рассказ, поднял красное от выпитого сока лицо.
Тэнгэр сотворил далайн прямоугольным, и, значит, где-то у него должен быть
угол? Здесь поворачивает граница мира. Судьба загнала нас с тобой,
мальчик, в угол мироздания. Бородатые мудрецы из далеких земель
подсчитали, что в ширину в далайне умещается три дюжины оройхонов, а в
длину - четыре. Таким образом, весь мир, будь он застроен вдоль и поперек,
вместит ровно тройную дюжину оройхонов. Но только я знаю, что это
неправда! Трех оройхонов в длину не хватает! Мудрый Тэнгэр словно
последний торгаш надул Ёроол-Гуя, выстроив далайн меньших размеров, чем
было условлено. Как я смеялся, когда понял это! А может быть, никакого
договора и не было, и все выдумано длиннобородыми мошенниками, чтобы
оправдать съеденный хлеб. Раз поперек три дюжины, то вдоль должно быть
четыре... Разумно и красиво... А я первый среди людей дошел до этого края
мира и знаю, что весь их разум не стоит и сгнившей чавги!
построил все это...
знать, если родился, когда имя его уже досталось Многорукому!? - Старик,
пошатнувшись, встал, ухватил Шоорана за плечо: - Идем!
Тэнгэра, я покажу ее тебе.
нам надо торопиться.
пошел не переодеваясь, в чем был, хотя нойт грозил разъесть его тонкую
обувь, да и тканый цамц - не лучшая одежда для прогулок к далайну.
предчувствие беды полностью овладели мальчиком, и он торопился уже сам,
без понуканий. Они шли на север, к самому дальнему из мокрых оройхонов,
туда, где Шооран еще ни разу не бывал. Под ногами зачавкала грязь мокрого
оройхона, по левую руку кисло задымилась мертвая граница - слияние влаги
далайна и огня. Небесный туман над головой наливался красным вечерним
светом.
скрытое дымом горящего нойта. - Это и есть стена Тэнгэра - та граница,
которую нам нельзя переступать!..
дыма и туманом уходящую вдаль стену. Стена была серой и безвидной. Она
могла быть каменной, но больше походила на неподвижное облако. Высоты ее
было не определить, наверху стена смыкалась с тучами, и, если бы не вечер,
окрасивший небесный туман, верхняя часть стены стала бы вовсе
неразличимой. Зато, когда дым ненадолго расползался в стороны, хорошо было
видно подножие, а вернее, та часть стены, что омывалась влагой далайна.
Шооран с ужасом увидел, что стена в этом месте густо изъязвлена, ее
покрывают глубокие раны, и колышущийся далайн при каждом движении
продолжает неустанно разъедать ее, промывая все более обширные и глубокие
ямы.
устремляется наружу, за пределы мира. Исполнив старое предсказание, она
затопит все пространство, в котором не останется места ни для чего, кроме
ядовитой слизи и торжествующего Ёроол-Гуя.
сильно изменилась за десять лет, но когда-нибудь упадет.
вечности, но и о своей вечной жизни. Для этого у него есть достаточно
времени. Меня пугает иное: что будет с оройхонами, когда упадет стена? Не
утонут ли они, не обвалятся ли в гости к Многорукому? Мне кажется, об этом
должен думать каждый, кто хоть раз видел стену далайна...
речитативом. Шагнув к краю, он, словно жрец, приносящий жертву, поднял
руки. Седая голова тряслась, пение звучало отрывисто и дико. - Я ненавижу
этот мир, сделанный не для нас!.. Эту слизь, названную влагой!.. Это
зверье, чуждое людям!.. Моя ненависть горит огнем, и огонь пылает в моих
руках! Пусть умрет глубина далайна и его яд!
