поездная команда занялась, видимо, наведением порядка в вагонах, чтобы
сэкономить время в отстойнике. Так что заметить любого, кто возникнет на
этом перроне, было бы легче легкого, даже не оборачиваясь, а просто
пользуясь зеркальными очками. Состав заслонял от меня все остальные
перроны, но и меня - от возможных взглядов оттуда. Я дошел до последнего
вагона, так никого и не заметив. Значит, удалось прийти чистым.
спальным, далеко впереди, у электровоза, появилась женщина, остановилась
на мгновение и быстро, решительно двинулась ко мне Чем ближе мы подходили
друг к другу, тем менее уверенными становились мои шаги. Я ждал Ольгу. Но
эта женщина, похоже, совершенно не имела с нею ничего общего.
обнять. Если Ольга всегда выде лялась стройной, гибкой фигурой, легкой
походко (мы тогда звали ее "балериной"), то сейчас даже просторный балахон
не мог до конца скрыть у этой жен-щины отвислый живот, что же касается
походки, то шедшая мне навстречу просто ковыляла, переваливалась на ходу,
как утка. Конечно, человек способе преображаться - если требует дело - до
полной не узнаваемости. Но для этого надо быть профессионалом или хотя бы
пользоваться услугами квалифицированных костюмера и гримера. Прежде всего
гримера - потому что и черты лица этой женщины сперва показались мне
чужими. По всем правилам, мне нужно было круто повернуться и быстро
уходить: вместо Ольги мне явно подсунули кого-то другого может быть, даже
переодетого женщиной киллера, он уже через несколько секунд окажется на
дистанци неприцельного, через карман, выстрела. Я же был безоружен. Но
какая-то сила заставляла меня идти и идти вперед - до того самого
мгновения, когда мы осте новились лицом к лицу. И она сказала:
последующие две секунды я понял, каково приводится реставраторам,
тщательно и медленно, сантиметр за сантиметром, расчищающим от слоев
копоти, грязи и чужих мазков подлинный лик, постепенно освобождающийся для
того, чтобы можно было увидеть его первозданную красоту. Это тяжкий труд,
в особенности если на него отпущены считанные мгновения. И мне не удалось
бы справиться с этой работой, если бы не ее глаза - конечно, уже не такие
искрящиеся, как в наши времена, но по-прежнему безошибочно узнаваемые,
заявляющие громко и неоспоримо: это я, взгляни же, это я!..
И виновато улыбнулась:
мимо, но ты не узнал...
уйти.
Ольга начала медленно оседать к моим ногам.
удержать сразу: она оказалась страшно тяжелой. Откуда-то, как мне
подумалось, из-под плаща высочилась тоненькая струйка крови. Похоже, что
пуля - если была пуля - осталась в теле. Выстрела я не слышал. Но, еще не
успев разогнуться, понял, что второго выстрела я могу не услышать по
совершенно другой причине.
хотя и закрытой, но не запертой. Я распахнул ее. Проводника не было видно,
я втащил Ольгу на площадку. Захлопнул дверь. Волоча ногами по грязному
полу - коврик был уже снят, - добрался до первого купе.
совершенно ничего не нужно. Пуля вошла не в спину, как я подумал вначале,
а в затылок.
проводник. Я решил было задвинуть дверь. Потом понял, что это не нужно.
поднимет тревогу и, во всяком случае, приготовится к неожиданностям.
самом пороге, занес над головой сцепленные кисти рук. Поезд набирал
скорость. Поравнявшись с дверью нашего купе, проводник начал поворачивать
голову. Я шагнул вперед и нанес удар. Бедняга вырубился без звука.
Хотя думать тут, собственно было не о чем.
ее телу, к памяти о ней оставить ее вот так, другого выхода я просто не
видел. Меньше всего сейчас мне нужно было затевать знакомство с милицией и
доказывать, что к убийству ее я не имею отношения. Я подставил ее под пулю
- да это скорее всего так и было. Потому что убить хотели наверняка не ее.
