Геннадий МЕЛЬНИКОВ

ТУДА И ОБРАТНО

Прораб грел руки над конвектором, когда я вошел в вагончик.

- Вот что, Стриженов, - сказал он, подымая на меня глаза с
воспаленными веками, - бери Валентина (это водитель его "Волги") и гони в
Спартановку, к Волынцеву. Пусть даст бригаду изолировщиков, а то не успеем
закрыть теплотрассу... Да я лучше напишу.

Он сел за стол и, выдернув из "еженедельника" листок, быстро, будто
рисуя зубья пилы, начертал что-то скрипучим фломастером.

- На, - вручил он, мне депешу. - Только мигом, туда и обратно!
Чертова техника...

Это он уже не мне, а телефону, который молчит со вчерашнего вечера.

Я выхожу из вагончика в загороженный щитами двор будущей
шестнадцатиэтажки и направляюсь к белой "Волге", едва различимой сквозь
густо падающие хлопья снега. Выезжаем на Вторую продольную магистраль.
Снег повалил еще сильнее. Встречные машины едут с включенными
подфарниками. Возле "Стимула" стоят люди со связками макулатуры, на плечах
у них, как эполеты, снег. В субботу и мне нужно будет досдать оставшиеся
десять килограммов на "Королеву Марго", хотя, наверное, опять будем
работать, как всегда в конце квартала. Надоело. А может быть на этот раз
управимся, если Волынов пришлет взвод? Около керосиновой лавки тьма
народу. Валентин резко крутит баранку влево, и "полуторка" проскакивает по
краю воронки, незамеченной в темноте. Я чуть не выломил деревянную дверцу
кабины. "Там проход" - указываю я Виктору на флажки. Машина прыгает по
углублениям, оставшимся после вынутых противотанковых мин. "Скоро
стемнеет", - замечает водитель, поправляя на лбу защитные очки. Его
кожаная куртка скрипит, когда он ко мне поворачивается. Я борюсь со сном,
опасаясь просмотреть нужный нам переулок. Дождь усиливается. Вокруг
газовых фонарей колеблются радужные кольца. Брусчатка мостовой блестит,
будто отлита из металла. Цоканье копыт раздается с монотонной
последовательностью. Пахнет мокрой овчиной, дегтем, потными лошадьми.
Сутулая фигура седока маячит впереди, заслоняя редкие звезды. "Дальше не
проедем", - хрипит он, оборачиваясь ко мне заросшим лицом. Я знаю это и,
не говоря ни слова, сажусь на коня, чтобы плестись по грязи навстречу
рассвету. Туман, как мгла великая, клубится, стекая по травам. А я иду к
роще, до которой еще версты три, и ноги мои по колено мокры от росы.
Великий князь сказал: "Лети, Ванька-стриж!", и я лечу, сшибая ромашки,
подминая травы. Конечный поцелуй, порушенные мосты остались далеко, а там,
где еще нынче ночью стояла тихость великая и, приложив ухо к земле, можно
было услышать женский плач, там сейчас туча всадников на черных конях и в
темных доспехах из буйволиной кожи сломила полк левой руки и теснит его к
быстрой речке, стремясь захватить переправы. Вот и Зеленая дубрава,
засадный полк, нетерпение воинов. Я, задыхаясь от бега, приближаюсь к
князю, ловлю стремя. "Час прииде!" - шепчу я ему пересохшим горлом. И
сразу в ответ: "Дерзайте, други!" - кричит князь Волынский, срываясь с
места и тотчас забыв про меня. Я бегу обратно, наискосок - так ближе.
Полем, полем, где еще не засохли ромашки и прыгают из-под копыт юркие
птенцы. "Быстрее, быстрее!" - кричу я, и седок хлещет лошадей по мокрым
спинам. "Да, здесь", - отвечаю я Виктору, и он точно едет по центру узкого
прохода. По рации открытым текстом передают: "Внимание, глаза и уши, глаза
и уши!", и я мысленно желаю удачи тому парню, который ползет сейчас в
темноте через нейтральную полосу. Хорошо, что во взводе автоматчиков двое
с противотанковыми ружьями: они выдолбают тех, которые засели через дорогу
в бывшем клубе, заложив оконные проемы кирпичом. "Волга" пробуксовывает по
накатанному снегу на подъеме от тракторною завода. Валентин облегченно
вздыхает, когда мы сворачиваем нашей "резиденции". Вхожу в натопленный
вагон.

- Через час будут изолировщики, - докладываю я прорабу.

- Хорошо, - говорит он, не отрываясь от кипы нарядов.

Я свободен и могу идти в свою бригаду. В дверях сталкиваюсь с
Питерцевой, которая перед декретом на легкой работе. В руках у нее
электрический чайник. Я, уступив дорогу, жду пока она пройдет. А она не
торопится, смотрит своими глазищами мне под ноги и глаголет:

- И где это ты, Стриженов, подцепил такую прелесть?

Я смотрю вниз, куда и Питерцева - на залепленные снегом сапоги - и
вижу, что на левом, в замке, который у меня постоянно сам расстегивается,
торчит белая ромашка.

г========================================================================¬
¦ Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory ¦
¦ в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
¦------------------------------------------------------------------------¦
¦ Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент ¦
¦ (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov ¦
L========================================================================-