надо, у нее рука больная.
Я знаю, ты савсем ушел. И я с табой. Ты миня не праганяй, а то я умру, -
Ай издала странный звук, похожий на отрывистый смешок, и лишь через
секунду Шооран запоздало понял, что она всхлипнула. - Скоро у женщин день
раждения, - продолжала выпевать Ай, - я савсем взрослая, а не вырасла-а. И
ты миня не люби-ишь. Ты ту люби-ишь, злую, я зна-ю... А я хачу быть тваей
радостью и усла-дой...
бушующего новогоднего далайна, эти слова не казались смешными, в них
чудилась нечеловеческая сила, словно не сумасшедшая уродинка, а сама душа
выморочных земель заявляла права на непослушного илбэча.
бессильно заскребли по хитину кольчуги. Ай снова всхлипнула, на этот раз
громко и отчетливо.
Завтра мы пойдем вместе.
ухода изгоев здесь стало гораздо спокойнее. Едва закончился мягмар, народ
схлынул с мокрых оройхонов, побережье опустело, и, если бы не Ай, можно
было бы работать, не опасаясь, что его заметит случайный бродяга. Но Ай
ходила за ним, словно привязанная веревочкой. Они миновали ровные
пространства западного берега, где можно было бы поставить оройхон и уйти
прежде, чем хоть кто-нибудь обнаружит его, пересекли перешеек возле земель
Моэртала, где в тесном заливе можно не страшиться Ёроол-Гуя, выбрались на
восточный берег. У этого места тоже были свои преимущества: прежде Шооран
почти не бывал здесь, и значит тут не ожидают илбэча. Но все эти места
приходилось миновать впустую из-за того, что позади шлепала по грязи
крошечная Ай, не сводившая с Шоорана преданного взгляда.
от древних земель, Шооран решился. Он демонстративно разложил на тэсэге
все свое барахло и сказал Ай:
сказанное и согласна ли ждать. Но когда Шооран, пригибаясь и высматривая
караулы, двинулся к границе, Ай осталась возле вещей ковырять тростинкой
дюжину раз перекопанную грязь.
особо караулить не будет. Зато темнота застала его на полпути к Торговому
оройхону. Хотя сейчас тьма не мешала, а скорее оказалась помощником.
Ёроол-Гую было все равно, когда приходить: днем или ночью, а илбэчу
безразлично, когда строить. Новый оройхон гладкой дорогой лег под ноги. В
темноте Шооран перешел Торговый остров и ударил второй раз. Этот оройхон
должен был поднять тревогу на том берегу, но, по-видимому, братья, так
любящие нападать на соседей, сами нападения не ждали и сняли охрану.
болела голова. Казалось в мозгу пульсирует огромный, готовый прорваться
нарыв. Хотелось лечь, обхватить голову руками, зажать уши и ни о чем не
думать. Но этого было нельзя, надо, пока не рассвело, бежать отсюда, а это
можно сделать лишь выстроив еще один - третий за ночь оройхон.
чтобы стереть последний в этих краях участок огненного болота. О Ёроол-Гуе
он старался не думать, поскольку понимал, что бежать от него все равно не
сможет.
заметили. Вдалеке завыла труба, заметались факелы.
Завтра вы увидите, что это не просто оройхон. Теперь вас соединяет с
врагом сухая полоса, и вам придется или погибнуть, или научиться жить в
мире. Трубите громче: я свое дело сделал."
опасаться засады - цэрэгам было не до того. Через полчаса Шооран вернулся
к тому месту, где оставил Ай. Он поспел вовремя: какая-то женщина,
отмахиваясь от наскакивающей Ай, собирала его вещи. Инструмент, спальная
кожа, даже суваг, который никому, кроме сказителя не нужен, были
упакованы, грабительнице оставалось лишь завязать узел, и Шооран разом
лишился бы своего имущества. Собственно говоря, вещи были бы давно
унесены, если бы не Ай. На щеке у нее алела царапина, под глазом взбухал
синяк, но все же карлица продолжала нападать на воровку. Выйдя из зарослей
хохиура, Шооран успел увидеть, как Ай подпрыгнула и, вцепившись зубами,
словно кусачий ыльк, повисла на руке соперницы. Женщина сдавлено
заверещала, пытаясь освободиться. Свободной рукой она била Ай по голове,
но калека, кажется, не замечала ударов и лишь крепче сжимала зубы.
