от внушаемой с детства веры, были слова молитвы: "яви славу твою в делах
светлых илбэчей твоих, их же любим благодарным сердцем..."
обрадоваться и встревожиться еще больше. В новый край явился Куюг. Как и
Шооран он обогнул мир и пришел через земли вана. Куюгу досталась земля на
южной оконечности страны, и это втайне радовало Маканого. Убедившись, что
Шооран и Куюг не горят желанием увидеться, он сообщил им, каждому в
отдельности, будто и Коайхан тоже живет где-то поблизости. Теперь илбэч
мог чувствовать себя относительно спокойно, и результат не замедлил
сказаться: оройхоны начали появляться.
выходить лишь на третий день недели - остальные дни принадлежат илбэчу.
Маканый молча вздыхал, слушая указы свежеиспеченных властей. Сейчас, когда
земли в достатке, все это имеет смысл, но через два-три поколения добрые
начинания выродятся во что-то страшное, и как бы новорожденное государство
не затмило бессмысленностью и жестокостью все прочие страны далайна. Но
пока люди радовались хорошему и ждали лучшего, и один Маканый знал, как
непрочно их благополучие.
креста Тэнгэра, и хотя с обеих сторон край был обложен войсками, все же
бездомные, в одиночку и толпами, шли и шли через огненные болота в поисках
земли и счастья. Особенно много было общинников из страны добрых братьев,
которых сама мысль о владении землей приводила в исступленный восторг.
Вскоре свободных участков уже не оставалось, несмотря на то, что в один
месяц родилось пять новых оройхонов, и каждый приносил сухие земли.
свои порядки. Каждый из них хранил личное поле, а кормиться предпочитал на
участке соседа. Тут-то Маканый доказал, что не только болтал в свое время,
но слышал каждое слово, оброненное Шоораном во время их совместного
пленения. Прежде, чем болезнь приняла повальный характер, он явился к
Суваргу, уже почти недоступному для простых людей, заставил его выслушать
и понять свое шипение. План Маканого был принят, и с этого дня пойманных
на воровстве наказывали единственным способом: клеймили и гнали в страну
добрых братьев. Маканый собственноручно выжег горячим нойтом знаки на лбу
первой дюжины преступников. Эту операцию они перенесли безропотно, но
когда их выставили за пределы защитного вала и предложили убираться,
начались крики. К утру половина наказанных еще была на мертвой полосе.
Некоторые так и предпочли смерть от удушья возвращению на счастливые
оройхоны любимой родины.
мягмар, именно бывшие общинники с особым рвением потащили с берега колючую
кость и принялись сооружать бесчисленные ограды и заборчики, снабжать их
бренчащими ловушками, отравленными шипами и иными радостями свободного
мира.
памятью о жестокой расправе. Но и хозяйством Маканый почти не занимался.
Он нес службу на границе, а в остальное время предпочитал нянчиться с
новорожденным сынишкой Койцога и вести с Тамгай долгие разговоры ни о чем.
С Шоораном Маканый встречался редко, стараясь не знать, где тот бывает.
"Их же любим благодарным сердцем", но лучше было бы не подозревать друг
друга в величии, а просто жить, как добрые соседи.
словно созданной для него. Впрочем, она и создана им для самого себя, а
успокоившийся народ всего лишь не мешает доброму чудотворцу строить все
новые и новые земли. К началу прошлого мягмара он поставил здесь всего
полдюжины оройхонов, зато за этот год их выросло еще три дюжины восемь
штук. Лишь когда он пробивал дорогу к братьям он сумел за год сделать
больше. Новый оройхон уже не считают чудом, и об илбэче говорят безо
всякого уважения, словно земли растут сами по себе, как наыс после
мягмара. И это хорошо, так спокойней жить, когда ты никому не нужен.
Совсем никому.
трех жен, но из памяти не шли слова Яавдай о том, как трудно поверить, что
его тоже можно любить, и Шооран боялся даже просто смотреть на женщин.
Страшно было вновь купить человека, предложив в обмен на одиночество кусок
хлеба и нелюбовь. Да и труд илбэча ревниво забирал все силы, убивая даже
мысль о женщинах. Шооран ухаживал за своим полем и нес службу на границе,
говорил в совете и делил вместе с другими воинами землю, но вечером он
уходил не к семье, а к далайну, и ночами ему снились не женщины, а огонь.
