двери черного хода, и высунулся за угол. Никого. Совсем близко женский
голос кричал: "Господи, что же это!", и сдавленный мужской голос: "По
какому праву...", и властные, ревущие крики: "Лицом внис-с! Руки за
гол-лову! Лежать!" Оемякнув, держась за водосточную трубу, я смотрел на
следующий угол, за которым теперь была тишина, и тут же следующий вскрик и
безжалостная команда: "Руки за гол-лову. Ле-ежать!" И еще. И еще. И
хрякающий звук удара.
наполнял холодеющий закатный воздух. Задребезжали стекла в доме. Мне
показалось, что воет и дребезжит у меня внутри от страха и одиночества.
Звук стал оглушительным, и, не помня себя, я вскочил в дверь - створка
пела и ходила ходуном, - и внезапно все смолкло. А передо мной была
стеклянная стена вестибюля. Она выходила на ту сторону дома. Очень близко,
перед самыми стеклами, стоял корабль пришельцев. Из-под широкой плиты еще
вылетали струи пыли, он устанавливался покачиваясь. Кроме него, я мог
видеть только небо. Я подумал, что не хочу ничего видеть, и в эту секунду
из-за корабля полезла вверх серая и зеленая пелена, стали подниматься
кусты, белая полоса дорожки, черный диск клумбы. Небо закрылось. Это
корабль поставил вокруг себя защитное поле, как в овраге.
видел площадку справа. По ней тесно, как бревна в плету, лежали люди
Лицами вниз. Их было человек сто, у всех руки закинуты на затылки. Над
ними, спинами ко мне, стояла редкая цепочка Десантников - только мужчины,
с пистолетами и винтовками наготове. Когда лежащие приподнимали головы или
вскрикивали, Десантники подскакивали к ним и били ногами или прикладами.
Слева, из-за корабля, непрерывно подводили новых - полубегом, с руками,
вывернутыми за спину. Швырком укладывали вплотную с остальными. Прежде чем
я пришел в себя, уложили человек десять. Я опомнился, когда подвели и
швырнули на землю худого, большеглазого Десантника, которого я первым
увидел на шоссе.
пытается снять туфлю с отломанным каблуком... А вот и Нелку приволокли и
орут на нее: "Рук-ки за голову! Лежать!"
очередей. Аккуратно, в затылок, состояли цепочки Десантников, как в
очереди за билетами в кино. Три очереди, и в каждой, наверно, по полсотне
людей или больше. Через стекла было трудно смотреть - внутри защитного
пузыря все получалось изогнутым, искаженным, особенно с края площадки. Но
я рассмотрел, что средняя очередь тянулась к седому - Линии восемнадцать.
Он стоял лицом к очереди, держась вытянутыми руками за зеленый столб.
Десантники спокойно один за другим приступали к столбу, вынимали
"микрофоны" и сразу, как от удара, подгибали ноги и сваливались на руки
заднему. Тот держал, а сбоку подскакивал здоровенный Десантник и уводил
ударенного, выкручивая ему руки на ходу. Задний, освободившись, сам шагал
к столбу и тоже падал. А здоровенные непрерывно сновали между очередями.
Хватали, выкручивали, тащили. Их было много, потому что в двух боковых
очередях творилось то же самое. Там Десантники подходили не к зеленому
столбу, а к зеленым ящичкам в руках Киселева и Потапова. Боковые очереди
двигались медленнее, но так же неуклонно, спокойно. Без страха. Словно не
видя, что им предстоит: обморок, выкрученные руки и лицом в землю или на
бетон. А вот их уже кладут прямо на клумбу...
зеленые ящики.
его по черной шелковой шапочке. Он благодушно улыбался. И вдруг на
площадку выбежал его пес, который уволок бластер от корабля. И стал в
очередь! Тогда профессор засеменил к седому, показал на собаку. Седой
резким, злым движением сунул его без очереди. Профессора увели двое
здоровенных, не выкручивая ему рук, посадили в сторонке. Кто-то подошел к
собаке, и она кивнула - я сам видел! - и оставила очередь. Бросилась
направо, присоединилась к тем Десантникам, которые стерегли лежащих... Там
уже набралось сотни три, они лежали рядами, и стоял сплошной вой и грохот.
