главнокомандующий шлет в Кайал гонца за гонцом, но нам известны все тропы
и мы неплохо стреляем.
дай бог даже днем в одиночку попасться такой стае. Спасаясь от это
напасти, местные жгут леса; в пламени гибнут и звери и люди, мы сами не
раз с трудом вырывались из огненного кольца.
и вместе с олорами в Кеват ушли мои люди. Это надежные парни; они ловки и
бесстрашны, ничей взгляд и ничье ухо не признают в них чужаков. Скоро в
Кевате должно кое-что завариться...
передышки. Кончились пули, мы закопали в лесу бесполезные ружья и тайными
тропами выходим к своим. Только восемь нас осталось, восемь ходячих
скелетов, черных от голода и засыпающих на ходу.
и отгоняет зверей. В полузабытьи я тащусь за ним, и голод уже не терзает
меня. Скоро я упаду, силы кончаются... кончились, земля закружилась,
плывет, прижалась к щеке - и больше уже ничего...
надо мной. Я не знал, зачем оно здесь. Я чуть не заплакал, до того это
было обидно. Я устал от обиды, закрыл глаза - и стало лучше. Тихо, темно,
никак было вокруг, и из этого медленного всплыло и встало на место
ощущение моего "я". Я складывал себя из осколков, как когда-то разрезанные
картинки; это было очень занятно.
я не хотел голосов. Мне была нужна тишина и что-то еще, я знал, что, но
это уже очень нужно; я огромным усилием выдернул из памяти слово, которое
почему-то должно помочь.
мне, смуглое, с маленькой курчавой бородкой, с диковатыми черными глазами.
И опять надо было достать из памяти слово, я даже застонал, так это
трудно, но черное покрывало разорвалось, и слово выскользнуло наверх.
ругательств. Облегчил душу и спросил:
чашу. Я отхлебнул и задохнулся. Крепчайший лот, он все мне опалил и
затуманил голову. Потом туман рассеялся, и я все сразу вспомнил.
уже лошадей сожрали. А дальше того хуже - знаете, небось, сами
постарались. В спину приходится толкать, а то до границы, глядишь, не
доползут!
что даже с ним, с единственным другом, Крир не хочет делиться славой.
третью неделю отжираются!
поставили, чтобы вас без обряда на небеса не отпустить.
ногах постели, чтобы я мог видеть его, не шевеля головой. Радостно было
его худое лицо, и глаза как-то странно блестели.
поборолся - и соскользнул в никуда.
спал за столом, положив голову на руки; вторая, завязанная грязной
тряпкой, лежала у него на коленях. Жалко было будить, но я не знал,
сколько теперь продержусь.
размоченным хлебом. Накормил, обтер лицо, как ребенку, уложил опять.
Абилор - своей волей попер на Исог. Тридцать тыщ с ним было. Дошел до
завалов под Исогом, а Крир тут как тут. Кеватцы в завал уперлись, в кольцо
зажал, да с заду и ударил. Абилор-то сразу смекнул, кинул войско и смылся
с одной охраной, а прочих всех... Ну, сам знаешь, Крир пленных не берет.
говорят, кашу заварили, год Тибайену не расхлебать.
помрешь!
караван отправился в путь. Я тихо качался в полумраке крытых носилок,
засыпал, просыпался, пытался о чем-то думать - засыпал опять. Жизнь
возвращалась ко мне не спеша, крошечными шажками, и побывав за краем, я
радовался всему.
в щелку луча, негромкое звяканье сбруи и запах - запах хвои, запах кожи,
запах конского пота. На привалах Эргис легко вынимал меня из носилок
укладывал где-то под деревом и знакомый забытый мир цветов и запахов,
тресков, шелестов, птичьего пенья тепло и заботливо принимал меня. Эргис
все еще кормил меня, как младенца: даже ложка была тяжела для моих
бесплотных рук.
бодрствовал, четче делались мысли, и как-то, раздвинув бездумную радость
существования, конкретные люди вошли в мою жизнь. Я стал отличать друг от
друга солдат охраны и с радостью увидел среди них недавних соратников по
войне в Приграничье.
не разумеешь! Я и сам - тебе спасибо! - нынче только понял, что люди
могут, ежели с ними по-людски.
кто они? Смерды, черная кость. Сменяли голод на палку и думают: в барыше,
мол, остались. Им что, объяснили когда, за что умирать? Саблю наголо - и
пошел, а что не так - под палку иль на сук. А ты их прям взял и
огорошил...
верная. Кто боится - оставайтесь, ничего вам не будет. А дело у нас
такое...
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Сапковский Анджей
Никитин Юрий