Чтение 27–й страницы книги ~Гиперборей~

Асмунд побрел за маячащей тенью Рудого, ступеньки вели вниз, в еще большую темноту. Повезло, что под стеной остался он, а не дерганый Рудый. Если жаб боится, то тут вообще бы заорал или метнул нож, страж бы завопил в предсмертном крике, ляпнулся бы, как сырое тесто, с такой высоты. Набежали бы всякие, начался бы шум и гам, но он, Асмунд, человек мирный, привык без лишней драки...

- Вперед не суйся, - произнес голос Рудого над самым ухом, - позади не оставайся, в середке не болтайся! Тогда все пойдет хорошо.

Асмунд остановился, пытаясь выполнить все сразу, понял, что все тоже остановились, вслушивались, затаившись в темноте. Они находились внутри двора, в углу между двух стен. Двор был слабо освещен ныряющей в тучах луной и красноватым светом из окон терема. Олег сказал свистящим шепотом:

- Двоим, самым смелым, надо остаться здесь. Возможно, им придется сражаться с целой дружиной, всем войском Твердыни... Пока что старайтесь не выдать себя. Ждите сигнала. Рудый, ты пойдешь со мной.

- Куда угодно от этой вони, - пробормотал Рудый с готовностью.

Асмунд сердито засопел, потребовал сдавленным голосом:

- Почему именно Рудый?

- Нужна лиса, а не лев, - объяснил Олег. - Мы лишь поглазеем, понюхаем.

- Не произноси этого слова, - простонал Рудый. Он зажимал себе нос. - Пойдем. Ну пойдем же!.. Асмунд, насчет глотания жаб по утрам... Можешь завтра утром поймать для меня самую крупную! С бородавками. С перепонками на лапах!

Они исчезли, прошло немало времени, прежде чем Асмунд заподозрил, что его подло надули. Причем кто - святой человек! Он обернулся к князю, тот шепнул успокаивающе:

- Мне кажется, он Рудому не очень доверяет. Потому и старается не спускать с него глаз.

Олег и Рудый долго крались вдоль стены, а когда луна зашла за облачко, перебежали двор. Ворота терема, который Рудый упорно называл на западный лад замком, были заперты на огромный висячий замок. Рудый быстро вытащил крохотный ножик с длинным узким лезвием, сунул в щель, потряс. Дужка сдвинулась и снова застряла в невидимых капканах. Рудый приложил ухо, бережно повертел кончиком лезвия, дужка осталась в петлях массивного засова, а тяжелый замок сорвался вниз.

Олег молниеносно подхватил, положил в сторонке на пол, потянул за ручку. Ржавые петли пронзительно взвизгнули. Рудый мгновенно втянул голову в плечи, как улитка рожки, испуганно процедил сквозь зубы: "Перепороть ключарей..." Олег бочком вдвинулся в щель, и Рудый поспешно проскользнул следом.

Из этих широких сеней две лестницы вели вверх, а на той стороне сеней зияла приоткрытая дверь в узкий коридор. Олег кивнул, и они молча перебежали через сени прямо в коридор.

Там стены быстро сдвинулись, Олег вынужденно пошел боком. Темно, затхло, под ногами похрустывали мелкие косточки. Рудый начал потихоньку ныть: он постоянно слышал гадкие звуки, а гадкие запахи еще чаще.

Олег замедлил шаг, тайный ход медленно повел вверх. Справа доносились голоса, словно бы тайник шел вдоль стен пиршественных палат. Кое-где камни были аккуратно вынуты, дабы смерды Твердислава могли тайком слушать речи подвыпивших воевод и старших дружинников.

Олег на ходу заглядывал в квадратные выемки в стене. Однажды он взял у Рудого ножик, осторожно ткнул острым концом в шероховатую стену. Блеснул красноватый свет, Рудый понял, что стена - не стена, а толстый ковер, прикрывающий вынутую плаху. Через дырочку просматривался уголок зала, залитый багровым светом факелов. Олегу и Рудому после блуждания в темноте они показались нестерпимо яркими.