Некоторые пытались садиться, кричали, охранники прыгали как бешеные и все
чаще стреляли над головами. И собака стала носиться между рядами и бить
корпусом тех, кто садился... Она сразу навела порядок, только очень уж
страшно стало смотреть. Я чуть с ума не сошел. Я же не знал, что человек
совсем ничего не помнит, когда Десантник из него высаживается. Я думал,
хоть немного должен помнить. А эти несчастные люди! Многие из них с утра
носили в себе Десантника, и вдруг - вечер, пальба и удары сапогами! После
я узнал, что никто из них не видел очередей к "посредникам", Вернее, не
помнил. Их били, толкали и орали страшно, но заставили всех лежать вниз
лицами. И, наверно, так было лучше. Увидели бы они очереди - наверняка бы
рехнулись.
шариком проскочил под ногами, подпрыгнул к столбу, и вся очередь
загоготала, а передний поймал его за ухе, вынул "микрофон" и, подержав
зайца у столба, бросил его на землю. Ох, как же он удирал!.. Он мелькал
вверху и внизу, он снова стал простым толстым зайдем и не мог выйти из
защитного поля!
Здоровенные Десантники подбегали к седому - он по-прежнему стоял у
"посредника" и бесстрастно смотрел, как Киселев и рыжий верзила
подхватывают здоровенных Десантников и расшвыривают кругом площадки. Тела
падали бесшумно, потому что справа все громче орали люди и бешено, хрипло
рычала собака. Через секунду упал и седой. Я вдруг увидел, что он лежит у
"посредника", и Киселев перешагивает через него. Киселев вдвоем с верзилой
подхватили зеленый столб "посредника", потащили его к кораблю; рыжий на
ходу сшиб кого-то кулаком. Открылся люк. В него всадили "посредник" и
мешок с бластерами. Пес метался перед люком, отшвыривал всех, кто пытался
подойти. Какая-то женщина стояла, зажав себе рот двумя руками, и вдруг
вскрикнула - верзила заглянул в люк и стал падать медленно, как сосна.
Сейчас же у корабля оказался лес. Оскальзываясь лапами, поднялся на дыбы,
приложил морду к люку и упал навзничь, как человек.
рыжего от корабля. Откатил собаку. Подошел к люку. Бластер спустил в люк,
а шнурок спрятал. Приладился, держась одной рукой за край отверстия и
свесившись всем телом наружу. Я отчетливо помню, как он висел на руке, а
на него и на корабль смотрели несколько очнувшихся людей. Он крикнул:
упало сверху, как занавес. Открылись вечерние холмы, дорога, цепочка
квадратных машин на ней. Загремели, запели стекла - медленно и плавно, как
лифт, поднялся корабль, песчаные вихри забарабанили по окну перед моим
лицом. Неловко, хватаясь друг за друга, вставали люди. Киселев смотрел то
вверх, то на черную тесьму от гитары, которую вытащил из кармана.
видел яркую радужную кляксу, уходящую в зенит. От нее кольцами разбегались
по небу веселые кудрявые облака.
понять, кто передо мной - Десантники или уже люди. Из толпы на меня
смотрел полковник Ганин.
колено фуражку. Полковник попался пришельцам позже всех и поэтому кое-что
понимал.
Внимание! Внимание! Военнослужащие, ко мне!
нескольким военным и милиционерам собрать оружие и быстро пошел к воротам.
А я бежал за ним, чтобы рассказать о планах пришельцев, но у меня язык не
поворачивался, потому что час назад сам полковник предложил этот план - с
захватом Москвы, Нью-Йорка и Лондона, - и я все еще не вполне верил, что
полковник больше не пришелец. И так мы вышли к воротам, навстречу
бронированным машинам парашютистов, разворачивающимся вокруг ограды
телескопа, а дальше я ничего не помню. Только большие колеса и синий дым
выхлопов...
вокруг холма и предупредили в мегафон, чтобы никто не выходил за ворота,
иначе будут стрелять. Полковник не решился ослушаться, а я проскочил в
калитку и побежал к ближнему бронетранспортеру, под дулами пулеметов,
напрямик. Говорят, я влез по броне, как жук, и стал кричать: "Где у вас
командир?" - и меня соединили по радио с командирской машиной и убедили,
чтобы я все сказал в микрофон. Я сказал насчет пришельцев, а потом
вспомнил о Сурене Давидовиче и так заорал в микрофон, что командир полка
приказал отвезти меня в лесопарк. Я потерял сознание только в овраге:
показал на Сурена Давидовича, лежащего в русле ручья, и сам упал.
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Ильин Андрей
Свержин Владимир
Сапковский Анджей
Василенко Иван