Чтение 10–й страницы книги ~Далекие огни~

-- Эх, ушли, гады!.. -- в сердцах выругался он.

-- Ты что, Колька, совсем ополоумел?! -- бросился на него дед Евсей. --
Палить по живым людям! А если ты его убил? Тоже мне, Рэмбо нашелся!

Полковник Коля ничего не ответил и лишь махнул рукой.

После первого же выстрела толпа бродяг быстро рассеялась. Праздник,
начавшийся за здравие, в буквальном смысле закончился за упокой: выстрел
полковника, похоже, сразил парня наповал.

Петра била крупная дрожь. Да и доктор был явно не в своей тарелке. Он
подскочил к подстреленному парню, склонился над ним, быстро осмотрел, выпрямился
и облегченно вздохнул.

-- Жив.

-- Ну слава Богу, -- выдохнул дед Евсей. -- А ты, Колька, молись, чтобы он
живехонек остался. Понял?

Полковник смущенно смотрел себе под ноги. Боевой пыл его понемногу угасал.

-- Да я и сам не знаю, что это вдруг на меня нашло, -- виновато
пробормотал он. -- Понимаете, очень уж мне обидно стало за нас, мужики. Вот я
и... Пистолет-то у меня еще со службы в органах остался. Именной, -- не без
гордости добавил он.

-- Хватит языки чесать, -- крикнул доктор. -- Помогите лучше перенести
раненого в машину. Его нужно срочно в больницу. А то, того и гляди, концы
отдаст. Тогда не только полковнику -- никому из нас не отмыться.

Петр кинулся было на помощь своему другу, но какое-то смутное шевеление
справа заставило его остановиться.

-- Петька, берегись! -- заорал дед Евсей.

Это был Гудзон. Оклемавшись, он неожиданно вскочил на ноги, замахнулся все
той же монтировкой и...

Петр не успел отскочить. Кусок металла обрушился на его голову. Острая
боль пронзила затылок, что-то теплое, липкое заструилось по шее... Ноги, вдруг
ставшие ватными, подкосились.

Тьма поглотила его.

Еще три выстрела прогремели в эту новогоднюю ночь. Но Петр их уже не
слышал...

Глава двенадцатая

Окно с чуть приоткрытой фрамугой... белая полоска солнечного света, мягко
скользившая по белым стенам, белому потолку, белому халату молоденькой
медсестры... птичий гомон и ароматы весны... капельница у изголовья кровати...
приторный запах лекарств... Больничная палата. Он в больнице.

Сквозь ресницы приопущенных век он видел, как суетится, гремя склянками на
больничном столике, медсестра. Ему не хотелось открывать глаза, не хотелось
привлекать ее внимание. Он не был готов к этому. Слишком многое надо было
обдумать. Ему требовалось время.

Он помнил все. Сознание было ясным и прозрачным, как стекло.

Встреча Нового года в "бомжеубежище", праздник у костра, ликующие, словно
дети, бродяги, потом -- стычка с бритоголовыми ублюдками, выстрелы, полковник
Коля с именным пистолетом, удар монтировкой по голове... Да, все это он
прекрасно помнил.

Но помнил он и кое-что еще.

Он помнил себя.

Теперь он знал, кто он.

Это было главное. И с этим надо было разобраться, все разложить по
полочкам.

Никогда еще голова его не была такой ясной. Он лежал и думал, думал,
думал... Постепенно, шаг за шагом, мгновение за мгновением, вся череда событий
начала выстраиваться в цельную логическую цепочку. И когда, наконец, эта цепочка
обрела четкие очертания, он вдруг понял, в какой ужасной ситуации оказался.

И понял еще: из этой ситуации нужно было как-то выбираться.

Он не заметил, что давно уже лежит с открытыми глазами, устремив невидящий
взгляд в потолок. Едва слышный скрип кровати привлек внимание медсестры.

-- Ой, мамочки! -- взвизгнула та. -- Он очнулся!

Он попытался было улыбнуться ей, но не успел: она уже выскочила в коридор.
По кафельному полу коридора мелкой дробью зацокали ее тоненькие каблучки.

Через минуту в палату влетел доктор.

-- Наконец-то, -- сказал он и тяжело опустился на стул возле кровати. -- А
я уж, грешным делом, решил было, что ты так в коме и проваляешься до конца дней
своих. Ну, с возвращением, мужик!

Он улыбнулся, и в уголках глаз его обозначилась сетка тоненьких морщин.
Доктор осунулся, выглядел усталым, невыспавшимся, каким-то помятым -- и
совершенно счастливым.

Петр улыбнулся в ответ, попытался что-то сказать, но не смог: тяжелый,
словно налитый свинцом, язык не слушался его.

-- Молчи, молчи, мужик, -- движением руки остановил его доктор. -- Тебе
еще рано речи толкать. Денька через два-три оклемаешься, вот тогда и потолкуем.
А пока -- полный покой, сон и здоровое питание. Наденька, -- он обернулся к
медсестре, -- под твою полную ответственность.

