Святослав ЛОГИНОВ

МЕД ЖИЗНИ

Хоть не пил он, а только хотел.

Л.Кэролл

- Мед жизни сладок и горек одновременно, в нем собраны ароматы всех
цветов, морозный свет горных вершин и тьма морских провалов. Он холоден и
горяч, в нем сошлись все противоположности...

Гоэн - седобородый рыцарь Опавшего Листа обвел взглядом слушателей.
Никто не шевелился, все молча и торжественно внимали с детства знакомым
словам. Слова были как песня, как причащение перед битвой.

- Бархатные шмели собирают сладкий оброк с садов и гречишных полей
Резума. Лесные пчелы гудят в чащах непроходимого Думора. Хищные осы копят
росистую свежесть ковылей Нагейи, острую и летучую, как они сами, - при
этих словах Зеннах - Свистящий рыцарь, молча сверкнул черным глазом и
приподнял бровь, изогнутую как сабля. - Ледяные шершни вьюгой облетают
торосы безжизненного Норда в поисках снежного цветка. Мириады их истаивают
в пути, но последний приносит каплю ледяного нектара. Так рождается мед
жизни. Медленно созревает он, и никто не осмеливается приблизиться, боясь
нарушить великое чародейство...

- Фартор! - слово это, не сказанное никем, прозвучало резко и грубо,
прервав рассказчика. Оно словно пригнуло к земле засохшие деревья, песок
перестал сыпаться с выщербленных скал, а сидящие рыцари сдвинулись теснее,
ища друг в друге поддержки. Тяжеловесный Хум - рыцарь Соли прижался
доспехом из задубевшей кожи к сверкающему плечу Турона, и рыцарь Ледяного
Меча не заметил прикосновения своего извечного противника. Зентар - юный
рыцарь Первой Травы тревожно оглянулся, но спесивый Бург - рыцарь Стен
сдержал насмешку и сделал вид, что ничего не заметил. Недвижим и
безучастен остался лишь рыцарь Солнечного Луча. Этот витязь был окружен
глубокой тайной: никто не ведал, откуда он пришел, где живет, по праву ли
носит свой девиз. Знали лишь его имя - Виктан. Рыцарь Солнечного Луча
являлся и исчезал беспричинно, ни один человек не мог предугадать его
поступков, не знал пределов его силы. Но то, что сегодня и он был здесь,
внушало уверенность. И медлительный Гоэн продолжил рассказ, словно не
принесло только что ветром имя врага.

- Мед жизни содержит все качества, известные и неведомые. Свойства
соединяются в нем, не гася друг друга. И произойти это может лишь в
местности, лишенной качеств. Только отсюда мед жизни не получает ни единой
своей частицы. Это Блеклый Край, инертный и пустой. Он скучен, но все же
жизнь зависит от него, поскольку здесь стоит чаша, в которой зреет наш
мед. Раз в год, в день весеннего равноденствия, чаша переполняется, и мед
проливается на землю. Суть жизни возвращается миру. Небо наливается
синевой, леса наполняются живностью, люди - силой. Дружба укрепляется
радостью, вражда - благородством. Жизнь оплодотворяет саму себя, и лишь
Блеклый Край ничего не получает от праздника бытия. Здесь всегда пасмурно,
но никогда не идет дождь. Бесплодная равнина тянется на много недель пути,
на ней не растет трава, и никто не живет...

- Фар-р-ртор-р!.. - продребезжало среди камней.

- ...и никто не живет, - упрямо повторил сказитель, - ибо даже единый
испачканный взгляд может извратить чудесные свойства чистого меда.
Рассказывают, что испробовавший меда постигает смысл бытия и видит суть
вещей. Тайное становится отрытым для него, а в простом он видит неведомые
другим бездны. Но за все прошедшие века ни один мудрец не посягнул на
общее сокровище.

- Ф-ф-фартор!.. - прошипело за спиной, словно плеснули водой на
раскаленную жаровню.

- Единая капля, текущая на землю из каменной чаши, возвращает силу и
здоровье немощному и может, как говорят, оживить мертвого. И все же
созревший мед свободно разливается по свету, поскольку ни один человек не
осмелился продлить свои дни за счет всеобщей жизни.

- Фар-тор!!! - набатом ударило отовсюду разом, так что нельзя было не
обратить внимания на этот гром, остаться безучастным и сделать вид, будто
ничего не происходит.

Гоэн вскочил, меч его, не кованный, а выращенный лесными харраками,
прочертил над головами огненный круг.

- Ты можешь не трудиться, повторяя без конца свое имя! - крикнул
Гоэн. - Я хорошо слышу. Я не знаю, кто ты и каков из себя, но клянусь, что
кем бы ты ни был, через день тебя здесь не будет. Мне даже жаль тебя - ты
затеял бессмысленное дело и сам знаешь это. Неужели ты надеешься победить
все силы вселенной разом? - Гоэн опустил меч. - Молчишь? Ты правильно
сделал, что умолк. У тебя еще есть время до завтрашнего утра. Но берегись,
если утром мы увидим, что путь к чаше закрыт.

Ответа не было. Старый воин оглядел сереющие окрестности, а затем на
правах старшего, распорядился:

- Рыцари леса разводят костер, горожане готовят ужин. Остальные
выделяют добровольцев - быть ночной стражей.

