Чтение 4–й страницы книги ~Стеклянное море~

кольцо под их контролем, то я оказался бы не на берегу озера, а в камере,
заполненной усыпляющим газом. А то и просто в тисках силового поля.
Никакой меч мне бы не помог.

Я закрыл глаза. Все нормально. Я на Земле и, похоже, в безопасности.
Если с Терри все в порядке, то ни в какие авантюры я не полезу. И даже не
стану разбираться, кто устроил налет на мой дом и засаду из боевых
роботов.

Часов до двух ночи я просидел на берегу у костра. Разжечь его удалось
не сразу - из источников огня у меня был лишь лазерный пистолет с
полупосаженным зарядом. Впрочем, и на самой низкой мощности луч не
поджигал сучья, а резал их на части. Наконец, рассвирепев от пятой или
шестой неудачи, я задвинул в гущу валежника камень и раскалил его лучом
докрасна. Ветки, даже влажные, моментально занялись. Я устроился с
наветренной стороны, время от времени подбрасывая в огонь сосновый лапник.
Несколько мгновений он сопротивлялся пламени, потом вспыхивали эфирные
масла, и длинные зеленые иглы начинали светиться рубиновым светом. От
костра пахло хвоей, причем не горелой, а живой, словно от новогодней елки.

Пять лет не отмечал Новый год. А пожалел об этом лишь сейчас.
Наверное, это слишком земной праздник.

Сейчас на Земле, должно быть, конец лета. Конечно, если не изменился
климат, а я не ошибся, решив, что это озеро - Байкал. Ветерок был холодным
и пах не по-летнему. Ягод я никаких не нашел, но, возможно, в этом был
виноват сгустившийся сумрак. Не беда. В своем комбинезоне я не замерзну и
зимой.

Ночное небо на Земле оказалось для меня самым реальным
доказательством прошедших столетий. Нет, рисунок созвездий не изменился,
или же моих познаний в астрономии не хватило, чтобы заметить отличия. А
вот ползущие по небу искры космических спутников привели бы в экстаз
Циолковского или Королева. Честно говоря, от их обилия становилось не по
себе. Разноцветные огни скользили во всех возможных направлениях с самыми
неожиданными скоростями. Несколько раз траектории спутников менялись у
меня на глазах, причем под такими углами, что в наличии гравикомпенсаторов
можно было не сомневаться. С десяток спутников имели явно километровые
размеры - они выглядели не точками, а маленькими дисками. Вокруг одного
такого диска периодически вспыхивал тусклый ореол, который я определил как
вторичные эффекты работы плазменных двигателей. Похоже, эта махина ползла
по такой низкой орбите, что ей постоянно приходилось компенсировать потерю
высоты от торможения в стратосфере.

На востоке, почти у самого горизонта, висело нечто вообще
невообразимое - тусклый квадратик, от которого уходила вниз колонна яркого
света. Умом я понимал, что это всего лишь космическое зеркало - огромная
блестящая пленка, отбрасывающая на нужную точку земной поверхности
солнечный свет. Но единственная ассоциация, которую вызывало у меня
зеркало, была до жути прозаической. Окошко. Маленькое квадратное окошко в
темном подвале, из которого сочится дневной свет.

Зрелище открытого в небе окна вызывало у меня если не трепет, то
какое-то потрясающе неуютное ощущение. Ни на одной планете в галактике я
не видел такого простого и впечатляющего решения проблемы ночного
освещения.

Земля казалась мне чужой, словно девчонка-одноклассница, впервые
наложившая яркий макияж и надевшая взрослое платье. Это был уже не совсем
мой мир.

Но, если верить Маэстро, здесь любили Данькины картины. А та
политика, которую вела Земля последние два года, открыв планетам Храмов
свое существование, никак нельзя назвать несправедливой или колониальной.

Единственное, на чем Земля настояла, так это на создании системы
взаимопомощи человеческих миров с Десантным Корпусом в качестве основной
ударной силы. Но эта военная структура управлялась общим советом
представителей планет, носила явную оборонительно-противофанговскую
направленность и за два года ничем себя активно не проявила.

Возможно, я был несправедлив к родной планете.

Посреди ночи, когда костер стал догорать, я соорудил себе в сторонке
постель из веток и улегся досыпать. После скал Сомата колючее хвойное ложе
показалось мне вполне приемлемым.

Меня разбудили птицы.

Минуту я лежал, не открывая глаз. Где-то совсем рядом, в нескольких
метрах пощелкивала неведомая пичуга. Лет пять назад я счел бы ее пение
немногим мелодичнее вороньего.

