Чтение 67–й страницы книги ~Рагнарек~

* * *

И все-таки снам не прикажешь. Можно менять их, корректировать, сжимать
или растягивать, но им не прикажешь не сниться вообще.

И на этот раз снилась Мишелю маленькая деревушка, затерянная где-то в
лесах. Дул теплый ветер, заблудившийся в верхушках сосен, нырял вниз, хлопая
ставнями заброшеных домов. Говорят -- недавно здесь отгремел Армагеддон, и
таких деревенек тут теперь видимо-невидимо. С прудом, где полным-полно
здоровенных зубастых карпов, с плачем и стонами домового в вечнохолодной
печной трубе.

Обгорелые заборы напоминали другое пожарище. Но это было давно... Очень
давно... Горел город. Простой деревянный город у подножия здоровенного
каменного замка. Его жители сперва просто не поверили, что вторгшиеся в эти
края чужаки способны на зло. Сперва не поверили, а потом уже было поздно. И
не важно, что не были тогда известны автоматы и сваггеры, что вместо ядерных
бомб применяли файерболы, а вместо пуль летели стрелы и метательные ножи...
Город погиб, захлебнувшись в крови, и не сумел остановить это безумие даже
Черный Менестрель, вскочивший на камень у окраины города и резко ударивший
по струнам лютни. Черным назвали Менестреля атакующие, ведь он пел о Тьме.
Но он не был черен. Ледяной белизной сияли его одежды, ярче алого головного
убора с серебряными колокольцами. Неестественно выгнутая правая рука лихо
била по струнам, и песня неслась лавиной. И услышавший ее не мог уже бояться
Тьмы, ведь -- понимал и ее, и Свет, и место обеих сил в Истинном Мироздании.
Но за миг до того, как полетели на землю мечи захватчиков, один из их
предводителей злобно выкрикнул: "Да что вы слушаете! Бейте его!" И мечи
остались в руках. И обрушились на певца. Никогда прежде не поднимали руку на
менестреля. Но -- в борьбе Света и Тьмы на этот раз именно Свет поступился
честью и прервал песнь Менестреля, ибо -- испугался его. Свет победил. Но
победа его была сродни поражению: взяв на себя кровь невинноубиенных, он
обрек себя на проклятия и противников, и союзников. И не раз еще аукнулась
Воинам Света эта "победа любой ценой"... Победа над Эльфами, которые считали
себя Людьми...

Мишель рассказывал эту историю троим ребятам, забредшим в пустую
деревушку и устроившим тут свое обиталище -- то ли скит отшельников, то ли
летний скаут-лагерь. Тут было принято рассказывать истории на ночь. И Майкл
делился своими воспоминаниями из прежней, неземной еще жизни...

-- Почему мы не слышали ничего подобного? -- спросил Райен, когда
история кончилась.

-- Потому что Мишка это только что придумал! Клево! Тебе бы жутики
снимать! -- завосторгался Севка.

-- Не поэтому. Просто летописи обычно пишут победители. И никто никогда
не давал слова побежденным. Особенно если их вырезают вплоть до последнего
человека.

-- До последнего эльфа!

-- Человека. Они называли себя Людьми, хотя и были эльфами от рождения.
Ибо они избрали Путь Людей, путь со свободой выбора.

-- Странные какие-то, -- фыркнул Севка, -- Эльфы, а назвали себя
людьми, Тьма, а говорят -- самые светлые. Что ж это за эльфы такие, если от
них даже имен нет!

-- Имен не осталось. Приказано забыть... -- чужим каким-то голосом
отрубил Михаэль.

И больше в эту ночь никто ни о чем не говорил. О чем они думали? Этого,
пожалуй, не знал даже Эру, Единый. Вот только когда они пробудились утром,
то на теле своем обнаружил Мишель два шрама, старых, больших и уродливых,
словно напоминание о чем-то. Или предупреждение.

-- Смотрите! -- чуть ли не испуганно Юлька ткнул пальцем на живот
Майкла. -- Откуда это?

-- А может, было? -- осторожно начал Райен, хотя было ясно, что и сам
он в это не верит.

Юлий подскочил к Мишелю и осторожно коснулся прохладными пальцами
грубой покореженной плоти. Шрамы были какими-то вялыми и твердыми наощупь.

-- Болит?

-- Не-а... -- мальчишка с изумлением и каким-то неясным, смутным
страхом разглядывал шрамы, затем потер краешек одного из них, потому что
показалось, что там блеснуло что-то, как жидкий металл. Но -- показалось...

-- Как следы когтей орлов, -- Юля попытался пальцами разгладить шрамы.

-- Вчера точно не было. Это Единый тебя покарал, за то, что на его
валар поклеп вел! -- выдал вдруг Севка.

-- ...Да ты, видать, и вправду Нольдор, парень... -- процитировал
Мишель прямо в холеное арийское лицо заступника Эру. -- Если и Единый -- то
не покарал, а попытался рот заткнуть.

-- Угу, тебя испугался, грозного...

Никто не успел даже крикнуть "А вот и не подеретесь!", как двое
мальчишек уже сплелись в клубок рук и ног, молотя друг друга и катаясь по
земле.