В словах Гоэна не было обиды или унижения. Все знали, что в Блеклом
Краю не у всякого загорится огонь, и уж тем более не просто накормить
воинов там, где пища лишена вкуса. Поэтому гордый Бург распустил ремни на
мешке и начал доставать провизию, а сам Гоэн и рыцарь Шш, бывший не
человеком даже, а покрытым замшелой корой лесным духом, отправились за
валежником.

- Кто согласен караулить ночью? - спросил Хум. - Я думаю - достаточно
троих.

Тотчас поднял руку Зентар. Юный рыцарь Травы не представлял, как
можно улечься спать накануне первой в своей жизни битвы. Вторым стал
Бестолайн - рыцарь Бездны. Лучшего сторожа нельзя было и пожелать. Жизнь
под землей лишила Бестолайна глаз, но обострила слух, так что в самые
темные ночи рыцарь Бездны чувствовал себя уверенней всего. Об этом воине
легенд ходило, пожалуй, еще больше чем о Виктане, а знали о нем еще
меньше. Нельзя было даже с уверенностью сказать - человек скрывается под
черненым панцирем или одно из мрачных подземных существ, принявшее людские
законы и получившее имя рыцаря. Но сегодня его тайна не тревожила -
главное, что он был вместе со всеми. Третьим караульщиком вызвался Виктан.

В Блеклом Краю не бывает закатов, просто привычный сумрак сгустился
сильнее, и стала ночь. Огонь костра не рассеивал ее, не помогал видеть. Те
из рыцарей, кто мог и хотел есть, придвинулись к котлу. Двое рыцарей,
опрометчиво давшие обет поститься до самой победы, отвернулись, чтобы не
смущать себя видом яств, поскольку припасы Бурга были вкусны даже здесь.
Шш задумчиво ковырял сучком в зубах. Людская пища была ему не по вкусу, и
вообще, он мог не есть месяцами. Недвижим остался и Бестолайн. Забрало его
шлема, сплошного, без прорезей для глаз, никогда не поднималось и,
кажется, было приварено к нащечникам. Зато Виктан вовсе снял шлем, так что
все могли рассмотреть его, хотя и не принято было глазеть на рыцарей. Не
было во внешности неведомого воина ничего сверхъестественного. Был он
далеко не мальчишкой, но и старческая дряхлость еще много лет обещала
обходить его стороной. Твердый подбородок, прямой взгляд серых глаз, худое
лицо, словно выточенное из плотного дерева, лишь возле глаз чуть заметно
лучатся морщинки, видно в юности Солнечный рыцарь любил смеяться. Проседь,
осветлившая темные волосы, говорит не о возрасте, а о пережитых бедах. Ел
он немного и молча, как и все остальные воины.

Вскоре лагерь замер в ожидании тусклого утра. Рыцари умели засыпать
быстро и безбоязненно, полагаясь на бдительность часовых.

Виктан сидел у костра, напротив смутно вырисовывалась фигура Зентара.
Бестолайн расположился в стороне, его видно не было.

Как всегда в ночи рыцаря Солнечного Луча одолевали мучительные мысли.
Днем, особенно при ясном небе, мир был прост и понятен. Было зло, которое
следует побеждать, и добро, ждущее помощи. Ночью все сливалось в темноте,
словно истекая одно из другого, границы пропадали, и пропадала
уверенность. В темноте Виктана мучили видения - нелепые и невозможные:
мелкий дождь, множество людей и бесконечные разговоры ни о чем. Ничего
подобного не бывало в жизни благородного Виктана, но все же он не мог бы
утверждать, что это было не с ним. Молва приписывала рыцарю Солнечного
Луча способность неожиданно исчезать и появляться, а порой он застывал и
часами стоял как во сне, безвольно опустив руки. И не то беда, что другие
не знали, куда временами пропадает Виктан, но этого не знал и сам рыцарь.
Хотя он привык, что во всякую минуту может осознать себя в незнакомом
месте, где от него потребуются его мощь, мужество и разум. Так что не это
тревожило его. Пугало собственное беспамятство.

- Фартор, - беззвучно шептал он, - Фартор...

Неведомый владыка Блеклого Края, осмелившийся посягнуть на общее
богатство, и тот серый мир, что мерещился Виктану после пробуждения - что
между ними общего? Неизвестно. Но ведь они могут и просто совпадать, и
тогда...

"Кому служишь, рыцарь? - подумал Виктан. - Кто ты? Почему-то никто не
спросил меня об этом. Кто ты, рыцарь Солнечного Луча? Откуда тьма в твоей
памяти?"

Виктан бросил на угли сразу несколько тонких веток. Медленно
поднялось ленивое пламя, в его языках безмолвно вспыхивал и сгорал
носящийся в воздухе сор - не то клочья почерневшей паутины, не то просто
пыль, причудливо увеличенная слабым светом.

"Откуда столько пыли? - подумал Виктан. - Здесь ее не должно быть."

Неудержимая сонливость наваливалась на него, Виктан чувствовал, что
еще минута и он уснет, хотя поставлен на страже, и товарищи доверились
ему. Впервые с ним происходило такое - он всегда был безупречным
караульщиком. Но, в конце, концов, что может случиться в Блеклом Краю, где
нет никаких качеств, а значит, и силы? К тому же, рядом Бестолайн,