каждому из претендентов в частности, народу из разных партий и движений
соберется немало. На деле зал оказался набитым под завязку. К счастью, для
прессы места были зарезервированы; впрочем, задержись я еще на несколько
минут, возникли бы сложности. Усевшись, я стал оглядываться в поисках
возможных знакомцев. Раз-другой почудилось, что узнаю лица, но уверенности
не было, и вскакивать не хотелось. Если это действительно знакомые, то
увижу их в перерыве, а не удастся - небольшая беда, я был здесь не ради
них. Вот и стало тише, публика зааплодировала, и на сцене появились один
за другим отцы-руководители совещания от крайне левых до столь же
удаленных от центра правых и чин чинарем продефилировали к своим местам в
президиуме. Я смотрел на них, опознавая каждого. В большинстве своем это
были лица, широко известные.
политик, представляющий влиятельную в прошлом партию, ему и карты в руки.
Но к моему удивлению, в повестке дня оказались целых два вступительных
доклада, и если Изгонов будет явно оглашать антимонархическую точку
зрения, то вторым скорее всего окажется кто-то из самых громогласных
проповедников единовластия, пусть и конституционного. Тут важно было,
какого направления будет придерживаться монархист: будет ли он евророссом
или азороссом, приверженцем Алексея или Александра. Потому что, по сути
дела, здесь предстояло развернуться серьезной агитации в пользу того и
другого претендента, но часовой доклад мог быть предоставлен стороннику
только одного из них. А это куда важнее десятиминутных выступлений в
прениях. Мы - я имею в виду команду, за которую играл, - заранее
постарались повлиять на оргкомитет совещания, но каким будет результат, до
последнего мгновения так и оставалось неясным.
знали, что он оратор не слишком одаренный. Запас его аргументов не
пополнялся годами, зато повторял он их с завидным упорством, не обращая
внимания на то, насколько они соответствуют реальной обстановке. Пока он
утверждался на трибуне, откашливался и разбирался в заготовленном тексте,
оставалось только горестно вздохнуть о судьбах демократии в России. Этот
опытный аппаратный боец, к тому же жаждущий власти для себя лично, а не
для кого-то другого, просто не мог позволить никому прослыть борцом номер
раз за сохранение народовластия. Если референдум не состоится или
выскажется против монархии, то на президентских выборах сорок восьмого
года Изгонов снова выставит свою кандидатуру, а уж коли он так решил,
попасть в докладчики было для него делом техники. Тем более что, кроме
него, на это право слева мало кто и претендовал.
оторваться от текста, в котором, похоже, ориентировался из рук вон плохо;
что и понятно - не он же писал. Однако если отстраниться от его ораторской
бездарности, традиционно обязательной для большинства российских
руководителей послеленинских времен, от протяжного "эээ...", которым он
начинал каждое третье слово, доклад представлял собой определенный
интерес. Целью его было доказать, что России не нужен ни монарх, ни
президент, а нужно великой стране коллективное руководство, реализуемое
только через сильную партию. Поскольку текст был роздан участникам
совещания и прессе заранее, я во время доклада развлекался тем, что
старался установить - сколько раз докладчик отступит от материала хоть на
одно слово. К чести Изгонова надо заметить, что он не изменил ни буквы,
если не считать многочисленных "вот", коими он приятно разнообразил свое
выступление.
всеобщее осмеяние выставлялись всем известные аргументы в пользу
восстановления в России наследственного правления, создания
конституционной монархии, являлся, по сути дела, достаточно детальным
изложением российской истории за последние полвека. Изложением, правда,
достаточно тенденциозным, поскольку все беды приписывались именно
единовластию, правда, в президентском варианте.
много врал, порой делал совершенно немыслимые натяжки. Развлечься можно
было разве что отдельными выкриками из зала вроде: "Нет Карлы, кроме
Марлы, и Изгонов - пророк его", а также вспыхнувшей однажды дракой -
быстро погасшей по принине несоответствия весовых категорий, в каких
выступали состязавшиеся стороны. Кроссворда под рукой, к сожалению, не
оказалось.
выкрики из зала, относившиеся либо к докладчику, либо к тому, о чем он
распространялся, и мешали этому занятию. А докладывал сей оратор в общих
чертах следующее.