Олег уже опускал клинышек ковра, когда в палату ворвались, грохоча сапогами, воины с короткими тяжелыми копьями. Двое держали пылающие факелы. Впереди ковылял, сильно хромая, с обнаженным мечом воевода со злым, сдвинутым набок лицом: уродовал огромный распухший кровоподтек всех цветов радуги - глаз заплыл, губы распухли. Рудый с содроганием узнал Листа, злополучного воеводу, который сражался у обрыва.

Лист быстро оглядел зал, прошепелявил:

- Обшарить вше ходы-выходы!.. Осмотреть комнаты. Ешли двеши шаперши - ломайте. Помните, они опашны. Ешли не хотите умереть, шубите их пешвыми. Не пытайтешь обешорушить или вшять в плен - убивайте!

Похоже, вторая половина его зубов осталась у обрыва на невспаханной земле, ожидая весны. Один воин, в полном доспехе и в шлеме, покосился на обезображенное лицо свирепого воеводы, зябко передернул плечами, словно от внезапного северного ветра, сказал нерешительно:

- Они здесь в самом деле?

- Здешь, - гаркнул Лист. Он закашлялся, плюнул на пол темным сгустком. - Я их обезошужил и захватил, но потешял пятнадцать воинов, а в моей дружине были лучшие из лучших! Но эти пшоклятые вше равно ушкольшнули, вовремя для них напали пшоклятые урюпиншы...

- Но почему они здесь?

- Мы захватили их женщин, душак. Они не трушы! Охотники показали, что четвешо вшадников галопом нешлишь в нашу шторону. К тому же я только что обнашужил, что вошота отпешты!

- Ворота терема?.. Могли забыть запереть.

- Нет, пока я сташший воевода, - отрезал Лист.

Воины, снова громко топая, выбежали из палаты. Лист подозрительно огляделся, пошел с обнаженным мечом вдоль стены. Олег попятился в темноте на цыпочках.

Рудый прошептал:

- Что подсказывают боги?

- Говорят, что мы - бравые мужи.

- Я не Асмунд, мне чести не надо. Лучше быть живой лисой, чем мертвым львом...

- Шшшш!

Олег потащил за собой Рудого в глубину хода, круто свернул. Рудый не успел увидеть поворота и влип в каменную стену, зашипел, как разъяренный змей.

- Что на этот раз? - потребовал раздраженно Олег.

- Крысы...

Олег двинулся в темноту, но впереди уже заблестел рассеянный свет. Они выбрали крохотную комнатку, где стояли два огромных сундука, высокая кровать, тускло светил догорающий факел.

Рудый еще тер кулаками глаза, свет больно резал, как вдруг в коридоре послышались тяжелые шаги. Дверь содрогнулась от толчка. Послышались грубые голоса, толстые доски затрещали. Олег вытащил из ножен кинжал, стал рядом с дверью. Рудый застыл с другой стороны, лицо его стало мрачным, оскаленные зубы заблестели, как у загнанного хорька: отступать некуда - сами захлопнули себя в ловушку.

Дверь содрогнулась, доски подались, начали со скрипом раздвигаться. Олег вскрикнул тонким, детским голосом:

- Ой, кто там?.. Папа, это ты?

За дверью наступила тишина, потом - потрясенный голос:

- О, Сварожич! Там дети князя...

- Достанется нам, - сказал второй торопливо. - Князь не потерпит, что выломали дверь к его наследнику и дочке.

Рудый не верил ушам своим, но шаги быстро удалились. Он повернул сияющее лицо к пещернику:

- Хорошо, что здесь так чтят детей!

Олег ответил равнодушно, думая о другом:

- Свои жизни чтят...

- Думаешь, не ради детей?

- Стань на их место. Ломать дверь, ожидая, что двое - нет, четверо! - осатанелых уже занесли для удара мечи? Всякого, кто шагнет через порог, исполосуют от макушки до задницы... Поневоле схватишься за любое объяснение, чтобы оставить дверь в покое.

- Ты не веришь в добрые чувства, - обвинил его Рудый. - А еще святой человек!