Но порой случались пустые вечера и бессонные ночи, когда в памяти
слышалась песня об ушедшем милом, песня, которую он так самонадеянно
примерял к себе. И детский палец указывал ему в грудь, прожигая сердце,
словно разогретое в нойте тавро:
вершину холма. Разбуженные звоном волосяных струн собирались к
суурь-тэсэгу люди, обступали плотным кольцом, и Шоорану казалось, что он
не один. Медленно перебирая струны, Шооран рассказывал о бессмертной любви
красавицы Туйгай, о бродяге Мозолистая Пятка, который умел ходить по
аварам, повествовал о Великой улитке - отце всех плавающих раковин, на
которой покинутый мальчик Коох уплыл в далайн и унес веселье недобрых
людей, оставив им одну сытость. И лишь сказку о пяти братьях Шооран
никогда не рассказывал, хотя уже знал пропущенный когда-то конец этой
истории.
"молодым Чаарлахом", и только Ээтгон ни разу не приходил на звон сувага.
Не бывало в толпе и Маканого, но если первого гнала прочь ненависть, то
второго - приязнь. Хотя, не все ли равно, по какой причине ты одинок?
такая и откуда взялась - никто не интересовался. Ай - не имя, так можно
кликнуть любую маленькую девочку, когда не знаешь, как к ней обратиться,
можно позвать и взрослую женщину, если ты богат, знатен и привык наступать
на чужую гордость. К Ай так обращались все. Даже ничего не зная о ней,
можно было понять, что она родилась на мокром, но почему-то не умерла, а
продолжала тихонько тлеть. Ростом Ай вышла с шестилетнего ребенка да и
разумом недалеко ушла от этого возраста, хотя нойт успел обозначить на
крошечном личике совершенно старческие морщины.
земле. Даже здесь, в сытой стране Ай перебивалась чавгой. Таких как Ай
вообще было решено не пускать в страну, но Шооран однажды нарушил закон и
теперь был наказан привязанностью уродца, похожего на странного двуногого
зверька. Если бы не Ай, всюду ковылявшая по его следам, Шооран за этот год
мог бы сделать гораздо больше. Он слишком поздно обнаружил, что если
сказать уродинке, что идет по делам и скоро вернется, то Ай остановится и
тихонько пошлепает в обратную сторону.
создание оройхона, вряд ли она смогла связать чудо с его творцом. А
другие, более догадливые люди ничего не узнали бы от нее, хотя бы просто
потому, что один лишь Шооран знал, что Ай умеет говорить. При посторонних
она не произносила ни слова.
Но когда Шооран предлагал ей нормальную еду, Ай подцепляла грязным пальцем
немного каши, причмокивая, жевала тонкими бесцветными губами, потом трясла
головой и убегала собирать чавгу. Зато порой она сама подходила к Шоорану,
произносила скрипучим голоском:
исчезала. А на следующий день потчевала Шоорана горькой, замешанной на
чавге кашей.
границу. В этот день семьи стараются не отпускать из дому
именинников-мужчин, и службу в основном несут неженатые. Так Шооран попал
в отряд, которым командовал Маканый.
делились незначащими воспоминаниями, рецептами холостяцкой жизни и молчали
о главном. Но сегодня Маканый был не в духе. Он отмалчивался и часто
вздыхал, отчего пластырь на щеке вздувался пузырем.
Шооран.
костяной баррикады, стал смотреть в дымное марево мертвой полосы. Теперь в
мире оставалось совсем мало мертвых болот, Шооран позаботился об этом в
первую очередь, так что и от царства вана, и от добрых братьев государство
изгоев отделяло лишь по одному непроходимому оройхону. А вся западная
часть далайна, еще недавно самая большая, превратилась в два узких,
шириной в один оройхон, залива, отделяющих страну изгоев от старых земель.
Ёроол-Гуй не заплывал в эти шхеры, но тем страшнее он свирепствовал на
открытом побережье.
чтобы не разжечь еще одну войну и не погубить не успевшее окрепнуть
государство изгоев.
даже в это время к засекам прорывались люди, бегущие в счастливую страну.
Они шли, хотя знали, что здесь больше нет свободных земель, и скорее всего
их просто не пропустят через границу. Гнать прочь неудачников - именно это