Чтение 2–й страницы книги ~Звезды

Ну да, конечно, крутым пилотом я смотрюсь только на Земле. Когда иду
по улице провинциального города... да и то, в Москве на космонавтов
особого внимания уже не обращают. "Хороший мальчик..." Вспомнив Эльзу, я
с досадой выскочил в гостиную. Хоть бы усы росли погуще! Добродушный
двадцатипятилетний теленок с соломенной шевелюрой и пухлыми щеками!
Любой пилот видел мою биографию насквозь -- ВВС, пара самостоятельных
вылетов, ускоренные астро-курсы и старой шаттл, на который жалко сажать
опытного человека.

Ну и ладно.

По большому-то счету разница между нами всеми невелика.

Я оделся, покидал в чемоданчик немногочисленные пожитки. Вышел,
прихлопнув дверь, отдал горничной на этаже ключи. Постоял, пока она
оформляла на терминале мой выезд.

Девчонка была замотанная и усталая. Персонала в космопортах вечно не
хватало. Каждый человек влетал в такую копеечку! Налог на потребляемый
воздух, налог на амортизацию почвы, налог на изменение массы планеты --
мало ли их выдумано чужими? Это не считая прямых расходов. Лучше бы
поувольняли дармоедов-морпехов, чем выматывали диспетчеров КЦ и
обслугу...

-- Щасливо долететь, -- ставя безумные ударения сказала девушка. --
Пан еще вернется?

-- Наверное.

-- Хорошо отдохнуть, пане, -- девушка вздохнула. -- Мой отпуск...
ой-ой... полгода!

Я сочувственно покачал головой.

-- Пан знае Бориса Косуху? "Аэрофлот"?

-- Нет, -- признался я. С основными конкурентами мы общались нечасто.
Вовсе не потому, конечно, что компания проводила такую политику. Просто
наши рейсы пересекались редко.

-- Веселый человек, -- сказала девушка. Вздохнула: -- Думала, все
русские пилоты веселые...

Глупо улыбнувшись я пошел к лифту. Что она этим хотела сказать? Можно
подумать, что я -- грустный человек!

Время еще было, и забежав в бар на первом этаже я выпил чашку
крепкого кофе "по-звездному" -- с корицей и имбирем. Очень полезная
штука, чтобы отбить запах пива. Здесь пилоты никогда не собирались,
как-то так повелось, что "Дональд" был нашей территорией, а бар при
гостинице оккупировали наземники. Но кофе готовили правильный.

Теперь -- врач.

Административные корпуса были недалеко. Все здесь рядом, в
космопортах на других планетах. И все-таки я успел вспотеть, пока
добежал по бетонной дорожке к аккуратненьким трехэтажным зданиям. Юркнул
в ближайшее -- между собой здания соединялись переходами из зеркального
стекла, и мучаться больше положенного не стоило. Охранник сочувственно
кивнул:

-- Жарко?

-- Жарко, -- подтвердил я.

На этом наша содержательная беседа как-то сама собой затихла. Я пошел
по коридорам к госпиталю.

Двенадцатый кабинет был открыт, доносились голоса, хохот. От души
сразу отлегло -- речь слышалась русская. Постучав по косяку я заглянул.

-- А! -- врач, невысокий крепыш в зеленом хирургическом костюме
выбрался из-за стола. -- "Трансаэро"?

-- Так точно.

-- Да заходи, чего встал!

Он облапил меня, представился:

-- Костя! Просто -- Костя.

Было ему лет тридцать, а может немного побольше. Жизнерадостность и
румянец мешали понять точнее.

-- Петя, -- буркнул я.

Две медсестры, чинно сидевшие на диванчике у окна, прыснули.

-- Месяц земляков не видел! -- продолжал шуметь врач. -- Когда
летишь?

-- Через два часа.

-- Жалобы есть? -- доктор тщетно пытался принять официальный вид. --
А, о чем я... Садись.

-- Все в порядке, -- я достал полетную карту, едва не выронив Эльзино
письмо, протянул ее врачу.

-- Ты откуда родом?

-- Из Москвы.

-- У... далеко. А я из Абакана. Так, колись, парень. Сколько сегодня
пил?

Похоже, придется признаваться...

-- Полкружки пива.

Врач погрозил мне пальцем, взял со стола алкогольный детектор.

-- Если больше двух кружек -- сегодня никуда не пущу! Дыши!

Я послушно дохнул в раструб.

-- Еще раз, -- вглядываясь в шкалу потребовал врач.

Я задышал, как спринтер после дистанции.

