Чтение 9–й страницы книги ~Куда спешишь, муравей?~

брезент зубами, - возразила я.

- Тогда остается спокойно сидеть в непромокаемой палатке и все-таки
ждать помощи, - сказал после некоторых колебаний Марат Иннокентьевич. -
Только без паники и судорожных всхлипываний.

Да, положение было незавидное.

Я взялась за толстую ветку боярышника и немного наклонилась над
пропастью: а вдруг все же возможно проползти, как ящерица, средь расщелип.
Конечно, без рюкзака. В конце концов его можно просто спихнуть вниз, а
потом отыскать среди камней...

Но недаром сказано, что благими помыслами вымощена дорога в ад. Подо
мною блестела мокрая отвесная стена.

Справа из скалы, наискось, в мою сторону, нависла глыбина довольно-таки
странной формы. Она напоминала часть скрученного в продольном направлении
кристалла, расширяющегося к концу наподобие граммофонной трубы. Этот-то
расширенный торец, вернее, какая-то часть его, поскольку глыба переходила
в скалу, нижним полукруглым основанием упирался в заросли шипиги на моем
карнизе. Кристалл в отличие от серой блестящей скалы был тускло-черным,
точь-в-точь антрацит. В детстве наша семья жила на Кузбассе, в Осинниках,
и я вволю налазилась со сверстниками по шахтным отвалам.

Помню, я обрадовалась необыкновенно. Пусть я прокукую на карнизе даже
неделю, но зато я стала первооткрывательницей здоровенного угольного
пласта.

А ведь еще неизвестно, насколько уходит эта закругленная глыбина в
земные недра. Кто может поручиться, что здесь не целое угольное
месторождение!

И это в условиях, когда планете грозит энергетический голод, о чем меня
не раз предупреждал Тимчик, когда я по забывчивости забываю погасить свет
в ванной. Сейчас каждая тонна угля и торфа на учете, даже старые
выработанные шахты вновь начинают задействовать.

Я подошла к торцу, провела рукой по гладкой поверхности. И удивилась.
Буквально в сантиметре от угля пальцы наталкивались на невидимую преграду.
Более того: тускло-черный торец пласта оставался под дождем абсолютно
сухим. Непонятно как, но струи дождя не касались этого угля. Они плавно
отклонялись чем-то и соскальзывали вниз...

Само собою разумеется, дальнейшая моя запись никого ни в чем не убедит,
но я подчеркиваю: пишу только правду, сколь бы фантастичной ни предстала
она из последующих событий.

Я увидела их. Точнее, вначале одного из них. В торце обнаружился
золотистый глазок и начал расширяться наподобие диафрагмы фотоаппарата.
Как только глазок начал расти, я схватила рюкзак и отбежала к скале, хотя
бежать, в общем-то, было некуда, а спрятаться негде.

Из глазка (а он расширился до размеров парашютного купола) медленно
вылетел огромный скафандр, примерно такой, как для глубоководных
исследований, тускло-черный, как и кристалл. Ростом (длиной? высотой?) он
был - вместе с парой нижних конечностей - метров пять, не меньше, диаметр
головы (то есть не головы, а скафандра, тут я до сих пор теряюсь) больше
метра. Это сейчас я спокойно пишу: пять метров, один метр, но тогда мне
было не до вычислений и не до сопоставлений с куполами парашютов. Я вся
сжалась от ужаса и бессилия в своей залатанной штормовке, такая навалилась
тяжесть, будто я начала окаменевать.

Он вылетел из глазка, который сразу затянулся, сомкнулся. За ним вилась
тускло-черная веревка, даже не веревка, а жгут сияния, сгущенного до
черноты. Неуклюже переворачиваясь в воздухе, он поплыл вдоль кристалла по
направлению к скале и... растворился в ней. Сначала в скале исчезла рука,
затем голова, другая рука, туловище, ноги. В общем, он весь исчез, остался
только плавно перемещающийся черный жгут. Он нырнул в скалу, как мы ныряем
в теплое море, - без видимых усилий.

Потом через глазок выскользнули еще двое - точные копии первого. Они
тоже довольно скоро скрылись в скале, правда, в разных местах, но один
сразу же возвратился и исчез в помутневшем глазке.

Так они путешествовали туда-сюда часа три, не меньше, и все это время я
стояла как полоумная под дождем, у мокрого рюкзака, проклиная свою
злосчастную судьбу и отказываясь верить происходящему. Удивляли меня даже
не сами антрацитовые чудища - удивляло полное их безразличие ко мне. Они
не предприняли ни малейшей попытки познакомиться, ни малейшей.

