наконец, свой дар илбэча и теперь раздумывал, перебирая один вариант за
другим, как, не погубив самого себя, помочь остальным людям. В испорченном
рассудке крепко засела мысль: сухой оройхон - это плохо. Его заберут
цэрэги и баргэды, а всем остальным достанется лишь больше работы. Безумный
илбэч решил строить вдоль границы двойной ряд оройхонов - один мокрый, где
смогут кормиться изгои, другой - с огненными аварами и сухой полосой, где
они смогут жить.
день Энжин, не сказав ни слова своим подругам, отправился к далайну и
выстроил еще один оройхон, нарастив вдаль мертвую полосу.
новый оройхон, когда поверхность влаги взорвалась изнутри бешеным
водоворотом, и Ёроол-Гуй рухнул на приграничный оройхон, отрезав Энжину
путь к отступлению. Случись это несколько дней назад, Энжин, наверно, умер
бы от страха, но сейчас он, словно легендарный Ван погрозил кулаком
корчащемуся на аварах чудовищу и пошел вдоль границы, туда, где не
закрытая аварами высилась стена Тэнгэра.
смену им из бугристого тела вырастали новые. По туше проходила дрожь,
напоминавшая биение мягмара, потоки мертвящей влаги, липкого нойта и
голубой, словно жемчуг, крови текли по камням, гигантское облако дыма
затянуло окрестности, достигнув сухих оройхонов, так что недавно
назначенный одонтом благородный Хооргон принужден был запереться в
алдан-шаваре и в течение недели не показываться наверху.
желал уходить с аваров. Возможно он чувствовал, что отрезал илбэча на
мертвой полосе, и ждал, когда тот задохнется в чаду. Так и должно было
случиться - у Энжина не было с собой ни губки, ни воды, ни, тем более,
сока и смолы туйвана, но у него не было также чувства опасности и
рассудка, в привычном понимании этого слова. Энжин продолжал строить, и
это спасло его. Следующий оройхон полыхнул ему в лицо жаром, но хотя это
была мертвая земля, дыма и отравленного смрада здесь не было, ведь нойт
еще не успел образоваться и наползти на авары. Лишь сзади его нагоняло
смертоносное марево, и Энжин побежал дальше.
для себя сам, но затем верно и его сила начала сдавать. Многорукий сполз в
далайн и исчез. За эти три дня Энжин поставил вдоль границы четыре
оройхона, создав ту дорогу смерти, что через год так поразила бродягу
Хулгала. Возможно, он продолжал бы строить еще, уходя все дальше в
неизвестность, но он просто не смог дольше быть без воды в соседстве с
жаркими аварами. Единственную бывшую у него чавгу он высосал на второй
день, а потом лишь жевал оставшийся во рту волокнистый комочек.
свободным.
копать чавгу. Если бы ему попалось нетронутое место, он опился бы сока и
получил удар, но удачи не было, и Энжин остался жив. Отдышавшись, он пошел
к сухой полосе, где его должны были ждать жены. Но уже на полпути он
встретил Эрхаай. Она выползла из зарослей хохиура, тараща круглые
бесцветные глазки, и испуганно окликнула Энжина:
спросил:
закололи. Это все Наминай сделала. Цэрэги хотели нас только выгнать, а
Наминай стала кричать, что это наша земля, что мы сюда первыми пришли, и
тогда они проткнули ее копьем.
тому же, там остались наши вещи.
поребрику. Эрхаай засопела недовольно, но поползла следом. Облавы и в
самом деле не было. Несколько цэрэгов сидели среди раскиданного скарба,
грызли сушеный наыс и лениво переговаривались.
полоса? Проку с нее никакого...
нет...
скатанной коже. - Ведь тут где-то бродит илбэч. Завтра еще подойдут наши,
и начнем облаву. Учтите, одонт запретил убивать бродяг - илбэча надо взять
живым. Ясно? Чтоб эти бабы были последними!
мужчина.
брать будем всех.
илбэчем? Ну, поймаем мы его, так он же умрет сразу...
строить. Если хоть один сухой оройхон поставит, так это для нашего
Хооргона уже великое дело будет. Провинция маленькая, сам понимаешь.
