любопытства. Очень странное ощущение: холод между лопаток и радость. Мне
был страшен и все же приятен этот долгий, пугающий взгляд: мы опять
узнавали друг друга, эту неуловимую связь между ним - управлявшим
разведкой, и мной - направившим ее. Тень улыбки скользнула по тонким губам
и пропала; Старшие остановились, поклонились Совету и сели. И только тут
Асаг заметил меня.
чуть свободнее стала поза и не таким напряженным взгляд.
входящие в ритуал. Тянулось и тянулось, мне было скучно - и вдруг Эгон
незаметно ткнул меня в бок. Встал наставник Салар и провозгласил величаво:
бывает слеп, и знающий не ведает. Вы, кому открыты души людские, что вы
скажите нам?
крикнул:
расселся!
заглазно принят в Совет. Сам ты, Арван, тогда слова против не молвил,
почто ж теперь надрываешься? А обряду он не прошел, потому как в другом
месте родимой земле служил, а ежели он по большому обряду Братством
принят, так обычаем это дозволено. Так ведь, наставник?
Предатель! Колдун!
обернулся к Старшим, помедлил мгновенье, вбирая тревогу в глазах Асага,
настороженно-зоркий взгляд Сибла, холодную неприязнь Салара, равнодушное
любопытство Зелора, и только на лице казначея я не прочел ничего.
его мягкость. Так же мягко и грустно он прикажет меня убить, если я
проиграю бой.
Только ты способен сказать, насколько я мог повредить Братству, когда был
приближен к акиху.
ресницы на миг притушили глаза.
ты уже спас Братство, но это тоже дело прошлое.
власти нет.
страшны. И я обернулся к ним - к злобным лицам и ненавидящим взглядам.
вопрос о гонце и об акихе, которому я проторил дорожку на престол. Я даже
вздохнул, до того мне это осточертело. И начал устало и терпеливо, как
повторяют в сотый раз одно и то же тупому ученику. Я говорил им о том, что
все они хоть немного да знали: о кеватском владычестве, разорявшем страну,
об упадке ремесел и торговле, о безработице, пожиравшей Садан. О бездарной
войне, которую нам навязали кеватцы, об изверге Тисуларе, которого
посадили над нами кеватцы, о процессе против их близких, который затевали
кеватцы. Конечно же, я изрядно сгущал краски. Но мне хотелось, чтобы они
увидели эту картину: наш маленький, прекрасный, истерзанный Квайр перед
разверстой пастью чудовищного Кевата.
и угрозы, но я говорил - и они понемногу утихали. Они уже слушали.
спасения дела - нет, что-то вдруг перевернулось в душе, и я неожиданно
ощутил себя квайрцем. Сыном этой земли. Братом этих людей. Я любил свою
землю и ненавидел Кеват, и я говорил им об этом: о том, как гнусен Кеват
со своим рабством, и как ужасно было бы, если б он нас одолел и сделал
рабами, нас, гордых и смелых свободных людей. Я гордился ими, и говорил им
о том, как я ими горжусь: ведь у каждого дома семьи, и каждому так тяжело
достается кусок хлеба; нас считают быдлом, рабочим скотом, но люди именно
мы, мы думаем не о себе и даже не о своих близких, нет, мы рискуем всем,
что есть у нас дорогого, ради счастья других, тех, что сами не смеют или
не могут постоять за себя. Неужели мы, гордые свободные люди, согласились
бы стать рабами Кевата? Нет! У нас многое неладно в стране, но это наши
дела, и только нам их решать...
объяснил, почему нам пришлось уступить свою победу Калату.
мы не смогли удержать. Сколько нас? Несколько сотен. Это не сила! Ведь
между нами и Квайром глухая стена обряда. Видите же: достаточно было
нелепых слухов, чтобы люди предместий от нас отшатнулись. А уж тогда,
после бунта...
вас ничего не знал. А я ведь не на печи лежал, а с разведкой работал, обо
всем прочем не Огил мне - а я ему говорил. Кто нам поверит, кто за нами
пойдет, если никто о нас правды не знает? Только сплетни да страшные
слухи!
Странно, но в лице его не было злости. Только досада, что ненужным своим
появлением и дурацкими своими речами я порчу серьезное дело. Мне даже жаль
его стало, настолько он глух и слеп: он не слыхал моих слов, не спускал их
в себя, он только искал зацепку - что-нибудь, что позволит прикончить меня
и приняться за Асага.
делается? Беда пришла, завтра нас, может, уже всех прикончат, а вы тут чем
заняты? Меня судите? А что я за птица такая, чтобы самое спешное время на
меня тратить? Ну, было время, чем-то я мог навредить... так ведь теперь
уже ничего не могу - сам между петлей и плахой гуляю. А может, это не во
мне дело, братья? Может, это Старшие не в ладу?
лучше хвост не поднимай!
сурово, и знакомые грозные складки скомкали его лоб.
ликом его. Да не оскорбит худая трава взор господень, когда воззрит он на
чистый сад, что взрастил в душах наших.
что скоро будет вырублен твой сад? Неужели хочешь расточить то, что дедами
посеяно, а отцами взлелеяно?
он глядел с такой откровенной злобой, что мне стало смешно. - Тебе об этом
судить... чужак! Как смеешь...
братья скажут. Ну?
переломил их вражду.
них, ни вражды - просто спокойный интерес.
тревожный шум оборвался испуганной тишиной. Кажется, только сейчас до
многих дошло, как плохо дело, и это у Салара серьезный прокол.
Спроси у головы.
Панов Вадим
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Свержин Владимир