Она горячо заверила его, что он может на нее положиться.

Доктор ушел, оставив Петра наедине с медсестрой.

Сон навалился на него внезапно, и он не заметил, как заснул.

Глава тринадцатая

Доктор не появлялся три дня: на бетонном заводе случилась авария,
нескольких человек покалечило, и он безвылазно торчал в реанимационном
отделении. Все это время Петра опекала медсестра Наденька. От нее-то он и узнал,
что провалялся в коме около четырех месяцев -- сейчас на исходе уже был апрель.
Шансов на то, что сознание вновь вернется к нему, было мало, однако доктор не
терял надежды помочь своему другу. А сколько бессонных ночей он провел у его
изголовья, поминутно щупая пульс и прислушиваясь к едва ощутимому дыханию!
Сколько ведер крепкого, густого кофе он поглотил в эти долгие, долгие, долгие
ночные часы! А тут еще эта история с милицией, о которой Наденька знала лишь
понаслышке. Доктора куда-то таскали несколько раз, снимали какие-то показания.
Потом, вроде, все затихло.

Петр жадно слушал рассказ медсестры, а предательские слезы сами собой
наворачивались на глаза. Прав был дед Евсей: такого человека, как доктор, еще
поискать надо.

За эти дни Петр немного окреп и уже мог сидеть в кровати. Речь снова
вернулась к нему. Капельницу убрали, ее заменило полноценное трехразовое
питание.

На исходе третьего дня доктор, наконец, появился в палате. Выглядел он еще
хуже прежнего: посеревшее, землистого оттенка лицо, ввалившиеся глаза,
всклокоченная борода, следы крови на зеленом хирургическом халате...

-- Фу-у-ух! -- выдохнул он, падая на стул. -- Устал, как собака. Как
самочувствие, больной?

-- В норме, -- улыбнулся Петр. -- А вот тебя, кажется, самого на
больничную койку положить пора. Сам-то здоров?

Доктор небрежно махнул рукой.

-- Пустяки, дело житейское. На мне еще пахать можно. Главное сейчас --
тебя на ноги поставить.

Они были одни в палате: дневная смена закончилась, и медсестра Наденька
уже ушла домой.

-- Курить будешь? -- спросил доктор, доставая пачку "Пегаса".

-- А можно?

-- Я врач или кто? Если спрашиваю, значит можно. На, дерни пару затяжек.

Они закурили. Голова у Петра сразу же закружилась.

-- Все, хватит, -- сказал доктор, выхватывая сигарету у Петра изо рта. --
Для первого раза достаточно.

Он докурил свою сигарету, затушил о пустую тарелку.

-- Надюху-то мою не обижал? Нет? Славная девчонка. Если бы не она, не
выкарабкаться б тебе. Сутками напролет хлопотала возле тебя.

-- А она мне вот то же самое про тебя рассказывала. И про твои ночные
бдения, и про литры черного кофе.

-- А ты слушай ее больше, -- проворчал доктор смущенно, -- она тебе еще не
такое обо мне напоет.

Петр приподнялся и облокотился на локоть.

-- Дай пять, -- сказал он.

-- Чего?

-- Руку, говорю, дай.

Доктор, пожав плечами, протянул руку. Петр крепко пожал ее.

-- Спасибо тебе. За все.

-- А, оставь. Не люблю я этого. Давай лучше о деле. Разговор предстоит
длинный и, как говорится, содержательный. Готов?

Петр кивнул.

-- Вот и прекрасно. А начну я с того, что наш бравый полковник
ухандохал-таки того мерзавца, что тебя по башке монтировкой хватил. Из своего
именного. Три пули всадил. А тот, первый, жив остался, я лично из него свинец
вытаскивал. Я тогда сразу смекнул, что полковнику решетка светит, и в ту же
ночь, когда мы тебя с дедом Евсеем в больницу везли, шепнул старику, что не было
никакого полковника, а из пушки палил какой-то приблудный, чужой, никому не
известный бродяга. Поднатаскай, говорю старику, своих орлов, чтобы с одного
голоса пели и правильные показания где нужно давали. Старик сработал как нельзя
лучше. К утру, когда на место происшествия менты нагрянули, наши бомжарики уже
назубок знали нужную легенду. Позже, когда следователь проводил выборочный опрос
свидетелей, ни один из не прокололся: ничего, мол, не знаем, того парня с пушкой
видели впервые, а опознать его не можем, потому как темно было, хоть глаз коли.
Меня тоже пару раз на ковер дернули. Словом, кто стрелял, установить не удалось,
виновными же признали этих бритоголовых идиотов. Кстати, тех двоих, что вовремя
улизнули, так и не нашли, а тот гад, который больше всех выступал и которого ты
уложил, сейчас срок мотает. У него уже была одна судимость, по сто пятьдесят
восьмой, так что срок свой он легко получил. А вот полковника Колю пришлось в