-- Слушай, а может ты кефир пил? -- полюбопытствовал врач. -- Ну,
молодец! Молодец, парень! Наши словно решили поддержать общее мнение --
всегда пьянствуют перед стартом!

-- Вчера вот... перебрал, -- признался я.

-- Сколько?

-- Три кружки.

Медсестры и врач молчали. Потом доктор опустил приборчик в карман,
задумчиво изрек:

-- Да, случай интересный... Где твои бумаги?

Он шлепнул на карту печать, расписался, провел над полоской
магнитного индикатора перстнем-кодировщиком. Спросил:

-- А летаешь давно?

-- Два года.

Одна медсестра неуверенно хихикнула, другая начала мне улыбаться.

Очень милая девушка...

-- Ты почаще к нам заглядывай, -- заметил врач. -- Я диссертацию
пишу, "Влияние экстремальных экстратерральных условий на поведенческие
императивы". Мне нужны самые полярные случаи.

-- Как компания решит. Хотя мне тут не очень нравится, -- признался
я. -- Жарко слишком. И местные... совсем уж хмурые.

-- А чего им веселиться, у них через неделю сезон коллективной
эфтанзии, -- хмыкнул доктор. -- Личинки дозревают, надо обеспечивать
свободные пространства. Ладно... Петя. Счастливо долететь.

-- Спасибо, -- я начал быстренько отступать к двери.

-- Сувениры хоть прихватил? -- спросил доктор.

-- Конечно, -- похлопав по карману кителя сказал я. Медсестры очень
неуверенно засмеялись.

-- Обязательно заглядывай, Петя, -- помолчав сказал врач.

-- Хорошо, Костя, -- я вышел.

Все, главная проблема снята. Допуск получен.

Я прошел в корпус Контрольного Центра. Там было полно морпехов,
пришлось достать пропуск и нести его в руке. Я долго искал свободного
диспетчера, наконец какой-то угрюмый парень внес мои данные в компьютер
и подписал последние пункты разрешения. Мой челнок уже заправили и
проверили, я отдал диспетчеру талоны на две с половиной тонны керосина и
подтвердил отсутствие претензий.

Вот теперь совсем все, пожалуй.

До старта оставалось полтора часа. Можно было попросить кар, но я
решил прогуляться до челнока пешком. Когда еще сюда попаду?

На Хикси я прилетел с грузом простым и не хлопотным. Картинами. Ну,
знаете сами -- маленькие такие, пятнадцать на десять сантиметров, в
деревянных рамочках и под стеклом. На каждой -- клочок моря, деревья на
берегу, в небе луна, а по воде -- серебристая дорожка. Художники честно
старались обеспечить максимальное разнообразие, поэтому кое-где в море
мелькали паруса, в небе летели птицы, или луну затягивали облака. В
общем-то зря они это делают, зрение хиксоидов куда совершеннее нашего.
Им хватает той индивидуальности, которую придает картине выпавший из
кисточки волосок или отпечаток пальца на темпере.

Обратно я вез груз еще более незатейливый -- пластинки кортризона.
Кажется, у хиксоидов они тоже служат украшениями. Но на Земле из
пластинок делают самые лучшие бронежилеты и обшивку для новых моделей
челноков. Хиксоиды не протестуют, хоть и могли бы воспользоваться
Законом о Неправомерном Использовании. Видимо считают, что люди хотят
видеть свои корабли более красивыми.

Моя птичка из самых старых, обшита керамикой. Это разработанная еще
полсотни лет назад "Спираль", двадцатитонный челнок с небольшим грузовым
отсеком. Конечно, он переделан, но внешне -- практически не изменился. С
Земли "Лапоть" -- что поделаешь, форма такая, что прозвище к "Спирали"
прилипло навсегда, запускают стареньким, хоть и модернизированным
"Протоном". Это ощущения не из приятных. Как говорят: "У чужих приятно
взлетать, на Землю приятно садиться".

У пропускного пункта на взлетное поле я последний раз предъявил
пропуск и засунул его в карман. Все. Пора домой, пора-пора...

Обходя туши челноков я двинулся к взлетной башне. "Спираль" уже
заканчивали выдвигать на позицию, но персонал еще не отошел, и я ускорил
шаг. Всегда интересно поглазеть на чужих.

Команда была смешанная. Два исполинских, под три метра, хиксоида.
Этакие серые богомолы. С виду жутковатые, но на самом деле, говорят,
чертовски хрупкие создания. Я сам видел однажды, как хиксоид запнулся,
упал, и переломил одну из опорных лап. Вот и сейчас хиксоиды стояли в
порядочном отдалении от челнока. Двигали его три странных существа,