и огорчение от несданных экзаменов, потом могильная тишина, темнота, жизнь
в склепе. И яблоки, что "мозг главной укрепляют, благовония ради своего".
В малых дозах, может, и укрепляют, а в больших, если верить гомеопатам,
действие будет обратным. Вот они, яблоки, за стеной. Сотни тысяч, миллионы
яблок. Скороспелые, прошедшие климактерическую фазу, и зимние, еще не
улежавшиеся, кислые. Но все они живы, они не просто лежат, а дышат,
забирают кислород, выдыхают углекислоту и этилен. А этилен, между прочим,
наркотик и не слабый. Действует, правда, лишь в очень большой
концентрации, но кто знает, сколько они его тут надышали, все вместе-то? А
запах? Он хорош, пока почти незаметен, но когда он в избытке... Если
вдуматься, из какой пакости он состоит... Теперь Ефим четко различал в
пропитавшем все яблочном духе отдельные компоненты: смердело
бутилбутиратом, несло изобутанолом, пованивало ацетоном и этилацетатом. А
еще в яблочном аромате обнаружен метанол. Это уже полный конец. Недаром
древние считали, что сырые яблоки есть вредно.
амбразуры и долго старательно дышал. Потом как следует собрался, надел
телогрейку и ватные непромокаемые штаны, в которых зимами ездил на
рыбалку, и отправился в дозор. Запирая двери, вставил в контрольку
листочек с самым вычурным из своих факсимиле - кто знает, вдруг у Захарыча
есть дубликат ключей, и в отсутствие хозяина он шастает по складу.
плод - крупнину антоновскую, невкусное яблоко, годное в мочку, а также на
мармелад и пастилу. Топтать яблоко Ефим не стал - зачем? - так поступают
душевнобольные, а он собирается выздороветь. Есть тоже не стал - мало ли
какой гадостью мог начинить его Захарыч. Ефим отнес яблоко под горку и
утопил во рву. Потом вернулся к дереву, выбрал кочку поудобнее, уселся и
стал ждать.
сереть на черном фоне. Ночи еще не было, где-то в безудержной дали
заунывно выл вакуумный насос, вытягивающий у колхозных буренок последние
капли жидкого молока. Шла дойка. Потом и этот звук смолк. Пала ночь.
природа непрерывно гомонит: щелкает соловьями, трещит коростелем, орет
лягушками, звенит зеленой кобылкой и просто шуршит, пробираясь в траве и
по ветвям. Осенью жизнь спит, осенью тихо. В такой тишине невозможно
потерять бдительности, Ефим невольно вслушивался, хотя и понимал, что
Захарыч, ежели придет, будет с фонариком. Впрочем, вряд ли это шутка
Захарыча - слишком уж она сложна, громоздка и, главное, бесцельна. И
все-таки, лучше грешить на Захарыча, чем на собственный психоз.
взглядом окрестности: не мелькнет ли где затаенный луч. По ассоциации
вспомнился ломтик солнечного света, проникший сквозь амбразуру, и лицо
Ефима вытянулось от неожиданной и дикой мысли. Ведь если вечером в доте
солнце, значит, амбразура направлена на запад! Что же это за укрепрайон
такой? От кого собирались отбиваться засевшие под землей фрицы? Может это
вовсе и не фашистские укрепления, а наши? Скажем, остатки линии Сталина.
На Псковщине линия Сталина, вроде, не проходила, хотя, кто знает? - все
было засекречено, да и сейчас об этом не слишком охотно пишут.
значит, должен смотреть почти точно на юг. Это если взорванные центральные
капониры ориентированы строго на восток. А если удар ожидался с
юго-востока, от Москвы? И вообще, с чего он решил, что солнце показывается
по вечерам? Часы у него стоят, всякое представление о времени - потеряно.
Конечно, солнце, когда смотрит в его окно, стоит низко, но в октябре оно
высоко и не поднимается.
запад с востоком поменялись местами. Самого себя можно убедить в чем
угодно, было бы желание.
подобравшись. Палец напрягся на кнопке фонаря словно на спусковом крючке.
По-прежнему вокруг было темно, но в этой темноте кто-то двигался. Тихо,
слишком тихо для человека.
