гудели турбины, питавшие зеркало. От стального корпуса реактора волной шел
жар.
Труддума. Как быть? Если просто поднять алмазные стержни, то ничего не
добьешься. Реакция станет неуправляемой, температура начнет стремительно
нарастать, и едва она превысит полторы тысячи градусов, циркониевые трубы
расплавятся, горючее разлетится по помещению, и цепная реакция
прекратится. Генералу Айшингу не приходится задумываться над такими
проблемами. В его руках бомбы, специально созданные для убийства. А Лонгу
предстоит найти нечто, способное хотя бы несколько секунд противостоять
напору разогретого до миллионов градусов вещества. Труддум, конечно, знал,
как взорвать реактор, недаром он говорил об этом как о простой инженерной
задаче. Но сейчас помощи ждать неоткуда: Труддум лежит, глядя
стекленеющими глазами в небо и ждет, справится ли Лонг.
цельной плитой из густо-черного лабрадора, на которой как на фундаменте
стоял весь остальной замок. Неохватная колонна поддерживала циклопическую
плиту. Лонг критически оглядел ее. Синие павлиньи блики мерцали в черноте
камня. Пожалуй, тысячетонная плита может сработать за пресс. Надо только
убрать колонну...
разом пошли вверх и канули во тьме коридора. В то же мгновение камеру
залило ослепительным нечеловеческим светом. Страшный жар, в сравнении с
которым ничтожными казались огнеметы Владыки, охватил Лонга. Но все же он
успел, прежде чем испарились последние капли живой крови, ударить мечом по
колонне. Потолок резко пошел вниз, хрустнули, сминаясь, доспехи.
раскололась земля, и обрадовался, поняв, что Лонг успел.
убийственным грибом, смерч. Пламя, отраженное и стократно усиленное
кривыми зеркалами Владыки, ринулось на горы. Но не было уже никого, кто
мог бы наблюдать, как рушатся вершины, погребая узкую седловину Перевала,
как горы проваливаются сами в себя, а за ними открывается мертвое
пространство пустыни.
спекшийся песок, лежал Лонг. У него больше не было доспехов, не было и
крови. Он целиком попал во власть нереального мира, и тот сотворил над ним
одну из своих злых шуток: Лонг уцелел, оказавшись в самом сердце взрыва.
Он не чувствовал тела, не воспринимал времени, но видел перед собой
оплавленные камни мертвой пустыми. Сколько хватало глаз всюду громоздились
камни. Все-таки здесь был север, эта пустыня мало походила на тающую
преисподнюю юга. Каменные россыпи полого уходили вверх к высокому
горизонту, но Лонг знал, что это обман. Гор больше не было, сознание этого
приносило ему горькое облегчение. Нет Перевала, нет границы, а значит,
никогда потусторонний бред не ворвется в живой мир.
мошка в каплю янтаря. Привел его в себя негромкий голос:
понял.
намного лучше. Здесь жило много людей. Теперь мне придется жить одному.
в мире лжи. Но теперь они разошлись, и у них нет общей границы.
лайнер. Вечер. Лонг видел, что он больше не нужен. Он все сделал как надо,
не уклонился, не ушел от битвы, поэтому за разрушенным Перевалом люди
сумеют устоять перед теми, кто идет войной на правду. Констанс с Ториксом
вернутся в свой вечный дом. И главное... Лонг обвел взглядом окрестности:
черное, рыжее, серое...
мир не превратится в такую пустыню. Со своими бедами Торикс справится сам,
а злое безумие не сможет ударить его в спину.
Новой набрать негде.
сделал глоток и закрыл глаза. Он знал, что наконец умирает. Даже если в
горячке Мира и возникнет когда-нибудь закованная в доспехи фигура, которую
станут называть Лонгом, это все равно будет не он.
которая будет всегда.