Чтение 15–й страницы книги ~Катали мы ваше солнце~

сложенных из камня, а ныне оземленелых подстенков, Сволочь-на-Сволочи
простирался на многие переклики, доходя на севере чуть ли не до самой
Ярилиной Дороги. Сказывают, пало сюда с небес разгневанное солнышко и
выжгло город дотла, пощадив лишь княжьи хоромы, измуравленные на месте
слияния двух рек, да прижавшуюся к Вытекле слободку древорезов... В
общем-то оно и понятно: князь солнышку угоден, сам красным солнышком
прозывается, а древорезы люди смирные, идольцев жертвенных режут - за
что их жечь?

Преданий об этом несчастье сохранилось много, а вот из очевидцев
остался, пожалуй, один только старенький воевода Полкан Удатый, если
ему, конечно, посчастливилось уцелеть в недавней битве на речке
Сволочи. Сами берендеи до сих пор не отваживались селиться на обширном
пепелище, да и погорельцев не жаловали за то, что в развалинах
живут...

Беглецы уже миновали низкий вал, служивший когда-то основой
внутренней стены, когда древорез наконец спохватился.

- Э!.. - ошеломленно окликнул он. - А Докука-то?..

- Да на кой он тебе нужен? - не оборачиваясь, недовольно бросила
погорелица.

Кудыка остановился в растерянности и беспомощно оглянулся.
Договаривались-то как?..

- Ну чего стал? - прошипела она. - Живей давай!..

Кудыка моргал. Бросать товарища связанным было совестно... Хотя...
Что ему грозит, Докуке? Сводят утром на капище да и отпустят.
Волхвам-то наверняка Кудыку подавай, а не Докуку - до боярской
племянницы им дела нет...

Древорез махнул озябшей рукой и поспешил вослед за девкой. И в
этот миг откуда-то издалека донесся тихий, но ясный вопль. Голос был
Докукин.

- Спишь? Тебя зачем сюда поставили?.. Бока отлеживать?..

Погорелица злорадно засмеялась.

- Тревогу поднял, лоботес!.. - сообщила она, хотя и без нее все
было ясно. - А ты, чай, возвращаться за ним хотел... за дружком за
своим...

Ухватила за руку и, хрустя настом, повлекла в какую-то узкую
расселину, где оба и залегли. В развалинах тем временем стало шумно.
Крики, брань, треск. Должно быть, всполошенные Докукой погорельцы
спросонья кинулись кто куда и в который уже раз порушили землянку.
Потом над общим гомоном взмыл голос главаря Пепелюги, померещились
звуки далеких оплеушин. Вскоре замельтешили, рассыпались в ночи
огоньки смоляных светочей - погорельцы обшаривали окрестность.

- Найдут!.. - охнул Кудыка.

- Не найдут, - успокоила суженая. - По гололеду-то!.. Снега нет -
и следа нет...

- А случайно наткнутся?

Вместо ответа погорелица больно стиснула ему руку, и Кудыка
испуганно умолк. Неподалеку хрустел наст, слышались голоса.

- Просыпаюсь... - возмущенно, взахлеб жаловался кому-то Докука. -
Костерок еле тлеет, сторож этот твой уже седьмой сон досматривает, а
их и след простыл...

- Кого "их"? - приглушенно рявкнул Пепелюга, на этот раз, судя по
всему, к шуткам не расположенный. - Вас же только двое было!..

Докука поперхнулся и закашлялся.

- Да это... Я задремывал уже... Смотрю: вроде девка ваша о чем-то
с ним толкует... Ну вот я и подумал: может, это она его развязала?..
Пока я спал...

- Врет - во всю губу!.. - не выдержав, шепнул Кудыка.

Погорелица тут же на него шикнула, и оба вновь замерли,
прислушиваясь.

- Что за девка? - допытывался Пепелюга.

- Да нешто я знаю! - жалобно вскричал красавец древорез. - Девка и
девка. Чумазая...

В гулкой ночи отчетливо треснула оплеуха.

- Я те дам "чумазая"! - озлился погорелец. - За чумазых, знаешь,
что бывает?..

Прошитый морозными иглами ночной туман затлел розовым, и вскоре
из-за окованного ледяной броней холмика показались трое: главарь,
Докука и еще один со смоляным огнем на палке. Главарь свирепо
озирался, а разобиженный Докука озадаченно ощупывал затылок.

- Замуж за него просилась... - добавил он, как бы только что
вспомнив.

- Ах, во-он это кто!.. - Пепелюга выбранился по-черному, помянув и
царя-батюшку и тресветлое солнышко. - Давно она у меня на бирке
зарублена... Ну попадись только... Согну в дугу да и концы на крест
сведу!..