Сейчас я был рад этим звукам. Меня приветствовала Земля - не всегда
красивая, не всегда изысканно-благородная. Единственная родина людей. Моя
планета.

- Здравствуй, - прошептал я. - Доброе утро...

- Доброе утро.

Со мной поздоровались чуть удивленно, но вполне вежливо. Прежде чем
незнакомец закончил фразу, я, не вставая с земли, метнулся в сторону.
Должно быть, это выглядело забавно: полупрыжок-полусальто с одновременным
похлопыванием по затылку - именно так должна была выглядеть со стороны моя
попытка вытащить из отсутствующих ножен утопленный меч.

Приземлившись метрах в двух от постели из лапника, я потянулся за
пистолетом. И остановил руку.

Мой утренний гость не напугал бы и ребенка. Тощий белобрысый парень
лет семнадцати, длинноволосый, в больших круглых очках. Неужели в двадцать
втором веке Земля не справилась с близорукостью? Из одежды на парне были
черные плавки и блестящая, словно из фольги, лента, небрежно намотанная на
правую руку от локтя до плеча. Несмотря на столь скудный гардероб, юноша
был совершенно незагорелым, кожа его отливала почти молочной белизной.

- Твой утренний тренинг? Или я вас напугал?

Парень слегка улыбнулся. Несмотря на полную растерянность, я отметил
неожиданную смесь обращений на "вы" и на "ты" в его словах. Своим ответом
я, видимо, определял дальнейший стиль наших отношений...

Не люблю, когда за меня пытаются что-то решить.

- И то и другое, - пытаясь улыбнуться ответил я.

Парень задумчиво смотрел на меня. Потом приподнял ладони в
своеобразном приветствии.

- Извини, - вполне дружелюбно сказал он. - Ждал, пока ты проснешься.
Хотел позвать на завтрак.

Его русский был безупречен - но с легким акцентом, словно у прибалта.
И все же у меня не возникло ни тени сомнения, что он говорил на родном
языке. Просто русский язык чуть-чуть изменился.

- Я думал, поблизости никого нет, - пояснил я. - Вот и растерялся.

- Я роддер, - невозмутимо сказал парень.

- Роджер? - я не понял незнакомого слова. И удивил этим собеседника.

- Род-дер, - раздельно произнес он. - Или о нас уже никто не помнит?

Я пошел ва-банк.

- Мне казалось, - осторожно произнес я, - что роддеров остались
единицы.

Парень поморщился, и я почувствовал, что угадал.

- Нет, десятки... Понимаю. Суть в фангах и генормистах. Мы за
скобкой. Но - есть.

Небрежно кивнув, я потянулся. И спросил:

- Так как насчет завтрака?

Парень снова вытаращился на меня. Зачем-то снял очки - и я заметил,
что он совершенно не щурится.

- Ты интересно говоришь. Откуда?

Раздумывать не приходилось. Я показал рукой вверх.

- Колонист?

- С Земли, но долго жил там.

- В объеме, - совершенно дико заключил парень. Похоже, мой ответ его
удовлетворил. - Насчет завтрака... Насчет... - смакуя слово, произнес он.
- Идем.

Мы двинулись к лесу. Парень вдруг спросил:

- Знакомимся?

Я кивнул. Чем меньше звуков я издам, тем лучше.

- Андрей.

- Сергей.

Мы шли через лес, впереди Андрей, помахивая снятыми очками, за ним я.
Парень вилял между деревьями самым диким образом, никаких следов тропинки
не было, и я заволновался.

- Не заблудимся?

Слава Богу, это слово Андрею было знакомо. Он опять смутился, как при
вопросе о количестве роддеров, и пробормотал:

- Нет, я с пищалкой.

Он неопределенным жестом указал куда-то на ухо. Приглядевшись, я
увидел на мочке крошечный кусочек розового лейкопластыря.

- Метров сто, - добавил Андрей. И протянул мне очки: - Погляди пока.

Стараясь сохранять невозмутимый вид, я надел очки. Они были очень
легкими, а стекла, если это действительно были стекла, оказались плоскими.

Как только я отнял руку от очков, стекла слегка потемнели. По ним
пробежала сверху вниз красная светящаяся полоска. Потом на затемненном
фоне появилось изображение - крутящийся белый кубик. Он начал приобретать
объем - и вдруг выплыл из стекол и полетел перед моим носом, постепенно
увеличиваясь.

- Настроились? - заботливо поинтересовался Андрей.

- Да, - я с трудом подавил желание снять очки. Стекла вновь
посветлели, и иллюзия кубика стала полной. Вот он, в метре передо мной,
шагни - и можно дотронуться рукой.