Чтение 68–й страницы книги ~Холодные берега~

-- Не знаю! Крепко сделан, и следили за ним, но теперь... не знаю.
Сестру моли!

-- А...

-- Все! Молчи!

Высунувшись в полуоткрытую дверь Хелен глянула на Луизу. Та стояла у
левого крыла с горящим факелом, будто святая Диана, собравшаяся
подпалить под собой костер в устрашение язычникам.

-- Готова?

Луиза молча кивнула, глядя на Хелен безумными глазами.

-- Давай, поджигай! Спасай Маркуса!

Словно услышав свое имя, мальчик у моих ног застонал, и слабо
прошептал:

-- Нет... оставьте... я тут...

От души говорит, или нет? Я не знал. Я уже совсем его не понимал.
Если он не ловкий интриган, так чего же мы все ему служим? А если ему не
дорог никто из нас, так чего из-за Луизы переживает? Ведь можем и впрямь
просьбу исполнить, оставить в Хрустальном Дворце, куда с минуты на
минуту ворвутся преторианцы...

Луиза протянула факел к толкачу.

-- Дальше, дальше держись, сожжет! -- закричала Хелен. -- И сразу ко
второму...

Запальный шнурок вспыхнул, начал разбрасывать искры.
Сестра-настоятельница метнулась под высокое брюхо машины, выскочила с
правой стороны, стала тыкать в болтающийся шнурок. Я заметил, что запалы
разной длины, видно Хелен специально подгадывала, чтобы оба толкача
вспыхнули одновременно.

Загорелся второй шнурок. Луиза опустила руку, тупо глядя на бегущий к
толкачу огонек... И вдруг, кинув факел, бросилась к кабине, распахнула
дверцу.

-- Уйди! -- крикнула Хелен.

-- Пусти! Держать буду, не улетишь, в стену врежешься! Пусти меня!

Вот так святая... вот так самопожертвование!

Вцепившаяся в кабину Луиза явно не запугивала. Ей хватило бы сил,
чтобы придержать с одного боку хрупкий планёр, и не позволить нам
нормально взлететь. Вот только хватит ли на это духу?

-- Помилуй, Господи... -- только и сказала Хелен, сдвигаясь на своем
сиденье. Луиза вмиг села рядом, одной рукой уперлась в панель перед
собой, другой схватилась за плечо летуньи. Та даже не заметила этого.
Толкачи взревели, оба сразу, планёр вздрогнул, и летунья рывком
повернула рычаг, зажигая остальные заряды.

Планёр заскользил по натертому паркету, вперед, к проему.

Глава четвертая, в которой Хелен вновь демонстрирует чудеса
мастерства, но то, что делает Маркус -- все превосходит.

Сколько раз я уже видел, что с людьми жажда жить делает, а все равно
не перестаю удивляться.

Самопожертвование, самоотречение -- это уж больше для деяний святых и
для детских сказок. Нет, оно бывает, конечно. Но обычно в горячке боя, в
приступе ярости. Тогда и впрямь -- солдат простой, за которым ни
древности рода, ни дворянской чести, грудью на пулевик ложится, путь
товарищам пролагая. Тогда в горящее здание кидаются, в омут прыгают, с
усмешкой на казнь идут. Ярость! Ярость и ненависть -- вот они лишь и
творят настоящее самопожертвование.

А чтобы любовь и благочестие... нет, не знаю.

Не приходилось видеть.

Думал, хоть сестра Луиза, что после светских неудач к духовным делам
амбиции свои обратила, пример покажет... Какое там.

В реве толкачей, поджигая за собой пол, мигом затянув дымом весь зал
воздухоплаванья, несся планёр к выбитому Словом проему. И был он
перегружен так, как его ученые создатели и помыслить не могли. Два с
половиной центнера, даже побольше, наш общий вес. И не с планёрной
полосы взлетаем, без катапульт и канатов, а на четырех толкачах, что, в
общем-то, совсем не для взлета предназначены.

Сила в них была огромная, что уж тут спорить. Только главная беда,
видно, в другом крылась. Посмотрел я на крылья двойные, между которыми
грохотали огненные струи. И понял, о чем тревожилась Хелен.

Все равно, будто в хрупкую двуколку запрячь четырех могучих коней.
Им-то радость мчаться по дороге, невесомый груз тащить. А вот каково
легкой повозке?

Крылья планёрные, из тонких реек и растяжек собранные, материей
обтянутые, под напором толкачей выгибались и вибрировали, вот-вот
отвалятся. Весь планёр скрипел и стонал, жалуясь на злую судьбу.
Казалось, миг -- и оторвутся крылья, унесутся сквозь проем, преторианцев
пугая, а мы в кабине по инерции прокатимся, да и рухнем вниз...

-- Луиза... -- крикнул сжавшийся в ногах Марк. Хотел я ответить, что
нечего ему за настоятельницу волноваться, та пока что к Господу не
торопится, но онемел: кончился зал, мелькнули отсеченные Словом края
рам, и планёр ухнул вниз.