- Пойдем отсюда. Лист не пройдет мимо запертой двери.

- Веди, тебе боги подсказывают.

- В этих норах важнее подсказка крысы.

- Не богохульствуй! - воскликнул Рудый патетически, но глаза его блестели живо, на пещерника смотрели с интересом.

Олег выхватил факел, подбежал к высокому окну. Рудый подставил спину, Олег вспрыгнул ему на загривок. Рудый заохал, перекосился, но Олег не обращал внимания, выглянул, быстро просунул руку с факелом.

Когда спрыгнул на пол, Рудый с трудом разогнулся, сказал обвиняюще:

- На меде и акридах так не взматереешь!

Снизу в окошко потянуло гарью, начал заползать сизый дым. За стеной послышался топот, кто-то истошно заорал, затопали еще громче. Олег кивнул Рудому, тот работал хитрым ножичком, снимал скобы. Олег прислушался, затем распахнул дверь. Они пронеслись через освещенный пламенем коридор, вскочили в темную комнату, где распахнутая дверь уже висела на одной петле.

Затаившись в темноте, они видели на фоне огня темные фигуры, что растаскивали горящие клочья ковров, рубили деревянные перегородки. Кто-то катил огромную бочку, из нее хлестала темная, сильно пахнущая струя. Рудый потянул носом, простонал: "Такое пиво переводят!.. Лучше весь терем в пепел..."

Олег нетерпеливо кивнул, они перебежали через коридор. С площадки, где стоял массивный камнемет с отполированными ручками, видно было внизу пламя, там клубился черный дым, суетились люди.

Рудый равнодушно отмахнулся:

- Пусть горит. Все равно не наше!

Лицо Олега было черным, как ночь, в глазах вспыхивали и гасли багровые отблески. Он сказал тяжело:

- Умилы и Гульчи здесь нет. Я бы ощутил.

Дверь распахнулась с металлическим скрежетом. На пороге появился ухмыляющийся страж:

- Эй, черненькая! Тебя изволит видеть князь.

Гульчачак сердито поднялась с холодного каменного пола. Страж намерился дать ей леща, она отшвырнула его руку - потную, длинную и отвратительно волосатую, взбежала по выщербленным ступенькам.

Первый поверх терема-крепости был из камня, но выше шли толстые бревна, и Гульча сразу перестала ежиться - от дерева шло почти человеческое тепло. Она чувствовала ощупывающие глаза стража, но не оборачивалась. Он всегда смотрел на нее по-хозяйски: возможно, ее обещали ему.

Они прошли через ряд длинных палат. У каждой двери топтались воины - в доспехах, в начищенных до блеска шлемах, в руках держали странные копья с широкими зазубренными остриями. Двое бросали кости, прислонив копья к стене. Лица их были в шрамах, глаза холодные, движения четкие. Их желтые от твердых мозолей ладони никогда не уходили далеко от копий.

Последняя дверь была широкой, окованной железными полосами, украшенной серебром и золотом. Двое стражей скрестили перед Гульчей и сопровождающим ее воином копья. Их лица были застывшие, но глаза хитро щурились.

- В чем дело? - потребовал длиннорукий сердито.

Один из воинов прорычал с веселой угрозой:

- Телепень, ты знаешь...

Телепень угрюмо оглядел их ухмыляющиеся рожи, буркнул:

- Нечего лыбиться, дурни! Теперь это моя корова. Эй, девка, раздевайся!

Гульча отшатнулась:

- Я?.. Здесь?

- На князя трижды за месяц замахивались, ясно? Он как кость в горле немецкому королю, бодричам, польским князьям... Даже хазарам, наверное.

Гульча смотрела ему в глаза, еще не веря, и он хрюкнул нетерпеливо, быстро и грубо сорвал с нее одежду. Оба стража захохотали, один сказал насмешливо:

- Корова?.. Не тянет даже на коровку. Так, теленок... Дам тебе...

- Умойся, - огрызнулся Телепень.