полыхнул факел, словно вспыхнула разом пригоршня харваха, но наваждение
тут же рассеялось. Остался лишь пьяный кликушествующий старик,
признающийся в застарелой ненависти к равнодушному далайну. Шоорану стало
больно и стыдно, но он не знал, как прекратить жалкую сцену и увести
старика домой. Он уже протянул руку, чтобы дернуть старика за полу цамца,
но замер, увидев разом то, чего никак не ожидал.
вздулись, словно вернулся мягмар. Туман ложился пластами, влага
затвердевала, обращаясь в камень, холмы серо-зеленой пены застывали
тэсэгами. Из глубины возникал оройхон. Чудо совершалось в полной тишине,
лишь старик бесновался, хрипя:
поползли как и прежде дым и туман. Но там, где раньше была полуразрушенная
стена, теперь стоял оройхон. Суурь-тэсэги поднимались над усеянной
валунами равниной, и лишь вспененный поребрик указывал, где прежде был
берег. Со стороны старого оройхона он был привычно усыпан отбросами, со
стороны нового - девственно чист.
Смотри еще!
повел туда, где еще недавно расстилалась гладь далайна. Они перешагнули
поребрик, и в ту же секунду каждый камень, каждый холм, всякий, даже
небольшой тэсэг запылал белым ослепительным огнем, еще не скрытым под
черной коркой окалины, покрывающей авары на давних пограничных оройхонах.
Свободной осталась лишь узкая прибрежная полоса.
боятся? Почему не пускают?
другие люди - знакомые и незнакомые. Сказки, обязательным героем которых
был Ван, домыслы и правду, тоже состоящую из домыслов. Но все они
сходились в одном...
обхватив его обеими руками. - Ведь тебе нельзя говорить и показывать
это!.. Я не должен это знать... Зачем ты так?
разом заметил, что падает туман, вокруг быстро темнеет, что одет он самым
неподобающим образом, с мокрой границы несет смрадом и копотью, а рядом
стоит Шооран, которому тоже не надо оставаться здесь на ночь.
ежеминутно ожидая беды, спешил сзади.
бурдюку, нацедил полную чашу, но пить не стал, а, глядя на сидящего с
опущенной головой Шоорана, начал говорить, иногда медленно, по одному
роняя слова, порой же переходя на одышливую скороговорку, словно боялся,
что ему не хватит времени и воздуха:
лет я тащу на себе тайну и сейчас больше не хочу молчать. Я должен
рассказать о себе и обо всем, что передумал за эти годы. Если проклятие
Ёроол-Гуя выдумано вместе с большинством легенд, то мне все равно ничего
не будет, если же оно истинно, то у меня впереди вся ночь и, может быть,
часть дня. Этого хватит, чтобы рассказать главное, а там - будь, что
будет. Все-таки мне станет легче. Слушай. Я жил когда-то в другой стране,
очень далеко отсюда, в землях старейшин, что возле креста Тэнгэра. Может
быть, ты не знаешь, что это такое? Это те пять оройхонов, что поставил сам
Тэнгэр при сотворении мира. В ту пору меня звали Энжин, и я был служителем
в доме старейшин...
палатке, приткнутой к боку растрескавшегося тэсэга. Рядом было поле. Как и
все на оройхоне, оно принадлежало Ёроол-Гую. Ни единый человек во всей
стране не имел ничего своего, в земле старейшин свято помнили завет:
далайн принадлежит Многорукому. Старейшины оглашали волю бога глубин,
служители работали на него.
нож для уборки хлебной травы, а через неделю сдавал нож обратно вместе с
зерном и соломой. В остальное время он растирал муку, трепал воняющую
нойтом солому, давил сладкий сок из плодов туйвана и, в свой срок,
вооружившись толстой палкой, нес под присмотром цэрэга караульную службу
на краю мокрого оройхона. За это ему каждый день выдавалась миска каши из
заквашенного зерна, раз в неделю - горсть сушеного наыса, раз в месяц,
после уборки урожая - чашку вонючей браги, а на третий день мягмара -
мясо.
похвалой, поэтому его никогда не отряжали на охоту в шавар или на разборку