через сухое какой же дурак побежит? Мужики любого бродягу насмерть
затопчут.
натолкнулся на тихо пискнувшую Эрхаай. Приказав ей сидеть молча, Энжин
стал ждать ночи. В темноте они проползли мимо цэрэгов и ушли на сухое,
умудрившись даже прихватить кое-что из своего добра.
предприятием, но Энжин нашел блестящий выход. Они с Эрхаай взвалили на
плечи корзины с вещами, присыпали их сверху собранным накануне харвахом и,
не скрываясь, двинулись по иссохшей полосе вдоль аваров. Здесь не
встречались караулы, а главное, здесь нечего воровать, и потому никто не
смотрел на встречных с подозрением. За один день они прошли насквозь всю
страну и на следующую ночь выбрались на побережье неподалеку от границы с
государством старейшин. Меньше всего Энжин хотел бы возвращаться туда, и
двое бродяг бесцельно заметались по стране, превратившейся в огромную
ловушку.
прочно перемешались ненависть к далайну с тяжелым недоброжелательством ко
всем, кто живет на сухом. Только изгои, с которыми ему нечего было делить
кроме изорванной кожи на постель и куска жирха, казались безумному илбэчу
достойными жалости. На побережье Энжин поставил отдельный, уступом
выдающийся в далайн, оройхон и поспешно, не задержавшись ни на час,
двинулся на запад, где уже поняли, что илбэча им не поймать, и, вероятно,
сняли караулы.
уже не пытался на ней поселиться, а вновь сбежал. Эрхаай уговаривала его
остаться, убеждая, что илбэч, несомненно, выстроит что-нибудь еще, и тогда
они заживут на славу, но Энжин не стал ее слушать, и они расстались. У
Эрхаай достало разума понять, что названный супруг окончательно свихнулся
и не желает ни искать лучшей земли, ни добывать кость и кожу, а значит,
кормить его не стоит.
поток бродяг. По стране разнеслись фантастически преувеличенные вести о
новых землях, и многие люди, бросив скудный быт, кинулись за счастьем.
Ошпаренный Ёроол-Гуй свирепствовал небывало, но бродяг меньше не
становилось. Постепенно они стянулись к созданной Энжином сухой полосе -
единственному месту, где можно было жить. Полоса оказалась перенаселенной
сильнее, чем сухие оройхоны, пребывающие под властью вана. Началась резня.
Власти не торопились прекращать ее, ожидая, что вышедшие из повиновения
изгои истребят себя сами. Но быстрей и надежней любых карательных мер
прекратило распри известие, что совсем неподалеку выросло разом два
оройхона, а если появится третий, то в стране будут новые сухие земли.
Толпы ринулись туда по краю далайна или прямиком через сухие края. А молва
уже сообщала о новых оройхонах, возникших в другой части страны.
чудовищной дороги смерти он выстроил дюжину и четыре оройхона, но раскидал
их так, что они могли служить прибежищем изгоям, и больше ни для чего.
Лишь самый первый оройхон, у которого образовалась сухая полоса,
представлял какую-то ценность. Впрочем, на эту полосу одонт Хооргон войска
вводить не стал, рассудив, что так ему никаких двойных дюжин не хватит.
Там сложилась своеобразная республика, называемая повсюду "Свободным
оройхоном". Не стали власти преследовать бродяг и на новых землях. Слишком
велика стала длина побережья, изрезан берег. Постепенно бродяг становилось
меньше - набеги Ёроол-Гуя, жизнь на мокром, стычки с земледельцами и
цэрэгами делали свое дело. Армии бродяг больше не существовало, уцелевшие
превратились в обычных изгоев. Где-то среди них прятался и Энжин,
прекративший всякую работу и успешно изображающий бандита. Он понимал, что
если товарищи по несчастью проведают, что он и есть илбэч, наделавший
столько переполоха, он не проживет и получаса из отпущенных ему Ёроол-Гуем
суток. Поэтому Энжин со скучающим лицом слушал размышления остальных
бедолаг, куда бы мог запропаститься илбэч, а если кто-нибудь спрашивал его
мнение, нарочито зло отвечал: