Юрий Медведев

КОМНАТА НЕВЕСТЫ

Современная сказка

Мать перед звездою стоит,

Звездочку просит:

- Пусти меня, светик,

Над деревней тучкою,

Теплым мелким дождичком,

Птицею-зарей.

Дай увидеть, светик,

Свет-звезда падучая,

Как украсят к свадебке

Родное дитя,

Свадебная песня

Три миллиона восемьсот сорок семь тысяч сто двадцать второй лист
продрогшей березовой рощи упал на мокрую траву. Он упал рядом с головою
вороненка. Гул ударившегося листа заставил птицу открыть глаза и
покоситься на огненное древесное перо. Оно еще жило, еще струились в нем
порожденные далекой весною токи, теплилось еще сияньице там, где перо
отделилось от тела березы.

Вороненок в который раз попробовал закричать, но из клюва вырвалось
никем, кроме листа, не услышанное хрипенье, сдавленное и глухое. Он давно
обессилел, пытаясь избавиться от клубка разноцветной проволоки, запутавшей
ему ноги и крыло. Этот клубок он по наущенью отца-ворона раздобыл
поблизости, за зеркальной стеною. Там сидели на огромных камнях, нацеля
клювы к звездам, такие же зеркальные мертвые птицы, а внутри у каждой было
столько разноцветных клубков, что хватило бы на гнезда всему вороньему
племени Земли. Иногда эти блистающие птицы приседали, отталкивались
четырьмя лапами и сразу исчезали в небе.

Исчезали они - вот загадка! - беззвучно, даже перышки трав под ними не
колыхались. А в незапамятные времена, по рассказам прадеда-ворона, эти
птицы ревели громче неведомого зверя изюбря, сильнее раненого медведя,
страшнее грома гремели, и от рева и грома дубы из здешней рощи
переселились в другие края.

В клубке туч проблеснула звезда. В этот поздний час воронья стая уже
спит далеко отсюда, за тремя стальными дорогами, в перелеске между
озерами. И никто по ночам не ищет отбившихся от стаи. Утром отбившиеся
прилетают сами, если прилетают...

Скоро явятся в рощу злые коты, и тогда лежащему в траве вороненку
несдобровать. Но всего хуже - вышел уже из дому угрюмый человек прогулять
угрюмого ужасного бульдога с зубами, как клещи, уже лай и скулеж огласили
прорастающую туманами тьму. И, как назло, ни единой души вокруг. Чуть
больше шести минут оставалось до встречи с бульдогом птице. Чуть больше...
шесть... меньше шести...

Но вырвался, вырвался-таки на аллею сноп лучей элекара, несущегося на
пределе заложенных в нем скоростей. Тот, кто сидел за рулем, не счел
нужным удостоить внимания мою вскинутую вверх руку с растопыренными
пальцами - призыв к скороспешной помощи, знак обязательной остановки.

И тогда я шагнул на дорогу, в двадцати шести шагах от надвигающихся
фар. Визга тормозов я не услышал, отброшенный упругим капотом на четыре с
половиной метра и упавший боком на мокрый бетон.

- Будь ты неладен, старый хрыч! - раздался надо мною низкий голос того,
кто был за рулем. - Слава всевышнему, все записано видеографом. А то поди.
докажи тупицам-инспекторам: сам, мол, сунулся под колеса. Не нашел другого
способа расквитаться со старостью, остолоп!

Я открыл глаза и подчеркнуто вежливо сказал:

- В подобных ситуациях положено выскакивать к пострадавшему с аптечкой.
Независимо от возраста и степени травмированности пострадавшего. Даже к
самоубийцам.

- Жив?! После такого тарана? Ты что, из резины? - изумился он.

Я поднялся и отряхнул грязь с колен.

- Допустим, жив. Однако птица может погибнуть.

Ее задушит бульдог. Осталось три минуты сорок девять секунд.

- Крепенько тебя садануло, - присвистнул он. - Сразу мозги набекрень.
Теперь я из-за твоих причуд наверняка опоздаю к отлету. А следующий рейс -
лишь в пятницу. И плакал мой младенец на Кергелене... Нет, тебя и впрямь
не покалечило?

- Новорожденный остров на юге Индийского океана отнюдь не ваша
собственность, не заблуждайтесь,- сказал я. - Младенец принадлежит
матушке-природе.

В темноте я не видел его лица, но в голосе наехавшего почувствовал
нотки растерянности. Он даже перешел на "вы".

- Откуда вы знаете про рождение острова? Он появился лишь сегодня
утром, по всепланетке о нем пока не передавали...

- И о птице, к которой приближается дог, по всепланетному телевидению
не передавали. Но птица существует. Чем она хуже вулкана?

- Что вы талдычите про птицу, которая погибает?

Дичайшие выкрутасы!

- Не погибает, а может погибнуть. Но не погибнет.

Ибо вы возьмете мой фонарик и в ста десяти метрах отсюда, если
помчитесь вот на эту звезду, заметите под березой вороненка со спутанными
проволокой лапками.

Когда звезду закроет туча, ориентир - лай бульдога.

Держите фонарик, смелее, он не взорвется.

- Вороненок, бульдог, оживший чокнутый мертвец - час от часу не легче!
Я - руководитель экспедиции, в конце-то концов! Без меня они не смогут
улететь. Сам Куманьков в курсе. Самолет в двадцать три двадцать, а
теперь...

- Теперь, если угодно знать верное время... - заговорил было я, но он
сверкнул светящимся циферблатом и едва не закричал:

- Что за нелепица? На моих только девять. А выехал - в полдесятого!
Сколько на ваших?

- На моих столько же, - сказал я. - Тютелька в тютельку. Не верите?
Убедитесь сами, вот... И не раздумывайте. Раз я остался жив, птицу
придется спасти.

Прежде чем взять фонарь, он сардонически ухмыльнулся и покрутил пальцем
у виска.

- Красивая у вас улыбка, - сказал я. - Лишний раз убеждаюсь: не всяк
злодей, кто часом лих.

Вороненка он принес через восемь минут три секунды.

- В самый раз поспел, - сказал он, отдуваясь. - Псина едва им не
отужинала. Пока проволоку распутывал, все пальцы мне исклевал, стервец. Аж
до крови.

Клювище - острей гвоздя. Получайте вашего вещуна!

- Нет, сами и выпускайте на волю. Вы ему тоже кое-чем обязаны. Мне же
верните фонарик.

- Я никому ничем не-обязан! - возмутился вороний благодатель. -
Правильно поговаривают, что коекто из старцев, несмотря на всеземной
запрет, потягивает спиртное. Дед, да ты попросту пьян.

Он опять перешел на "ты".

- Я пьян давно, мне все равно, - сказал я. - Вон счастие мое на тройке
в сребристый дым унесено.

- Фонарик, Кергелен, какая-то тройка допотопная, какой-то вороненок -
что за абсурд? Кто дал тебе право издеваться над людьми? - возмущался