не жалеть людей вообще. Так, должно быть, чувствуют и мыслят ослепительный
ван, блистающие одонты, старшие братья и мудрые старейшины. Таким же стал
илбэч. Но у него, на великое несчастье, еще осталась способность, любя
человечество и презирая людей, бесконечно жалеть каждого отдельно взятого
человека.
раковины, люди с факелами заметались вдоль поребрика. Братья кинулись
ловить сбежавшего илбэча, старейшины спешно перекидывали силы для
отражения предполагаемой ночной атаки. А Шооран, первым пробежавший по
новой земле, на четвереньках полз между тэсэгов, уходя подальше от всего
этого шума.
и вынужден был бежать на запад, где страна огромным мысом вдавалась в
далайн. Дюжину дюжин раз благословлял он старейшин, замордовавших свой
народ до того, что служители умели только молчать, кланяться и
повиноваться. Да случись такие бои в его стране, каждый земледелец схватил
бы гарпун, а то и припрятанный хлыст и умер бы на месте, но никому не
позволил бы ступить на свое нищенское поле, пока не убран хлеб. Бандиты
совершали набеги лишь после уборки, зная, что иначе им придется иметь дело
не с цэрэгами, а с мужиками. Даже одонты, планируя облавы, сверялись с
календарем.
стянулись к границам и кресту Тэнгэра, где шли бои. Баргэды, которых в
этой земле было страшно много, больше дюжины на каждый оройхон, смотрели
испугано и зло, но не смели ничего сказать.
пошел назад. Он вспомнил, что где-то здесь находится родина старика, а он,
его наследник, принес на эти оройхоны столько бед. Почему-то Шоорану
смертельно захотелось посмотреть места, где начинал жизнь Энжин. Шооран
определился по трем выступающим оройхонам, поставленным в ночь казни Атай,
и пошел вглубь страны.
туйваны, колосились поля, палатки служителей облепляли толпы одинаковых
тэсэгов, и никто не мог сказать, возле какого из них сидела Атай.
человека хозяева, а вернее, бездомные служители великого Ёроол-Гуя
забились в угол, прикрывая собой детей. Шооран присел на корточки и
спросил:
не помните?
далайн.
тот человек. Жена у него была - Сай.
сама она совсем старуха.
провела Шоорана между тэсэгами и остановилась возле крошечного навеса или
даже накидки, наброшенной поверх четырех колышков. Казалось, там не может
поместиться человек, но когда женщина постучала по колышку и крикнула:
сморщенная старушка.
непонятно, боится ли она пришельца и вообще понимает ли, что ей говорят.
Потухшие глаза не выражали ничего.
из героев старинных легенд.
фразами. - Мы жили дружно и никогда не ругались. Ни разу за всю жизнь. И
он никогда не бил меня. Он погиб давно, на северной границе, когда ловили
илбэча. И я живу одна. Я всю жизнь работала и всегда выполняла норму. Я и
сейчас работаю, а мне второй день не дают есть.
илбэчем? Но это значит, сказать, что он не умер, а просто бросил ее как
ненужную вещь. Надо ли это знать трясущейся старухе? Сама-то она теперь
верит, что ни разу между ней и покойным мужем не проплывала тень
Ёроол-Гуя.
по стволу. Вниз посыпались созревшие плоды. Шооран набрал полную сумку и
высыпал на колени Сай.
стране неразбериха, пересечь границу.
Он увидел стену. Нечто подобное встречалось ему на Царском оройхоне, но
здесь стеной был обведен не суурь-тэсэг, а целый оройхон и, возможно, даже
не один. Стена была выше человеческого роста, ее гребень щетинился
частоколом рыбьих костей, наверняка отравленных. На углу оройхона, где
сходились идущие по поребрикам дороги, стояли ворота. Они были расколоты,
очевидно выстрелами из татаца. В проходе лежало несколько трупов. Ни
одного живого человека не было видно, верно братья выбили ворота и пошли
вглубь огороженного оройхона.
чудеса ожидал увидеть, увидел же обыкновенный оройхон. Те же, что и
повсюду деревья, поля, ручьи. Хотя поля были не такими. Земля на них была
не черной, а рыжей. И тэсэги здесь тоже были не такими. Каждый камень на
запертых оройхонах был сокровищем. Здесь не было легких пористых камней,
что валялись в иных местах. Здесь лежал желтый искристый кремень, осколки
белого кварца, плотные черные кругляши, из которых делают гири и самые
лучшие кистени, шершавый красный камень, что так ценится резчиками по
кости. Это был крест Тэнгэра - единственная настоящая земля.
заходя вглубь оройхона, поспешил в обход стены. Надо торопиться. Раз
братья вошли в крест Тэнгэра, значит, сопротивление сломлено повсюду.
Оставалось надеяться, что разбив гарнизон южной границы, братья еще не
поставили там свои заслоны.
На новом месте цэрэги не чувствовали себя в безопасности, и шансов
прокрасться незамеченным - не было.
сюда. Правда теперь перед ним был не узкий перешеек, который можно
перекрыть одним оройхоном, а самое длинное из оставшихся огненных болот.
Пока Шооран, укрывшись в куче костяного хлама, работал, никто из цэрэгов
не тронулся с места. Слишком уж удивительным зрелищем было рождение
оройхона, и вряд ли многие из них видели его прежде, когда пленный Шооран
строил проход в страну старейшин. Но едва остров встал, один из воинов
побежал за подкреплением, а остальные кинулись перекрывать новый оройхон.
Дорога возле аваров опустела.
двинулся вперед. И лишь выйдя на открытое пространство, увидел, что проход
закрыт по-прежнему. Один из цэрэгов остался на месте. Лица стражника было
не видно из-за примотанной губки, но это был явно кто-то из тех, кто
раньше охранял их и знал всех в лицо. Хотя у Шоорана тоже была губка, но
пятна ожогов на виске и переносице выдавали его.
главный. Стоять! - предупредил он движение Шоорана.
ус парха.
судьбе, чем к противнику, - и мне нет дела до твоих домыслов, потому что
сейчас ты умрешь.
цэрэг не мог кликнуть подмогу. Хотя он был опытный воин и не испугался
оружия. Ус парха, вибрируя в искусно дрожащей руке, стоял почти
неподвижно, лишь самый кончик исчез из виду, размытый бешеным движением.
Но эта струна готова была выбить из рук копье, рассечь одежду и тело.
Немногие умели так обращаться с хлыстом. Когда-то юный Шооран целыми днями
упражнялся с запретным оружием и теперь хвалил себя за то давнее упорство.
рукой вытянул из-за пояса кистень. Тяжелая кость бовэра загудела в
ременной петле. Достать кистенем противника цэрэг не мог, но ремень не
боялся дрожащего уса и был способен, обмотавшись, погасить его колебания.
Тогда у обоих воинов останутся только копья, но у Шоорана копье будет в
левой руке.
хрустким сором. Первым нанес удар Шооран. Время было не на его стороне, он
не мог слишком долго выжидать. Приподняв хлыст, он метнул свое копье, но
не в противника, которого защищал панцирь, а в руку с кистенем. Цэрэг
успел отдернуть кулак, но остановить движение ремня уже не мог. Копье
отлетело за спину, кистень бесполезно обвис, и Шооран, не давая вновь
закрутить его, секанул хлыстом по прозрачному шлему. Шлем брякнул о камни,
цэрэг покачнулся и, падая, ударил копьем. Он видел кольчугу за
распахнувшимся жанчем и потому метил в незащищенное лицо. Острая кость
вспорола кожу чуть ниже виска, но хлыст уже снова обрушился на неприкрытую