Но бились они не по религиозным соображениям, просто Майкл обиделся на
колкость Севки... Так что неписаных правил не нарушал никто, и в места
пониже пупка удары не наносились принципиально.

И через минут пять друзья уже сидели на траве, вытирая пот и потирая
ушибы, а еще пол-часа спустя все четверо -- и "бойцы", и их "секунданты" --
кидали в пруд камешки, стараясь "напечь блинов" и приводя в бешенство
прыгающих на скачущие по поверхности воды камешки зубастых карпов, и думать
уже забыли об утренней драке.

Дня три пролетели совсем незаметно. Три дня -- во сне, воспринимаемом
Мишелем как единственная реальность... И только сны у Мишеля становились все
тревожнее и страшней. И снились ему черные скалы над алмазной пылью дорожек
под мертвым небом с искусственным люминесцентным освещением, и цепи,
стягивающие запястья прикованного к скале на благословенной земле Амана, и
когти пикирующих сверху орлов Великого Короля Валинора. И висящий был --
Мишель, но звали его иначе. Он так боялся боли, так страшился крови, но
теперь не раскаивался и не проклинал тот миг, когда избрал себе путь Творца,
а не прислужника Великих, когда признал Крылатого -- Учителем...

Кровь орошала алмазный песок, боль рвала шрамы. Но к утру видения
отступали, и день приносил долгожданный отдых. Ведь нежиться и дремать на
солнышке -- ничуть не менее полезно, чем ночной сон...

Крупный карп накинулся на скачущий по воде камень с такой силой, что
вылетел по инерции на берег, совершенно забыв о своей безопасности. И --
забился в траве, не выпуская плоский кусок гранита из пасти. Может -- это и
насторожило бы Мишеля: раньше эти сверкающие хищники не забывали о
собственной безопасности, но тут к чудовищу радостно кинулись остальные
мальчишки, подхватывая увесистые дубцы и вопя "Мясо!"... А Райен -- тот
вообще вместо дубца мечом двуручным размахивает... Кто знает -- может, так
тут и выманивают зубастых карпов на берег?..

Уха получилась чистой, как слеза, и такой ароматной, что почуяли,
наверное, и на небесах. Но обитатели небес, говорят, страдают излишней
скромностью, а посему никто из них не рискнул спуститься и попросить себе
хоть ложку горячей ухи. Ребята же подобными комплексами не страдали, а
посему котелок опустел в пять минут. Приятное тепло разлилось по телу, и
звало оно не к безделию, а к веселью. И тогда ребята выволокли из сарая
длинную капроновую веревку и, навязав на концах ее узлы, затеяли
перетягивание каната. Мишель с Райеном стали поближе к сараю, Юлька же с
Севкой вцепились в другой конец веревки. Крик-команда -- и хлопцы уже со
всей силы упираются в землю, стараясь перетащить веревку на себя. Сопят
носы, тяжелеет дыхание... Райен атлетически изящно расставил полусогнутые
накачанные ноги, которые почти не тронул летний загар. Мишель тянет, словно
яхту на берег вытаскивает. На другом конце -- то же веселье: Сева, намотав
на руку конец веревки, уперся в землю и с сопением тянет на себя, легонький
же Юлька прямо повис на веревке, откинувшись назад под острым углом, он
словно летит на месте, и лишь босые ноги связывают его с землей. Кажется,
отпусти веревку -- и... Майкл переглянулся с Райни. Улыбка, чуть заметный
кивок... Они поняли друг друга без слов. И -- мгновенно отпустили веревку!
Торпедой, снарядом полетел Юлька и вписался своей макушкой прямо в живот
Севки, сбивая с ног балансирующего на грани равновесия мальчишку.

Смех, веселье... Затем хлопцы затеяли беготню по длинной, как насест,
горизонтальной доске старого забора. Райен, сославшись на старшинство,
заявил, что стар он уже по заборам лазать.

-- Тоже мне, старик, -- фыркнул Юлька, безуспешно пытаясь забраться на
доску. -- Песок уже сыпется... Ну ладно, не хошь сам -- помоги мне
залезть...

Несчастье пришло внезапно. Просто зазмеились, сплетаясь, приступы
равнодушия и ярости, безумия и бездумия. Мишель слышал о таком от Лата:
где-то неподалеку проходил Ковчег Мрака. Не Нагльфарк -- Звездный Катамаран
не имеет с Мраком ничего общего, хотя такоже не доставляет землянам приятных
минут. И не Черный Клипер -- двойник Золотого Парусника не страшен и не зол,
он -- таков, каков его капитан... Ковчег -- не материальный крейсер, который
можно торпедировать и победить. Его опасается сам Мрак: когда-то этот
летучий плацдарм ненависти коснулся Верховного Мамбета, и с тех пор
странствует по Вселенной, неся с собой Неодухотворенность. И те, кого
коснется дыхание Ковчега, обречены навсегда. Казалось -- надежды нет.
Никакой.

Решение пришло мгновенно. И над поляной пронесся крик Сновидящего:

-- Ребята! Ко мне! Немедленно! Опасность!

Они примчались. Такой вопль преодолел их облом. Надолго ли? Нельзя
останавливаться. И нельзя вытащить их через сон в свой мир: следом выберется
Ковчег.

-- Смотрите мне в глаза! Внимательнее!