Он потряс одежду Гульчи, ощупал, отбросил, знаком велел сбросить сапоги, потряс каблуками вверх перед стражами, с отвращением швырнул ей под ноги. Кожа Гульчи пошла пупырышками от холода и насмешливых взглядов, но не горбилась, алые кончики грудей застыли, острые и твердые, как наконечники стрел. Телепень швырнул ей одежду в лицо, гаркнул зло:

- Одевайся, дура! Обрадовалась, ишь... светишь оттопыренной задницей!

Стражи опять захохотали. Гульча услышала хриплый голос:

- Дам три куны... Даже серебряный динарий!

Удерживая слезы, Гульча торопливо натягивала одежду. Когда наклонилась за сапогами, слезы прорвали запруду, хлынули по щекам. Телепень ухватил ее за плечо, раскрыл дверь и втолкнул пленницу. Сзади тяжело захлопнулась дверь.

Гульча очутилась в парадной палате, кое-как поправила одежду. Помещение было невелико, в три узких окна заглядывали яркие звезды. На широком и массивном троне сидел князь - темноволосый воин с жестоким лицом, широкогрудый, массивный, с холодными, как лед, глазами. В двух шагах перед ним сидела на широкой лавке Умила, на коленях у нее вяло ворочался и капризничал Игорь. Лицо княгини было смертельно бледное, под глазами огромные черные круги. Она смотрела на грозного князя со страхом, пугливо вздрагивала.

Твердослав окинул Гульчу ледяным взором, поинтересовался:

- Телепень, ты уже развлекался?

- Нет, - присягнул Телепень торопливо. - Это стражи обыскивали. Княже, в ее волосах можно спрятать кинжал, а в таких сапогах - по мечу!

Твердослав буркнул с отвращением:

- До слез доводить не обязательно... так сразу. Сядь, женщина.

Гульча утерла кулачком глаза, опустилась на лавку поближе к Умиле. Князь смотрел пристально, не отрывая взгляда. С края лба через скулу опускался длинный рубец. Князь был в кольчуге, на поясе висел меч, будто он сидел на коне, а не на троне в своем тереме.

- С какой целью вы вторглись в мои земли? Сколько вас? - спросил он резко.

Гульча независимо пожала плечами:

- Семь человек. Из них две женщины и один ребенок. Я не знаю более трусливого племени, чем урюпинцы.

Умила испуганно дернула ее за рукав, но голос Твердислава был таким же ровным и холодным, безжалостным, как лезвие меча:

- Среди мужчин признали Рудого. Он сейчас служит у Рюрика Буянского - Рюрика Ютландского, как зовут на севере. А где Рудый пройдет, там иной раз чуме ничего не остается. Рудый зря не появится! Откуда я знаю, что следом не идут войска Рюрика?

Умила сказала мертвым голосом:

- Я слышала от мужа, что лучшие лазутчики - урюпинцы.

- Насчет лазутчиков не знаю, - ответил Твердислав ровным голосом, - но разведка у меня хороша. Лазутчики выведывают про наступающие войска, а разведка узнает о готовящемся наступлении, о будущей войне. Почти магия, верно? Ведун, веды, ведать, ведьмы, разведать... Знаю от разведчиков, что делается во всех ближних и дальних королевствах. Знаю и то, что Рюрик с двумя воеводами внезапно исчез, а войско уже начало высадку на берег. Верно? К тому же мне принесла вести не моя разведка, а кто-то неизвестный... Даже указал дорогу, по которой едете! Надо признать, несмотря на карту, несмотря на высланные на поиск отряды лучших воинов, поймать вас было непросто!

Умила растерянно смотрела на грозного Твердислава. Гульча ответила сердито:

- Откуда мы можем знать такое? Когда сели на корабль, все позади еще оставалось тихим.

Дверь приоткрылась, появилась голова стража:

- Княже, дозволь усилить охрану?

- Что стряслось?

- Лист нашел, что вражеские лазутчики... ну, те, которых захватили, а они утекли, так вот они уже в тереме!

Твердислав быстро взглянул на женщин. Лицо Умилы осветилось изнутри, а Гульча гордо вскинула носик, ее слезы мгновенно высохли.