полная неспособность укоренившейся чиновничьей системы управлять Россией.
Отсутствие единой идеи, невзирая на призыв к ее поискам. Тем более что и
тогда ее искать не надо было, она всегда существовала, ее просто пытались
задушить, замалчивали, над нею издевались, вот..."
сейчас именовалась Федеральной, но в те времена носила еще старое
название. Но тут же кто-то из зала (мною не опознанный) выкрикнул, явно
желая вызвать докладчика на дискуссию:
Центробежные силы, и проявлялась ярче всего на Северном Кавказе, но быстро
проникала и укоренялась и на русских территориях: вспомните Сибирь, Урал,
Дальний Восток, хлебные области. А что вы сделали, чтобы уменьшить влияние
этих сил?"
отошел:
продолжало именовать себя властью, на деле таковой уже не являясь.
Бессилие во всем: в попытках хоть как-то обуздать реальную экономику;
ввести в пристойные рамки уголовщину и все с нею связанное; справляться со
все умнежавшимися попытками анклавов уйти в отрыв, унося с собою все, что
удастся прихватить, что плохо лежит; создать хоть сколько-нибудь
боеспособную армию - хотя бы для внутренних войн, о внешних никто всерьез
не думал - и так далее".
проблемы вас всерьез никогда не занимали, вам не до них было, потому что
Россия вновь продемонстрировала миру знакомую по старым временам картину
пауков в банке - а может, и гангстеров в банке. Слишком много для одной
страны, пусть и немаленькой, оказалось правительств: президентское,
премьерское, теневое криминальное, да еще и ваше оппозиционное в том
числе..."
забыл упомянуть еще и парламентское (где министерства именовались
комиссиями, но от слова, как известно, не станется), оппозиционное правое
и оппозиционное левое, то есть именно его партии (правда, сам он тогда был
еще слишком молод, чтобы участвовать в большой политике), осуществлявшие
свои действия в основном через периферию - губернаторов и прочих
градоначальников. Изгонов же снова и глазом не моргнул. Готовый текст вел
его, как надежный автопилот: - "При таком раскладе все еще остававшиеся в
стране ресурсы и силы, естественно, уходили на самосохранение
чиновничества, а самая малость, что еще оставалась, шла в свисток - в
указы и законы, которых было столько, что даже фанатику правового общества
не по силам оказалось бы выполнить хоть десятую часть продукции законо-,
указо- и приказотворчества.
еще не сделавшейся ощутимой политической силой, но уже серьезно заявившей
о себе: Северный Казахстан, Новороссия и Крым, не говоря уже о
Белоруссии". Снова из зала возмущенное: "Две эти силы, при всей своей
противоположности, весьма ощутимо раскачивали наше несчастное государство,
при вашем активном участии. Вот. Найдите мужество признаться хоть в этом!"
И опять Изгонов - как ни в чем не бывало:
выборами Первый Генералитет - это отчаянная попытка обрести хоть какую-то
определенность. Конечно, если бы генералы решили опереться на
действительно прогрессивные силы общества и высоко поднять знамя
восстановления социалистического строя, у них могло бы получиться. Но они
пренебрегли таким историческим шансом..."
а в расползании экономики. Невозможность прийти к налоговой системе,
которая была бы одновременно разумной и реализуемой, привела к полному
отсутствию денег у государства: все они перетекли в теневую, как тогда еще
говорили, или реальную, как стали называть в начале века, экономику.
оставалось. Панацеей казалась твердая рука, хотя не существовало ясного
представления о том, как эта самая рука сможет исправить положение.
показалось, демократами - тогда еще не объединенными, но в критические
мгновения достаточно крепко сплотившимися. Генералитету при смирном
парламенте почти удалось избежать гиперинфляции и наладить военное
строительство. Еще более успешными оказались действия по изоляции
кавказских "горячих точек" - как от притока помощи извне, так и по
информационной блокаде - накрытие непроницаемым куполом. Изгонов обижался
на Генералитет вовсе не за это и не за пренебрежение идеями, а за
усмирение парламента, в котором до тех пор его тогдашние единомышленники
старались заправлять всем. Так бы ему и сказать. Но он боялся, что его
неправильно поймут...
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Верещагин Олег
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман
Корнев Павел