- Так чего их теперь искать-то? - недовольно спросил тот, что со
смоляным светочем. - Слышь, Пепелюга... Они уж наверняка в слободке
давно...

- Да не могли они далеко уйти!.. - взвыл Докука.

- А ты почем знаешь? - недобро прищурился главарь. - Ты же спал,
говоришь!..

- Так а костерок-то! - быстро нашелся тот. - Костерок-то погаснуть
- не успел! Значит, совсем недолго я спал...

Переругиваясь, скрылись за другим ледяным горбом, однако шаги их и
голоса долго еще отдавались в гулкой ночи.

- Светил бы мне ясный месяц, а по частым звездам я колом бью... -
донеслось совсем уже издали.

Погорелица вздохнула и с досадой потерла замерзший нос.

- Зря... - признала она с сожалением. - Надо было мне и его
развязать... Ну что, берендей? Как тебя звать-то?

Кудыка сказал. Погорелица уставилась на него в радостном
изумлении.

- Правда, что ль? Так это, выходит, от тебя жена с греками
сбежала? Ну все, берендей, пропал ты! Такого мужика я не выпущу... У
тебя вон, сказывают, и дом двупрясельный, и печка кирпичная...

- Тебя-то саму как зовут? - буркнул Кудыка.

- Чернавой величают... - не без гордости ответила та.

Чернава? А ведь точно - ворожея... Слыхал про нее Кудыка, и не
раз. Сам боярин ее о прошлом годе в терем призывал - шишимору
вывести... Что ж теперь делать-то? Не возьмешь в жены - воду в ложке
заморозит, порчу наведет... А возьмешь - и того хуже. Как с такой жить
прикажешь?..

И принялся древорез вспоминать в смятении все, что знал о ворожеях
и ведьмах. Бить их можно только тележной осью, при каждом ударе
приговаривая: "Раз!.." Скажешь: "Два!" - изломает... Потом еще врут:
наотмашь их тоже бить нельзя - только от себя. Ударишь от себя -
рассыплется... Да врут, наверное!..

* * *

Но, конечно, кабы не Чернава, нипочем бы не выбрался Кудыка из
развалин мертвого города. То ли и впрямь она умела глаза отводить, то
ли просто хорошо знала здесь каждый взгорбок и каждую ямку. Был
случай, когда, затаившись, они пропустили ватагу погорельцев в
каких-нибудь двух переплевах от своего укрытия. Обитатели развалин
возвращались к землянкам усталые и сильно раздраженные. Докуку они
вели с собой, награждая его время от времени к превеликому Кудыкиному
злорадству тычками да затрещинами.

Когда же наконец похожие на кладбище горбатые развалины остались
за долгой извилистой ложбиной, в которую обратился ныне внешний ров,
небо на востоке уже опушилось розовым заревом. Там, за синеватыми
Кудыкиными горами разгоралось, готовясь взмыть над страной берендеев,
светлое и тресветлое наше солнышко. Обозначилась впереди поросшая
дымами слободка, блеснуло за ней зеркало никогда не замерзающей
Вытеклы.

Чернава повернулась к алеющему востоку, потянулась с хрустом,
повела плечами.

- Эх, умоюсь... - мечтательно пообещала она просыпающемуся
солнышку и лукаво глянула через плечо. - А что, Кудыка, справишь мне
шубейку на беличьих пупках?

- На пупках не осилю, а сторожковую [Сторожковые меха
(берендейск.) - собачьи, колотковые - кошачьи.] справлю... - со
вздохом отозвался тот. - Только ты, слышь, больно-то явно не ворожи
теперь... У нас в слободке этого не любят...

- Хватит, - сказала она радостно. - Отворожила... Надоело мне все,
Кудыка! Грязь надоела, холод... Летом оно вроде бы и ничего, а вот
зимой тут у вас стужа - прямо как в Черной Сумеречи...

Просияв, взметнулось в небо красно солнышко с блуждающим по ясному
лику темным пятном, и подумалось вдруг Кудыке, что неспроста все
неудачи в последнее время выпадают именно на нечетные дни. С того
самого утра после неслыханно долгой ночи жизнь у берендеев пошла
кувырком...

Оба еще раз поглядели на ласковое, пусть даже и меченное пятном
светило и двинулись в сторону слободки.

- Так что у вас там все-таки стряслось в Черной Сумеречи? - не
устоял любопытный Кудыка. - Одни толкуют: отвернулось-де от вас
солнышко, другие: погорело, мол... Кому верить-то?

- Погорело... - нехотя ответила Чернава.