- Поднять на ноги дружину! - велел Твердислав сдавленным голосом. - Окружить замок! Чтобы мышь не проскользнула! Я встречался с этим Рудым однажды... Оборотень он, что ли?.. Удвоить охрану у каждой двери. Листу и Красномиру взять лучших воинов из старшей дружины, пройти по всем комнатам.

Страж рявкнул:

- Сделаем!

Он исчез, а Твердислав медленно повернулся к женщинам:

- Скоро я их допрошу. С каленым железом, щипцами... Они расскажут все. Давно хотел встретиться с Рюриком. А за голову Рудого я еще пять лет тому объявил награду в десять гривен серебра!

Они долго лежали, прислушиваясь. Ночь была холодной, а запах гари не грел. Снизу со двора поднимались голоса, звякало оружие. Там суетливо сновали дружинники, заглядывали во все щели, сшибали друг друга с ног. В башне, чей силуэт мрачно темнел напротив, в узких бойницах часто мелькал красный свет: свет факелов заслоняли движущиеся фигуры.

- Уверен, что они там? - спросил Рудый в который раз.

- Больше негде. Я полагал, они должны быть здесь... Боюсь, Твердислав уже приступил к пыткам.

Рудый со страхом смотрел на темный силуэт башни, заслонивший полнеба. Такие исполины он нередко встречал на севере - те состояли из огромных серых камней, нередко отполированных волнами, эту же собрали целиком из толстого кондового дуба, который в огне не горит, в воде не тонет. Даже всадить копье с булатным наконечником - трудное дело...

Олег сказал хмуро:

- Пора. Приготовь нож.

Рудый опасливо измерил взглядом расстояние между башней и крышей терема, на которой лежали, проговорил внезапно охрипшим голосом:

- Тебе боги помогают, а мне?.. Еще и под локоть толкнут!

- Уже и там врагов нажил?.. Эх! Приготовься. Другого пути нет.

Олег высунулся из окна, собрался в комок, с силой оттолкнулся ногами. Рудый съежился и закрыл глаза, невольно ожидая услышать сдавленный крик, а затем - смачный удар об отмостку.

Прошло несколько мгновений, он подполз к краю.

По всему двору мелькали огни факелов, старшие дружинники гоняли младших, бегали гридни, смерды. Рудого внезапно охватил страх: сорвешься - костей не соберешь, расплющишься как жаба на камнях. Бррр!

По спине пробежал холод, ноги вдруг ослабли. Почудилось, что на дальней стене башни что-то мелькнуло. Донесся сдавленный шепот:

- Быстрее. Быстрее, трус!

Рудый стиснул зубы, с силой оттолкнулся. Надежная крыша осталась позади, а он летел через ночь с ножом в руке и вдруг ощутил со страхом, что недотягивает! Надо бы с разгона, а так не допрыгнул...

Он ударился внезапно о выпрыгнувшую стену башни, одновременно судорожно ткнул ножом - тот лишь царапнул твердое дерево. Рудый соскользнул вниз, руки с растопыренными пальцами поползли по дереву, ногти царапали, оставляя кровавый след, и он знал, что внизу ждет падение с четвертого поверха на площадь, где носятся воины с обнаженными мечами.

Внезапно что-то ударило по голове, больно защемило чуб. Он повис, морщась от боли. Тихий и очень напряженный голос пещерника произнес из темноты сверху:

- Я не Род, долго держать твою селедку не буду.

Рудый вслепую ударил ножом, всадил лезвие между бревнами, хватка на чубе тут же ослабла. На уровне его головы смутно белели колени пещерника. Рудый уважительно удивился, что тот запрыгнул выше и удержал его, видавшего и Рим, и Крым, и полянскую грушу.

Они висели неподвижно, дыхание у обоих вырывалось сиплое, с хрипами. Потом Рудый ощутил движение воздуха, колени справа исчезли. Перед ним появилась веревка, Рудый вцепился зубами, полез наверх, помогая руками. Между бревнами торчали серые прокладки высохшего мха, можно было бы карабкаться не спеша, но двужильный пещерник тянул с такой мощью, что едва не вывернул челюсть.