Да что я говорю: познакомиться. Хотя бы рассмотреть меня. Не червяка,
не букашку несчастную, не мерзкую рептилию - меня, самое разумное существо
во всей Вселенной, как пишет в своих статьях Тимчик. Я была для них как
камень, как струйка дождя, как колючка шипиги - без-раз-лич-на!

- И вы мне безразличны, угольные скафандры, - шепотом сказала я. - Мне
все равно, как вы оказались со своим кристаллом в скале. Мне все равно,
обитаете вы внутри Земли, как кроты, или пожаловали к нам из небесной
преисподней. Можете туда и убираться, я вас не держу.

Меня одолевал волчий аппетит. Я растянула палатку, вскрыла тушенку,
честно отмерила полбанки и проглотила с хлебом, почти не жуя. А запила
водою из лужицы возле рюкзака.

Все так же сеялся дождь, брели по ущелью тучи, ревела внизу
раздувающаяся, подпертая рухнувшей скалой река, и все так же кувыркались
возле своей граммофонной трубы скафандрики - так я решила их окрестить.
Иногда они появлялись, держа в лапах то несколько спиралей, то серебристые
трезубцы с рукоятками в виде цифры 8, то связку шаров, внутри которых
плавали другие шары, тоже заполненные шарами, в шарах-то вообще бог весть
что, - преимущественно черного цвета.

Так наступил вечер. Стемнело. Я промокла до нитки, но палатка изнутри
оказалась сухой, спальный мешок тоже. Я доела тушенку, сняла мокрую
одежду, но уснуть никак не могла. Хотела бы я посмотреть на того, кто смог
бы уснуть в моей ситуации!

Допустим, вы инопланетяне, рассуждала я. Допустим, у вас сверхважная
работа, например, попали в катастрофу и теперь спешно ремонтируете свой
корабль, если кристалл и есть ваш корабль. Но ведь корабль могут соорудить
лишь высокоразумные существа. Так отчего же вы, братья по разуму, не
поможете попавшему в беду представителю рода человеческого? К тому же
женщине, притом молодой. Чего вам стоит перенести ее на другую сторону
ущелья? Вам, свободным от уз тяготения земного? Опасаетесь последствий
контакта? Или, как в рассказе Рэя Брэдбери (которого, к сожалению,
недолюбливает Тимчик за то, что тот якобы мистик), мы с вами из
несовместимых миров, и наши руки пройдут одна сквозь другую, как две живые
тени? Но ведь я трогала ваш кристалл, я чувствовала его упругость, если не
его самого, то хотя бы преграды, его стерегущей...

Разбудило меня сияние солнца, сопровождаемое раскатами грома. Было
жарко, как в полдень на пляже. Часы показывали половину третьего. Быть не
может, чтобы я проспала чуть ли не целые сутки, подумала я, выглядывая из
палатки.

Я ошиблась. Стояла глубокая ночь. Но над их кристаллом, над моим
карнизом переливался великаний купол, как бы сотканный из солнечных лучей.
Я даже видела, как бисеринки дождя соскальзывают по краям золотого сияния,
но сквозь купол они не проникали.

Над ночным Тянь-Шанем плескались потоки дождя, молнии перепахивали
небо, бормотал гром, а у слияния ручья с Белокаменной взошло маленькое
солнце и быстро высушило досуха палатку, штормовку и даже ботинки той, что
случайно оказалась под его лучами.

Мой кристалл переменил свой цвет. Теперь он стал
фосфоресцирующе-серебристым, а плавно изгибающийся торец был вообще
прозрачный, и там, внутри, сквозь радужную перегородку просматривались
ветви, листья, лепестки, бутоны неведомых мне растений. Они переплелись
так тесно, что казались единым цветущим организмом. Не было верха и низа,
не было отдельно пола, стен, потолков - по всем стенам клубились волны
многоцветных крон. Странность состояла в том, что по мере удаления в глубь
кристалла они становились все выше, все круче, как бы предвещая просторы
без края и конца...

Я чуть не вскрикнула от удивления: это был мой волшебный сад, но в
чем-то (или чем-то) неузнаваемо преображенный.

Три моих скафандрика (они тоже стали серебристыми) летали над
соцветьями, манипулируя своими шарами в шарах, трезубцами и спиралями.

Таясь, как зверек, обдирая лицо, коленки, руки о колючки шипиги, я