Любовь ЛУКИНА, Евгений ЛУКИН
СТАЛЬ РАЗЯЩАЯ
руку, когда уснешь! Да лишишься ты рассудка и поднимешь металл с земли!
под ноги - на неровную, глубоко процарапанную черту, навсегда отделившую
ее от живых.
сторону стояли так тихо, что временами чудилось, будто в степи всего два
человека: сама Чага и заходящаяся в крике Мать.
горло! В печень! В кость!
перекатывал у ног рыжее облачко вычесанной шерсти, да колола глаз
блестящая крупинка, так неожиданно легко погубившая Чагу.
черты и увидела искаженные отшатнувшиеся лица сородичей. Все они были
ошеломлены и испуганы - вопли Матери застали врасплох не только Чагу.
ядовитая улыбка; Натлач с братом, переглянувшись, вопросительно уставились
на Стрыя. А тот стоял неподвижно - огромный, страшный. Перечеркнутое
шрамом лицо было обращено к Матери; в глазах - изумление и гнев.
допустит! Он же сам говорил ей: "Вся надежда на тебя, Чага. Если ты не
заменишь Мать, эта старая дура когда-нибудь всех нас погубит..." Сейчас он
шагнет к ней, и изгнание обернется расколом семейства. Сначала Стрый; за
ним, как всегда, коротко переглянувшись, - Натлач с братом; следом
испуганно метнутся женщины - и Мать останется посреди степи вдвоем со
своей Колченогой...
громче и пронзительней. Знала: услышь ее кто-нибудь из другого семейства -
и Чаге не дожить даже до полудня. - Приди и возьми! Мы отдаем тебе лучшее,
что у нас есть!
которой она проскребла глубокую черту в песчаном грунте) и, уцепив за
вычесанную гриву одного из зверей - рыжую самку, - подтащила поближе,
толкнула на ту сторону.
отступила, тяжело дыша.
всему видать, ломанное металлом не раз и не два, зашевелилось, залопотало
жухлыми листьями, и люди, очнувшись, тоже пришли в движение. Натлач с
братом, неуверенно поглядывая на все еще неподвижного Стрыя, подняли, один
- скатанную кошму, другой - наполненные водой мехи, и двинулись вслед за
Матерью - откупаться. Бросили ношу за черту и, пробормотав: "Металл найдет
тебя", отошли, недовольные, в сторону.
слово. Рыжая самка прихрамывает: если верхом и навьючить - не осилит и
двух переходов... А мехи старые, левый вот-вот порвется... Чага с
ненавистью взглянула на Мать.
ногам скарб, утварь и, стараясь не смотреть на притягивающую взгляд
крупинку металла, поспешно отходили.
наотмашь, надеясь прорвать мех. Промахнулась и чуть не заплакала от
досады.
Момент был давно упущен: даже если он шагнет сейчас за черту, никто за ним
не последует - все уже откупились от Чаги. И все-таки Стрый упрямо не
двигался с места - стоял, опустив в раздумье тяжелую седеющую голову.
земли седло и, тяжело ступая, пошел к черте. Все замерли. Если у Стрыя
хватит упрямства и глупости разделить изгнание с этой сумасшедшей,
семейство лишится главного защитника...
перечеркнутого шрамом лица, он неловко повернулся и побрел к живым.
серебристой масти, полунавьюченный и лишенный пут, внезапно встряхнул
развалистой гривой и, оглушительно фыркнув, двинулся к Чаге. С замедленной
грацией ставя в песок чудовищные плоские копыта, он проследовал мимо
остолбеневшего семейства и заступил черту. Натлач кинулся было наперехват,
но вовремя отпрянул - зверь уже принадлежал металлу.
было ни в ком.
сородичей, что случилось. Из-за этого зверя он убил четырех мужчин из
семейства Калбы, из-за этого зверя погиб его сын, из-за этого зверя они
оказались здесь, в чужой степи, вдалеке от знакомых кочевий...
ощутила, как сквозь страх и ненависть в ней поднимается чувство
пронзительной жалости к этому стареющему тяжелодуму, такому опасному в бою
и такому нерешительному в обычной жизни.
мы, это она звала тебя! Светлый! Быстрый! Разящий без промаха! Приди и
возьми!
зверей, связывать полураскатанный войлок, собирать скарб.
что скрылись живые. Чага нагнулась, подняла костяной гребень и,
всхлипывая, стала зачем-то вычесывать бок рыжей самке. Гребень вывернулся
из пальцев и снова упал в песок. Тогда она повернула залитое слезами лицо
к оседающему пылевому облачку и вскинула кулаки.
Медленно опустила руки, постояла и, всхлипнув в последний раз, принялась
собирать откуп.
дереве, да посверкивала металлическая крупинка, лежащая совсем рядом с
неровной глубокой чертой, на которую уже можно было наступать.
дальних родственников. Но Стрый сказал: "Все равно последние годы живем.
Вторая стальная птица упала. Металл поднимается по всей степи - он сам
нарушает закон..."
семейству пришлось бежать в разоренную степь. Именно там полгода назад
упала стальная птица, и разъяренный металл, забыв свой давний уговор с
людьми, бил сверху, уничтожая в укрытиях целые семейства, вздувал волной
землю и срывал ломкий кустарник с холмов.
зверями травы, всюду мерещился запах падали. Но настоящая опасность ждала
беглецов, когда, оставив позади разоренные степи, они вышли к поросшему
звонким камышом берегу незнакомой реки.
утреннем небе то и дело возникали спиральные мерцающие паутины, а взбитые
страхом птицы ушли в неимоверную высоту. Чага чуяла нутром, что за рекой
все напряжено, что металл вот-вот начнет роиться, но упрямая коренастая
старуха (Матери было за сорок) просто заткнула ей рот.
на этом берегу и впрямь было опасно - похищение Седого подняло в седла
всех родственников Калбы по мужской линии.
утопили мохноногого сосунка, провозились до полудня. А преследователи
вблизи переправы так и не показались - видно, отстали еще в разоренной
степи...
полузаросшая тропа тянулась вдоль густого коричневого сушняка - явно все
соки из земли были выпиты зарывшимся в нее металлом. Попадались кости,
сгнившая рухлядь, иногда из хрупкой путаницы ветвей опасно подмигивал
осколок.
рощи - он был или просто почудился? - но только Чага не раздумывая
бросилась с седла на землю. Рядом, едва не придавив хозяйку, тяжкой
громадой рухнул испуганный зверь. Залегли все - и люди, и животные. А
спустя мгновение сушняк словно взорвался дробным оглушительным треском, и
летящий насквозь металл с визгом вспорол воздух над их головами.
метнулась меж холмами и там была перехвачена враждебным роем. Воздух
звенел, лопался, кричал. Приподняв голову, Чага видела, как седловина,
куда их вела выбранная Матерью тропа, исчезает в неистовом мельтешении