Падение было недолгим, и мне показалось, что Хелен сама опустила нос
планёра к земле, чтобы тут же рвануть рычаги на себя, будто останавливая
закусившего удила коня. В паре метров от земли планёр выправился и
наступил короткий, будто вечность, миг, когда "Морской Король" завис,
раздираемый земной тягой и рвущимися в небо ракетными толкачами. Кто бы
сейчас не пересилил -- нам это ничего хорошего не сулило. Я видел
преторианцев -- доблестных Серых Жилетов, славу державную, с круглыми
как блюдца глазами; но даже невиданное зрелище нашего взлета не выбило
из них боевой дух. Они разбегались -- медленно-медленно, и доставали
оружие -- еще медленнее. Видно, время для меня замедлило свой бег, так
велик был страх. Один преторианец поднимал пулевик, другой медленно
замахивался тонкой блистающей саблей -- и я понял, что он дотянется,
рубанет по тонкому крылу, и тогда уж нам точно конец...

Я сейчас многое бы отдал, чтобы глянуть на планёр со стороны.

И не потому, что сидеть в кабине было смертью. Просто это должно было
быть красиво, невероятно красиво. Как в богатой детской книжке с
цветными картинками, что я однажды нашел в купеческом доме... посмотрел,
и не взял, не захотел детских проклятий на свою голову, дети, они к Богу
ближе, он их чаще слышит. В той книжке была картинка с драконом --
огнедышащим драконом, взмывающим с земли, а под ним замер с поднятым
мечом благородный рыцарь. И не ясно было по картинке, кто победит,
успеет ли рыцарь нанести удар, или дракон взмоет в небо и обрушится на
врага. Видно, так и задумывал художник.

Сейчас мы, наверное, были похожи на того сказочного дракона,
пытающегося удрать. И -- вот ведь странность человеческой души --
симпатии мои были разделены между нами и высокородным десантом, из-под
носа у которого мы убегали...

Сабля в руке преторианца пошла в удар, к крылу, как я и думал. И в
этот миг время опять ускорило бег. На сером броневом жилете десантника
вдруг образовалась вмятина, он пошатнулся и упал на спину. Пальнул,
пальнул кто-то из Хрустального Дворца, потеряв соображение от ужаса!

Планёр взмыл в небо.

За ревом толкачей ничего слышно не было. Взлетали мы под неимоверным
углом, посильнее, чем когда сквозь тучи прорывались. А сейчас облаков не
было никаких, встающее солнце удивленно заглянуло в стекла кабины и
ускользнуло. Планёр мотало и крутило, крылья дугой выгибались вперед, и
как ухитрялась Хелен вести машину -- один Господь знает.

А может быть и он сейчас растерянно смотрит на нас...

Луиза так и не успела пристегнуться. Сейчас она почти лежала на
спине, медленно сползая на меня. Нетрудно было сообразить, что если
настоятельница, почти не уступающая мне весом, слетит с кресла, то
вылетит сквозь заднее стекло кабины, возможно, прихватив и меня.

Вот и облегчение планёру...

Упершись в шею Луизы руками, я изо всех сил удерживал ее от падения.
К счастью, Хелен заметила неладное, и стала выправлять полет. Мы уже
были над водой, и планёр плавно разворачивался, ложась на курс к
близкому берегу.

-- Не могу... крылья сейчас лопнут! -- вдруг крикнула Хелен. Она,
видно, чувствовала все происходящее с машиной своей шкурой.

А перед нами уже возникал линкор. Мы должны были пронестись над
ним... и, кажется, нас заметили.

С острова в планёр палили все, кому не лень. Вспышки и клубы белого
дыма пестрели среди деревьев и зданий, видно, преторианцы готовы были
нас угробить, лишь бы не дать уйти. Но в этом опасности особой не было,
так попасть с земли, чтобы кого-то из нас зацепить, или важную тягу
перебить -- это невозможная удача нужна.

А вот с линкора били серьезнее.

Полыхали по бортам вспышки -- в нас стреляли из скорострельных
пулевиков. Расстояние еще было велико, но неумолимо сокращалось, а когда
в воздухе сразу тысячи пуль -- хоть одна да отыщет цель.

Неужели матросы на линкоре обучены планёры сбивать?

-- Сворачивай! -- закричал я. -- Хелен!

Но летунью больше волновал стонущий от напряжения планёр, чем
какая-то там стрельба. Покачивание планёра -- будто Хелен выбирает
курс... Она рванула рычажок, знакомый мне еще по прежней машине.

Вот только раньше толкачи отцеплялись уже пустыми, гаснущими. А
сейчас они были в самом разгаре работы.

Две дымные струи ушли из под крыльев. Бочонки толкачей, освобожденные
от необходимости тащить планёр, мигом ушли вперед. И не беспорядочно
кувыркаясь -- видно, узкие ребра-крылышки придали им устойчивость. По