рассек ночь, вырвал из небытия кусок склона, примятую потоптанную траву и
яблоко, катящееся вниз с холма.
места, где двигалось яблоко.
подпустившему живой биллиардный шар или самому яблоку.
потревоженная каким-нибудь мелким существом, на которого можно было бы
списать происходящее. Яблоко лениво прокатилось еще немного и замерло
неподалеку от стоящего под яблоней Ефима.
кого-нибудь, хоть что-то, на что можно выплеснуть злобу и растущий страх,
на кого можно закричать, облегчив душу, кого можно ударить или хотя бы
просто обвинить в творящемся вокруг молчаливом и спокойном безумии. Но не
было абсолютно никого и ничего, кроме яблока, которое лежало,
полупровалившись в случайную ямку. Взглянув на него, можно было смело
утверждать, что оно выросло здесь, созрело, упало с ветки в мягкую траву и
откатилось вверх по склону. На пару шагов, не больше. Давно замечено, что
яблочко от яблоньки не далеко катится.
прогуляться захотелось. Дубовый листок оторвался от ветки родимой... Нет
уж, пойдем-ка домой.
посветил фонариком в амбразуру. Окно открыто, правильно, он сам открыл его
перед уходом. Дверь тоже распахнута, снаружи она не запирается. Вот только
кто мог притащить яблоко из нижних галерей, пропихнуть через амбразуру и
так точно направить под ноги сидящему сторожу?
Ефим заперся изнутри, перевесив контрольный замок на дужку засова. Пройдя
как сквозь строй мимо рядов ящиков, вышел в дот, закрылся и заставил дверь
кроватью. Извлек пойманное яблоко, положил на свет. Долго и пристально
разглядывал его, потом предложил:
это сорт был очень популярен на Московском и Петербургском рынках.
Назывался он "черное дерево", поскольку кора яблонь, на которых он рос,
отличалась темно-бурым, почти черным цветом. Яблоко непритязательное на
вид: мелкое, одноцветное, лишь чуть подкрашенное тусклым румянцем, кожица
исчерчена тонкой ржавого цвета сеткой. Зато аромат выше всех ожиданий - с
легкой пряностью свежей малины. И хранятся яблоки до середины зимы, и
путешествия переносят с легкостью, и даже, как видим, сами порой
путешествуют.
безучастно лежало на столе.
осмотрел срез: плоть белая, мелкозернистая, семенные гнезда узкие, глубоко
уходящие в тело плода. В каждой камере помещается по одному толстому,
хорошо сформировавшемуся семечку. Ефим срезал тончайший до прозрачности
ломтик, осторожно, словно яд брал в рот, попробовал. Вкус, пожалуй,
излишне островат, не улежалось еще яблоко, в пору войдет недели через две.
Вот, кажется и все. А что, собственно, он собирался найти?
картофельными очистками и прочим кухонным мусором.
со вчерашнего дня тесто кисло в деревянной лоханке, присыпанные сахаром
ломтики розмарина потемнели и дали сок. Тесто Ефим выкинул, неудавшуюся
начинку отправил в посудину, где бродил яблочный уксус. Обидно, но больше
такого не повторится. Пусть хоть бомбежка, хоть прямое попадание в
бронеколпак, но завтрак, обед и ужин состоятся вовремя. Штрудель он
испечет потом, а сегодня сделает яблочно-картофельные галушки. Жаль к ним
нет кровяной колбасы. Но можно открыть баночку колбасного фарша.
пурпуром пятно под яблоней было видно издалека, и не стоило гадать, что
это там режет глаз.
перерыть весь определитель. Первым плодом оказался брейтлинг, известный
также под названием "красный кардинал". Под дальним деревом отыскалось
красно-оранжевое гранатное яблоко, оно же - зимняя титовка. Справочник
утверждал, что брейтлинг особенно вкусен в печеном виде, и Ефим понял, что
надо делать.
быть наказан. Конечно, ему не управиться даже с каждым десятым, но все
равно, за бегство одного яблока должны отвечать все.
коробок с брейтлингами и, не выбирая, отсчитал десять штук яблок.
занимался делом.
подготовленные плоды на противне...
Суворов Виктор
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман
Шекли Роберт
Каргалов Вадим
Никитин Юрий