И на пути пули, летящей в меня, оказалась Ольга. Не знаю, успел ли киллер
увидеть свою ошибку, если целился действительно в меня?
понадобится, кроме расхода времени, рще и в какой-то мере раскрыться перед
ними; а этого сейчас делать никак не следовало. Мои дела были важнее. Тем
более что если кто-то и найдет стрелка, то уж не они, во всяком случае.
будет. А если и приду, то погляжу издали.
тем как спрыгнуть, я убедился в том, что купленной кассеты со мною нет,
что она действительно оставлена в боксе, как и все прочее. Так что
рисковал я разве что шеей. Я поднял мостик, спустился на нижнюю подножку и
прыгнул так, как когда-то учили: вперед, сильно оттолкнувшись. Повезло,
даже не упал и вовремя разминулся с мачтой контактного провода. И быстро
пошел, чтобы поскорее покинуть полосу отчуждения.
дня. По дороге заглянул в камеру хранения Казанского вокзала за вещами;
воротившись в отель, зашел было пообедать, чтобы потом никуда уже не
выходить из номера; но из благого намерения ничего не получилось: я смог
лишь поковырять вилкой заказанный кусок мяса с жареным луком, но в горло
кусок не полез. Я даже не видел толком, что мне подали, потому что вместо
столика перед глазами несмываемым стол-кадром стояло все то же: асфальт
перрона и медленно оседающая на него Ольга а затем - стеклянная башня
нового здания вокзала куда мгновенно метнулся мой взгляд в поисках убийцы.
Но там никого, разумеется, не было видно. И снова - перрон, и снова -
Ольга... В конце концов я оттолкнул от себя все съедобное, расплатился и
хотел уже встать и топать восвояси, чтобы воспользоваться новым
приобретением.
чтобы хоть как-то привести в порядок нервы, а также и мысли, сильно
разболтавшиеся после того, как умерла Оля. От этого лучше всего излечивает
работа.
сосредоточиться.
личность совершенно безответственная. И добро бы это еще касалос только
меня!
подкараулили в темноте и к тому же в месте, где я мог бы не оказаться, то
нетрудно сразу сообразить тут, в отеле, как бы я ни преображался, за мной
при глядывают и будут приглядывать, будут провожать Так и получилось. И я
подставил невинную женщину. Она не играла никакой роли в наших делах.
Одноразовая просьба, к тому же почти сразу отмененная, не в счет. Но
женщина всегда считается слабым местом точкой давления на мужчину,
наживкой, на которую его выманивают... Я надеялся, что если за мной от
гостиницы пойдут, то я-то ускользну, хороший газетчик должен уметь
внезапно появляться и исчезать. Но если мой разговор с Ольгой
прослушивался, то установить ее адрес было делом простым. И они повели ее,
чтобь выйти на меня там, где я меньше всего ожидал этого. То есть - я
виноват в ее гибели, и только я.
случившемся - моя обязанность. Еще одно дополнение к планам и диспозициям.
Сказано в суре восемнадцатой, называемой "Пещера", в айяте семьдесят
третьем: "Неужели ты убил чистую душу без отмщения за душу?"
ко всему путь, и пошел он по одному пути".
дневи злоба его.
осложнений.
была связана купленная за немалые деньги запись.
"Кефирный путч", мысли о реставрации монархии, казалось, исчезли столь же
незаметно, как перед тем возникли. Россиянам и без того приходилось думать
о множестве вещей, куда более актуальных. Инфляция, с которой
предполагалось покончить еще лет за двадцать до того, продолжала
существовать и расти не очень торопливо, зато непреодолимо; она уверенно
обгоняла рост доходов. Экономика по-прежнему хромала на обе ноги.
Промышленность лихорадило, она то как бы взвивалась на дыбы, удивляя мир
и, похоже, удивляясь сама великолепным темпам роста продукции, то