волшебник, или бог, или что-нибудь такое, разумное. Это просто
одна из трех сил.
Свет -- это просто сила, и Тьма -- тоже сила. И ничего в
них нет ни доброго, ни злого. И солнце в этом мире могло бы
гореть по-прежнему, хоть это был бы мир Тьмы. Но получилось так,
что здесь все началось с погасшего солнца. Значит, нужно было
немножко солнечного света из другого мира... и нужен человек из
этого мира.
Ты должен помочь людям, которые здесь живут. Тогда придет и мой
черед.
которым он борется с Тьмой. Я, конечно, могу делать что хочу.
Вот только сам я из Настоящего света и потому хочу лишь того,
что хочет Свет.
Света, но форму-то мне дал ты. И Зеркало было человеческим. Так
что я не вещи смотрю по-вашему.
что, инструмент инструмента?
другое. Это ты решаешь, что тебе больше нравится -- Свет или
Тьма. И начинаешь бороться -- на той или на другой стороне. Я
твой помощник, и ты на стороне Света, а где-то здесь...
докончил я.-- Так? И я должен его убить. Так?
Только не все так просто. Тьма не с одним человеком. И ее так
просто не убьешь. Ты должен поделить людей между Светом и Тьмой.
И помочь победить тем, что за Свет.
сторону Света? Торговцев, что ли? Им вообще все по фигу!
чего делать,-- твердо сказал Котенок.-- Это кто-то из
людей сказал. И сказал правильно. Если Крылатые считают, что они
на стороне добра, на стороне Света -- заставь их быть
добрыми!
него! Заставь их не просто называть себя хорошими и добрыми!
Заставь их стать такими!
мечом!
что он мальчишка,-- с какой-то грустной ухмылкой сказал
Котенок.
посмотреть.
и отвернулся.
краями, послушно отражающее мою физиономию. Лицо обыкновенного
мальчишки, бледное, почти как у Крылатых, с растрепанными
волосами, тонким шрамом на щеке -- старым-престарым шрамом...
Вот только глаза светятся, словно смотришь сквозь прорези в
маске на звездное небо.
прыгая с башни Крылатых я посмотрел в зеркало Настоящим
взглядом. И успел еще увидеть, как зрачки вспыхнули белыми
искрами, прежде чем мое отражение растаяло. Теперь я видел в
зеркале лишь комнату, спящего Лэна и Солнечного котенка, который
тихо сказал:
-- и не мое. Оно было взрослым -- тому, кто смотрел на
меня со стекла, могло быть и двадцать, и тридцать лет. Но не это
было самым страшным.
наконец-то дождался встречи и безмерно этому рад. Лицо у него
было спокойным и уверенным. Это он -- не я -- хотел уйти
из дома. Это он -- не я -- легко и красиво отомстил Ивону.
Это он -- не я -- сумел пройти Лабиринт, потому что давно
не грустил по маме, не боялся отца и не собирался умирать за
друга.
отражения не шевельнулись. Ему этот вопрос был ни к чему, он
знал ответ.
Ты совсем-совсем взрослый, который ненавидит быть ребенком.
опять был мальчишка.
у тебя добрые, Данька.
этого спросил:
ребенок. И вот это страшно. Тогда можно смело говорить -- он
милосердный и злой. Он мягко и нежно добивается зла... А теперь
спи, Данька. Давай будем все решать завтра.
сказал:
хочется вспоминать этот Лабиринт...
мудрый и пушистый?
ответил Лэн.
казался ерундой, и страхи его -- детскими, ненастоящими. Меч
я взял, это хорошо. Лэн за мной в Лабиринт не лазал -- еще
лучше. А что в глубине души я взрослый и жестокий, так и что с
того? В возрасте мы с моей сущностью когда-нибудь сравняемся...
А жестоким я не был и не буду.
умываясь.-- То есть не тебя, это Меч меня обманывал.
и смущенно спросил:
Лабиринте тебя... то есть ненастоящего тебя, похитили Летящие.
Это у меня такой страх был, представляешь?
Настоящий -- другой. Пошли завтракать?
одни тяжелые, с мечом Туака, другие совсем-совсем легкие --
это были ножны Настоящего меча.
между столиками не одна, а с незнакомой девицей, их постоянно
окликали, требуя вина. И неудивительно.