увлекая за собою ребят. Не зря Золотоглазый дружил с Мастером Иллюзий:
кое-чему успел у него обучиться. Например -- пробуждать в человеке память
поколений. Это неимоверно трудно, но зато при этом работает весь мозг и не
остается ни единой клеточки, доступной для постороннего внушения. Похоже --
сейчас это был единственный шанс спасти души этих мальчишек от Пустоты.
вел поклепы на Крылатого, и снова огненным смерчем "высшие" Светлые вырезали
Темных только за то, что те живут на свете. И снова закованным в цепи уходил
в изгнание ослепленный по приказу Манвэ великий Король Боли, Бог Любви К
Миру, Темный Владыка, Крылатый Черный Вала Мелькор, и зрячие его глазницы
были полны печали и сострадания к ставшему на путь гибели миру.
Лутиэнь. Мелькор давно уже видел их путь, и теперь попросил кого-то из
подручных, кажется, Иэрнэ:
навстречу -- в венке вместо короны. И говорю: "Вы не стесняйтесь, я тут
просто -- по-домашнему...
Черный Вала надел его, как Корону Весны. Прошелся, затем странно так
всхлипнул и сняв, положил желто-зеленое чудо на стол:
уставший. С улыбкой услышал: "Я буду петь перед тобой, как поют менестрели
Средиземья!" Хорошо хоть, что не спросит потом, взял ли он что-нибудь новое
из этих песен. А то что ответить? "Чего я могу для себя взять от себя..."?
Поверит ли? Сейчас она даже себе не верит: никак не поймет, почему это
Владыка Тьмы не желает засыпать...
надо обманов! Я прекрасно знаю, кто вы и зачем пожаловали. Да только зря все
это. За Сильмариллом пожаловали? Поверьте, и без вашей песни я отдал бы вам
камешек, с удовольствием бы отдал, да нету его у меня! Ни единого нету!
Гномы уперли! Вместе с короной!.. Так что присаживайтесь, чайку попьем...
Лутиэнь остановила возлюбленного:
дар великим Вала. И никакое заклятие не поможет. Лишь только глубокая
задумчивость порою оторвет от дел и дарует смутное упокоение, словно мастер
Иллюзий или его Учитель Ирмо махнули крылом.
замысла, то с удивлением увидел в изголовьи знакомую до боли стальную
корону, спертую месяц тому гномами, прорывшими тоннель прямо под трон
мятежного Валы. Рядом лежала кучка гномьих топоров с переломанными
рукоятями, и свет двух сильмариллей играл на их лезвиях. Третий же камешек
отсутствовал, на его место был вправлен в корону митрильный шарик. Черное
серебро скрадывало отсутствие камня, и стальная корона по-прежнему не
утратила завершенности.
ему...
распят на проклятой скале, где завершили свой жизненный путь Эллери Ахэ --
Эльфы Тьмы. И орлы кривыми своими клювами рвут плоть того, кто так боится
боли, и обнажают ребра. Клювы и когти. Боль. Смерть. Боль и после смерти.
Мишель катался по земле от боли, но даже в этой муке он ни на секунду не
ослабляет защиту, не выпускает за очерченную линию души друзей, не
подпускает к ним Пустоту. И все это -- когда сознание убито волной боли, а
шрамы горят адским огнем. Удерживает защиты. Подсознанием. Волей. Душой...
мир: Мишель сумел захлестнуть всю планету, защищая ее от странствующего
равнодушия. Но грозный странник все же не пожелал оставить это
безнаказанным. Уже покинув этот мир, он ударил по герою-защитнику.
Последнее, что почувствовал юный Сновидящий -- сознание покинуло его.
Падение. Пустота...
не вставал, а исчез прямо из-под одеяла.
явился... Командор... Не сердись, но -- это он не после вчерашнего разноса
исчез? Может -- обиделся, а?
в помине... Так -- беседа на темы параллельных миров...
начинать искать. Ох, не с проста все это, чует сердце...
ласково обволакивал гостя неуемным тополиным запахом, пробуждая в душе
что-то давным-давно забытое. Казалось -- возвращается уже почти ушедшее
детство. Хотелось просто зажмуриться и поплыть в облаках тополиного пуха,
этой летней зимы, приветливой и манящей.
раскатистый звоночек старинного трамвая звонкими шариками разлетался от
резных деревянных стен двухэтажных домиков, похожих на сказочные замки или
дворцы.
тишину города, сливаясь с урчанием горлиц и сизым звуком перьев, рассекающих
воздух. Где-то неумолчно звенели цикады, радуясь теплу и свету. Мир жил
светлой своей жизнью, вдали от тревог, и никакие злые волшебники не в силах
потревожить этот покой.
страха в душе, тает последняя тревога под палящим летним зноем.
слов, и последняя строчка бесследно улизнула, не оставив в сознании ни
следа! Обидно! Но разве можно всерьез обижаться, когда вокруг такой светлый
мир?! Подумаешь -- строчка...
подошв и детским смехом. Мальчик обернулся, и улыбка осветила лицо: по
доскам тротуара катил на пошарпаном самодельном велосипеде пацаненок лет
одиннадцати, в короткой мятой маечке неопределенного цвета и ярко-оранжевых
трусиках, а за ним бежала стайка мальчишек и девчонок, радостно размахивая
руками. Вихрем пронеслись они мимо Майкла и умчались за крашеный лазурью дом
в конце улицы, лишь мельком покосившись на новичка. По хорошему взглянули,
чисто и открыто, но задерживаться не стали. То ли чтобы не прерывать игру,
то ли оттого, что был он постарше их, и засомневались они, будет ли
интересно франтовато одетому "столичному" подростку с голопузой
"малышней"...
в сравнении... Мог ли он назвать "франтоватым" свой повседневный костюм?
Темно-лиловые слаксы, эдакие плотные узкие брючки, да того же цвета рубашка
навыпуск. Казалось -- перетяни пояском -- и готовый костюм из цикла "Юный
паж. Средневековье". Но ни один паж не нацепил бы подобного, посчитав чуть
ли не верхом нищеты. А вот в тихом провинциальном городке эти же брюки и
рубашка вызывающе "модные", и становится даже немного неудобно за свой
вид...
городке понятие власти? Надеюсь, что нет...