сердито произнесла скрипучим голоском:
парень, зачем тебе эта штучка? Иди, лучше, ко мне. Я тебя сберегу не хуже,
чем она. Я, как-никак, настоящая женщина, а эта тебе на что? С ней и
спать-то нельзя.
стояла, вызывающе глядя на него. Жанч, накинутый на голое тело,
распахнулся, позволяя видеть пустые мешки тощих грудей.
любить, конечно, что за любовь в шаваре? - но быть женой и хозяйкой. Вот
только любопытство свое она никуда не денет, и оно будет вечной угрозой
жизни. Так что замызганное тело, с готовностью предлагаемое ему - на самом
деле ловушка, расставленная судьбой. Хвала Тэнгэру, что у измученного
илбэча женское тело не вызывает совершенно никаких чувств.
- Еще пожалеешь!
тишине и покое. Но прежде надо было хоть как-то подлечить Ай. Шооран
достал флягу, собираясь промыть Ай ссадины, однако уродинка молча
вывернулась из рук и отбежала в сторону. Настаивать не было сил, тем
более, что никакого лекарства Шооран не имел. Покорно убрав флягу Шооран
раскатал кожу для постели и не лег, а упал на нее.
что-то случится - разбуди.
неподалеку, голова на неестественно тонкой шее медленно поворачивалась,
высматривая опасность. Можно было бы подумать, что Ай так никуда и не
отходила, но возле локтя Шооран увидел три больших чавги, значит Ай не
просто торчала на одном месте, но и промышляла где-то.
прислушивался, стараясь различить шум боя на бывшей границе, но там было
тихо.
жизни, но именно этого и не случилось. Разрушение границы взбудоражило
армию и одонтов, но поскольку соседи почему-то не нападали, прочие жители
остались безразличны к случившемуся. Да и то сказать: все, кого обуревало
беспокойство, кто мог и хотел уйти с насиженных мест, ушли еще год назад,
и теперь страна была образцом, о каком мечталось одонтам прошлых лет.
Возможно поэтому власти не стали искать илбэча. Одонтам внутренних земель
это было ни к чему, а прочих Моэртал сумел убедить, что свободный илбэч
принесет больше пользы, чем пойманный.
возникал оройхон. Большинство из них приносили сухие участки, так что
успокоившаяся страна вновь пришла в движение, только на этот раз
верноподданническое. Добрые граждане один за другим получали большие поля
из рук законной власти, и царские баргэды путались в тройных и четвертных
дюжинах, подсчитывая грядущие доходы.
стараясь только не забредать вглубь болота, чтобы избавить себя от
ненужной беготни в случае визита Многорукого. Вечерами собирал вокруг себя
людей и повествовал о мире, людях и богах. Иногда, когда боялся, что не
хватит голоса, говорил под музыку, но чаще, в подражание Чаарлаху,
старался обойтись без сувага. Пел о том, что слышал в чужих землях, порой
придумывал свое. Но в конце всякий раз звучала история о смерти Чаарлаха,
певца, выдававшего себя за илбэча, чтобы илбэч мог спокойно жить.
они могли бы спокойно идти через сухие земли, не боясь предусмотрительной
ненависти мужиков. Но зато и строить становилось все тяжелее. Сказитель
всегда на виду. Чтобы отвести от себя подозрения, Шооран дожидался, пока
утомленные люди разойдутся, потом, вслепую совершал ночной бросок,
куда-нибудь в сторону, в предутренние часы ставил оройхон и возвращался к
Ай, покорно караулившей уложенный в колыбель суваг. После этого
приходилось день или два отсыпаться, а затем можно было начинать все с
начала.