Любовь ЛУКИНА, Евгений ЛУКИН

ВТОРЖЕНИЕ

Лейтенант Акимушкин нервничал. Он сидел неестественно прямо, и рука
его, сжимавшая молоточкоообразный микрофон, совершала непроизвольные
заколачивающие движения, словно лейтенант осторожно вбивал в пульт
невидимый гвоздь.

Наконец Акимушкин не выдержал и, утопив на микрофоне кнопку, поднес
его к губам.

- "Управление", ответьте "Старту"!

- "Управление" слушает, - раздался из динамика раздраженный голос
Мамолина.

- Сеня, ну что там? - взмолился Акимушкин. - Сколько еще ждать?

- "Старт", отключитесь! - закричал Мамолин. - Вы мешаете! Пока еще
ничего не ясно! Как только разберемся - сообщим.

Динамик замолчал.

Акимушкин тычком вставил микрофон в зажим и посмотрел на свои руки.
Дрожали пальчики, заметно дрожали. Словно не они каких-нибудь пятнадцать
минут назад быстро и точно нажимали кнопки, вздымая на дыбы пусковые
установки. Пятнадцать минут назад в грохоте пороховых ускорителей,
проникшем даже сюда, внутрь холма, закончился первый бой лейтенанта
Акимушкина.

А теперь вот у него дрожали руки. Эти пятнадцать минут бездействия и
ожидания, последовавшие за победным воплем Мамолина: "Уничтожена вторая!"
- оказались хуже всякого боя.

Тут Акимушкин вспомнил, что в кабине он не один, и, поспешно сжав
пальцы в кулак, покосился на Царапина. Старший сержант, сгорбясь, - голова
ниже загривка, - сидел перед своим пультом и что-то отрешенно бормотал
себе под нос. Вид у него при этом, следует признать, был самый
придурковатый.

Умный, толстый, картавый Боря Царапин. Глядя на него, лейтенант
занервничал еще сильнее. Такое бормотание Царапина всегда кончалось
одинаково и неприятно. Оно означало, что в суматохе упущено что-то очень
важное, о чем сейчас старший сержант вспомнит и доложит.

В динамике негромко зашумело, и рука сама потянулась к микрофону.

- "Кабина", ответьте "Пушкам"! - рявкнул над ухом голос лейтенанта
Жоголева.

- Слушаю. - Акимушкин перекинул тумблер.

- Так сколько всего было целей? - заорал Жоголев. - Две или три?

- Ну откуда же я знаю, Валера! Мамолин молчит... Похоже, сам ничего
понять не может.

- До трех считать разучился?

- А это ты у него сам спроси. Могу соединить.

Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.

- Черт-те что! - в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку,
отправляя микрофон на место.

- Хорошо... - неожиданно и как бы про себя произнес Царапин.

- А чего хорошего? - повернулся к нему лейтенант.

- Хорошо, что не война, - спокойно пояснил тот.

В накаленном работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал
озноб. Чтоб этого Царапина!.. Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь
сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный
инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили
с воздуха... Но каков Царапин! Выходит, все это время он ждал, когда на
его толстый загривок рухнет "минитмен".

- Типун тебе на язык! - пробормотал Акимушкин.

Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со
стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или все-таки две?

- Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, - сказал Царапин.

- Мне тоже, - сквозь зубы ответил Акимушкин.

"Вот это и называется - реальная боевая обстановка, - мрачно подумал
он. - Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет -
поступай как знаешь!.."

Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант
опять горбился и бормотал.

- Ну что еще у тебя?

- Товарищ лейтенант, - очнувшись, сказал Царапин. - Полигон помните?

- Допустим. - Акимушкин насторожился.

- А ведь там легче было...

- Что ты хочешь сказать?

- Помех не поставили, - со странной интонацией произнес Царапин. -
Противоракетного маневра не применили. Скорость держали постоянную...

- Отставить! - в сильном волнении крикнул Акимушкин. - Отставить,
Царапин! - и дальше, понизив голос чуть ли не до шепота: - Ты что,
смеешься? Лайнер - это всегда одиночная крупная цель! А тут - три машины
строем! Да еще на такой высоте!.. Попробуй-ка лучше еще раз связаться со
штабом.

Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут
в кабину проник снаружи металлический звук - это отворилась бронированная
дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.

- Вот они, соколики! - зловеще сказал он.

- Это не из прикрытия, - положив трубку, с тревогой проговорил
Царапин, обладавший сверхъестественным чутьем: бывало, по звуку шагов на
спор определял звание идущего.

Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошел по бетонному полу к
кабине, споткнулся о кабель и остановился возле трапа. Фургон дрогнул,
слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень подковка,
и в кабину просунулась защитная панама, из-под которой выглянуло
маленькое, почти детское личико с удивленно-испуганными глазами. Из-за
плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.

Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой. Но
поскольку тот, судя по всему, рта открывать не собирался, то лейтенант
решил эту немую сцену прекратить.

- Ну? - сказал он. - В чем дело, воин?

- Товарыш лытенант, - с трепетом обратился воин, - а вы йих збылы?

- Збылы, - холодно сказал Акимушкин. - Царапин, что это такое?

- Это рядовой Левша, - как бы извиняясь, объяснил Царапин. - Левша,
ты там из прикрытия никого не видел?

- Ни, - испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком -
узкоплечий фитиль под метр девяносто.

- Як грохнуло, як грохнуло!.. - в упоении завел он. - Товарыш
лытенант, а вам теперь орден дадут, да?

- Послушайте, воин! - сказал Акимушкин. - Вы что, первый день
служите?

Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.

- Разрешите присутствовать?

- Не разрешаю, - сказал Акимушкин. - Вам где положено быть? Почему вы
здесь?

- Як грохнуло... - беспомощно повторил Левша. - А потом усе тихо... Я
подумал... може, у вас тут усих вбыло? Може, помочь кому?..

Жалобно улыбаясь, он переминался с ноги на ногу. Ему очень не
хотелось уходить из ярко освещенной кабины в неуютную ночь, где возле
каждого вверенного ему холма в любую секунду могло ударить в землю
грохочущее пламя. Последним трогательным признанием он доконал Акимушкина,
и тот растерянно оглянулся на сержанта: что происходит?

Старший сержант Царапин грозно развернулся на вертящемся табурете и
упер кулаки в колени.

- Лев-ша! - зловеще грянул он. - На по-ост... бе-гом... марш!

На лице Левши отразился неподдельный ужас. Он подхватился, метнулся к
выходу и, грохоча ботинками, ссыпался по лесенке. Лязгнула бронированная
дверца, и все стихло.

- Дите дитем... - смущенно сказал Царапин. - Таких не рожают, а
высиживают. Зимой дал я ему совковую лопату без черенка - дорожку
расчистить. Пришел посмотреть - а он сел в лопату и вниз по дорожке
катается...

- "Старт", ответьте "Управлению"! - включился динамик.

- Ну, наконец-то! - Акимушкин схватил микрофон. - Слушает "Старт"!

- Информирую, - буркнул Мамолин. - Границу пересекали три цели.
Повторяю: три. Но в связи с тем, что шли они довольно плотным строем...
Видимо, цель-три оказалась в непосредственной близости от зоны разрыва
второй ракеты, была повреждена и, следовательно, тоже уничтожена. Пока
все. Готовность прежняя. "Старт", как поняли?

- Понял вас хорошо, - ошеломленно сказал Акимушкин. С микрофоном в
руке он стоял перед пультом, приоткрыв рот от изумления.

- Вот это мы стреляем! - вскричал он и перекинул тумблер. - "Шестая
пушка", ответьте "Кабине"!

Жоголев откликнулся не сразу.

- Мамолин утверждает, что мы двумя ракетами поразили три цели, -
сообщил Акимушкин. - И как тебе это нравится?

- Два удара - восемь дырок, - мрачно изрек Жоголев. - Слушай, у тебя
там прикрытие прибежало? Люди все на месте?

Царапин оглянулся на Акимушкина.

- У меня, Валера, вообще никто не прибежал, - сдавленно сказал тот. -
Что будем делать?

- В штаб сообщил?

- Да в том-то и дело, что нет связи со штабом! И послать мне туда
некого! Не дизелиста же!..

- Ч-черт!.. - сказал Жоголев. - Тогда хоть Мамолину доложи. У меня