Когда пальцы Рудого появились над краем крыши, Олег снова ухватил его за чуб, втащил к себе. Рудый распластался, как раздавленная лягушка, руки и ноги раскинул. Дыхание было прерывистым, частым.

Наконец прошептал:

- Внукам-правнукам закажу, чтобы носили чубы...

- Да, для трепки хорош, - согласился Олег.

Он отполз от края, перебежал на другую сторону крыши, пригибаясь и прячась за трубой. Рудый сунул нож в чехол, пошел следом вразвалку. Если кто и увидит, что какая-то звезда на миг исчезла, а потом появилась, подумает на кожана или сову.

Олег уже спустил ноги через край крыши. Пальцы некоторое время белели на темных досках, затем исчезли. Рудый вздохнул, вытащил нож и полез следом. Ноги сводило судорогой, он изо всех сил цеплялся за неровности бревен, но проклятые строители добросовестно стесали все сучки, содрали кору и к тому же просмолили. Лезвие ножа едва находило щели между толстыми бревнами, мох сдавило, он стал твердым, как камень. Ночь была холодная, но Рудый то и дело вытирал мокрый лоб.

Вдруг прямо из середины темной тучки вывалилась луна - яркая, полная, огромная. Рудого прошиб озноб. Пещерник в этот момент был очень хорошо виден на стене! Вверху, как назло, послышались шаркающие шаги, на самом краю крыши появился страж. В руках у него был огромный рог, на поясе болтался короткий меч. Он остановился над замершим пещерником, едва не придавив ему пальцы, заинтересованно смотрел во двор. Там мелькали факелы, бегали люди, из красноватой тьмы доносился лай собак. Опусти страж глаза еще чуть-чуть... самую малость - и он увидит пещерника. А глаза опустит, не может не опустить...

Рудый, страшась двигаться, осторожно вытащил швыряльный нож из щели, повис на кончиках пальцев ног, отвел руку для броска. Он не сомневался, что попадет с десяти шагов даже из такого неудобного положения. Попадет в горло, где заканчивается кольчуга. Но в какой момент лучше - выждать ли, пока страж увидит пещерника? Может заорать с перепугу, отшатнуться от летящего ножа. Если метнуть сейчас, дурак грохнется прямо в гущу воинов с факелами и свору беснующихся собак.

Рудый крепче сжал нож, наметив вместо белеющего горла левый глаз, - раненый должен без звука отшатнуться, упасть навзничь на крышу. Главное - без крика, пораженные в левый глаз никогда не кричат...

ГЛАВА 24

Внезапно потемнело, луна скрылась. Рудый потерял силуэт стража. Он уже почти бросал нож, рука теперь мелко дрожала, и он с ужасом подумал, что чуть ли не впервые мог промахнуться. Глаза защипало от едкого пота, он торопливо вытер лицо рукавом.

Когда перед глазами перестали трепыхаться черные мошки, он обнаружил, что стража нет на крыше, но и пещерник исчез. Потянулись долгие мучительные минуты. Рудый трясся, зубы стучали, он уже не понимал - от холода ли, от страха. Вдруг перед ним шевельнулась змея, он с перепугу едва не сорвался вниз, чудом успел сообразить, что то не змея - веревка.

Рудый не вскарабкался - взбежал по отвесной стене. Руки Олега подхватили его на краю крыши. Лицо пещерника в лунном свете выглядело донельзя изнуренным, глаза дико блестели, как слюдяные. Снизу донесся яростный вопль, ругань, громче прежнего хрипло забрехали, давясь слюной и злостью, псы.

- На верхнем поверхе их нет, - объяснил Олег тяжело. - Там всего два окна, я заглянул в оба. А ниже по стене не спустишься, там идет защитное кольцо по всей башне.

Озноб на спине Рудого превратился в глыбу льда:

- А как выберемся сами?.. Прыгать обратно? На такое можно решиться раз в жизни.

- Попробуем через чердак, - предложил Олег тяжело.