не образумит их, то
придется действовать жестоко. Не дай бог палачу коснуться Питера, в тот же
миг с башни собора сорвется ястреб, несущий зажатую в когтях змею. Горе
тем, кто хочет чужой смерти. Горе тому городу, где можно казнить ребенка.
Он наведет на Гамельн все земные напасти: волков, лесных муравьев, крыс...
Ганс дернулся и застонал от отчаяния, обиды и бессилия. После того, что он
сделал сегодня, послушает ли его хоть кто-нибудь?
разглядел Вольфа Бюргера. Магистр подошел, бросил на ступени котомку и
посох Ганса. Вытащил молоток, сбил кандалы с одной руки Ганса, потом с
другой. Второй удар пришелся неточно, на левом запястье остался железный
браслет.
десять лет. Я опасаюсь, что завтра ты наделаешь глупостей, и нам придется
казнить тебя, а от тебя есть польза, ты хороший мастер и, значит, должен
жить.
произвол судьбы?
Ганс. Ты видишь только себя самого и лишь себя слушаешь. Ты забыл, что мы
тоже люди и это наши дети. Палач города Гамельна кнутом убивает быка, но
может, ударив сплеча, едва коснуться кожи. Повторяю - это наши дети. Они
провинились, их надо больно наказать, но без вредительства. А хорошая
порка на площади еще никому не вредила.
предусмотрел все. По закону ты имеешь право основать цех. Я дам тебе
ученика. Ты уйдешь из города вместе со своим вервольфом. Я даже не
спрашиваю, я знаю, что ты уйдешь. Ты слышал, к чему приговорен Питер, и,
чтобы спасти его, ты побежишь от стен так быстро, словно за тобой гонятся
все те волки, в которых будто бы умеет перекидываться твой ученик.
отпер дверь, вошел внутрь и через несколько минут вернулся, таща
упирающегося связанного Питера. Ганс распутал веревки, и мальчик прижался
к нему, часто вздрагивая.
полуразрушенную стену, скатились вниз по откосу. Силуэт стоящего на стене
Вольфа Бюргера четко чернел над ними.
знаю, ты тоже честен и не будешь мстить городу.
городских стен. Укрывшись среди деревьев, Ганс смотрел на крыши Гамельна.
Его исчезновение, конечно, давным-давно замечено, а сейчас, наверное
обнаружили, что бежал и Питер. Вольф Бюргер, пылая притворным гневом,
объявляет горожанам, что замки и цепи целы, но преступник ушел. Лицо
Бюргера озабочено, но в душе он смеется и над людоедской жестокостью
Цвингера, и над простофилей Гансом.
знать. Вольф прав, он не должен был вторгаться в мирную жизнь города, ведь
это действительно их дети, а уж кои так вышло, то надо немедленно уйти, и
чем скорее его забудут, тем лучше, и для него, и для детей. И все же уйти
Ганс не мог. Каждый удар отзывался в нем болью, он ощущал детский страх и
стыд и чувствовал, как с каждым взмахом кнута на городской площади уходит
из него драгоценная сила. Он убивал, чтобы выручить этих детишек, и
обманывал ради них, а теперь он их предал - и тоже ради них самих.
землю. Потом он встал и пошатываясь, побрел вглубь леса.
этому миру - обыкновенный прохожий, без дела идущий неведомо куда.
Остановила его мысль, что он забыл что-то важное. Ганс присел на камень,
достал из сумки дудочку, беззвучно перебрал пальцами по отверстиям, потом
размахнулся и забросил ее в кусты.
Мари.
больше идти.
ветку, тщательно разжевал горькие листья и приложил зеленую кашицу к
больному месту. Когда он, кончив лечение, поднял голову, то увидел, что
вокруг стоят все его ученики: Анна, оба Якоба, Лизхен с Гансиком, и
щеголеватый Людвиг, и все остальные, кого он не успел запомнить по имени,
но любил больше всего на свете.
Дети ушли к нему из-под строгого надзора через полчаса после экзекуции.
Просто так им это не удалось бы, наверняка они воспользовались его наукой.
Но в городе уже спохватились, скоро вышлют погоню. Этого Ганс не боялся,
он снова ощущал в себе силу и знал, что если захочет, то ни одна ищейка не