Чтение 6–й страницы книги ~Десант центурионов~

потеснило только появление нарезного оружия, и то ненадолго. Там же в углу
блестели медными боками длинные снаряды. Цилиндры, тщательно выточенные
шесты для стабилизации полета... В какой год я попал?

Вагон дернулся, мимо раскрытой двери поплыла станция. Паровоз
загудел, набирая скорость. В вагон ворвался свежий воздух, и, чем скорее
несся поезд, тем быстрее выветривался застоявшийся запах грязи и нечистот.

Я подошел к раскрытой двери, облокотился на перекладину. Толстый брус
отполирован множеством рук: локтей, ладоней, я долго стоял так, глядя на
проносившиеся мимо островки деревьев, поля, далекие деревни, мелкие
речушки...

Тверд перебудил многих, отыскивая однополчан, из его угла слышался
гогот, звучные шлепки по спинам. Что не любил я в армии, так это
нарочитую, просто показную, грубость. Даже закомплексованные интели, к
которым я относил себя, в армии стыдливо прятали врожденную и плюс
приобретенную интеллигентность, начинали искусственно смеяться грубым
шуткам, сквернословили, о женщинах начинали говорить так, как раньше
никогда бы себе не позволили даже в мыслях. Может быть, готовясь к таким
недобрым делам, как убийство себе подобных, иначе нельзя, но хотелось бы,
чтобы даже в таких вынужденных делах было подостойнее и попристойнее.

В вагоне висела ругань, иногда вспыхивали потасовки. Не всегда спор
решали кулаки. Когда есть оружие, всегда хочется его использовать. Возле
огнестрельного оружия ели и спали сотники, но острые мечи имелись у
каждого. Здесь любой умел пользоваться разящей сталью, и у всякого меча
рукоять удобно подогнана по ладони хозяина.

Иногда двобойцев успевали разнять, иногда не успевали. В вагоне
слишком тесно, скученность повышает раздражительность, а здесь ехали
настоящие мужчины, которые лучше работают острыми мечами, чем языком...
Шла естественная убыль, а жалование отцы-командиры наверняка получили
вперед на каждого, зато выплачивать научились у римлян после битвы...

Поезд двигался все-таки медленно, подолгу стоял на разъездах, ожидая
встречного. На станциях мы вместе с ратниками выбегали за кипятком, иногда
успевали перекусить в корчме, прежде, чем ее разнесут разгулявшиеся парни,
дважды купались в озерцах.

Однажды поезд остановился возле небольшого поля. Прошел слух, что
здесь живут упрямые радимичи. Те самые, что отказались платить дань князю.

Ратники с гиком вытоптали пшеничное поле, срубили яблони, десятка два
тут же рысью поспешили в лесок, за которым, по слухам, скрывалась
деревушка. Воевода дал потешиться на поле, потом вместе с сотниками
пинками и ударами мечей плашмя загоняли гуляк по вагонам. Все было готово
к отправлению, наконец из леса вынырнул отряд налетчиков. Они гнали коров,
коз, тащили в мешках поросят, гусей, несли связки отчаянно кудахтающих
кур. У многих свисали окровавленные мечи, в глаза бросались красные пятна
на одежде. Двое сильно хромали, голова вожака была обвязана окровавленной
тряпкой.

Чем дальше к югу, тем станции становились просторнее. В вагонах
среднего класса народ успевал смениться несколько раз, в телятниках же все
чаще вспыхивали короткие жестокие драки.

У раскрытых дверей всегда кто-нибудь торчал, наблюдая за
проносящимися станциями. Тверд еще не мог вдоволь наобщаться с настоящими
мужчинами, я чаще сидел у двери, свесив ноги из вагона. Однажды меня
разбудил веселый вопль:

- Киев! Вижу Киев!

Все бросились к дверям. Если бы не брус, половина народу вывалилась
бы, стремясь поскорее увидеть столицу Киевской империи. Паровоз дал три
длинных гудка.

Далеко-далеко блестели золотом крыши дворцов. Киев располагался на
семи холмах, но за пару тысячелетий разросся так, что теперь там остался
только старый центр, а каждое последующее столетие наращивало новое кольцо
зданий. Правда, архитектура, судя по всему, здесь не менялась, просто в
центре сосредоточилась правящая знать, и вокруг сказочно прекрасного
княжеского дворца высились здания одно другого краше...

На крутом берегу над Днепром возвышался над миром колоссальнейший
каменный столб. Целая гора, обтесанная в один-единственный обелиск, на
вершине которого свирепо смотрело на подъезжающий поезд огромное яростное
лицо. Перун, самый молодой из славянских богов, покровитель воинов,
истребитель врагов, бог настоящих мужчин!

Я невольно передернул плечами. Показалось, что нещадное лицо бога
повернулось ко мне. Высечено грубо, словно двумя-тремя ударами топора.
Нашлись мастера ювелирной работы - вон какая резьба на стенах дворцов! -
но разве бог войны и настоящих мужчин позволит себе изнеженность
затейливой работы?

Поезд споро катил через пригород. Дома здесь поднимались простые,
скорее похожие на казармы, хотя гордо крышами задевали тучи. Улицы тоже
бедные, проложенные с минимумом индустриальных затрат...

Потом замелькали дома пониже, зато кирпичные, толстостенные,
выстроенные с выдумкой, каждый дом иначе, чем соседний. Зелени больше, в
нижних этажах - лавки, прачечные, магазины.

Центр ошеломлял. Дворец за дворцом! Здания располагались в глубине
дворов, но из поезда, проносящегося по насыпи, я успевал схватить глазом
белоснежные колонны, мраморные ступени, богато отделанные цветными
изразцами стены. Били фонтаны, на деревьях сидели павлины, попугаи,
фазаны... Несколько раз я замечал дворцы из дерева. Явно особый дикарский
шик, такое чудо из дерева обойдется дороже ансамбля из белого мрамора.

Поезд остановился опять же в пригороде, краем задев "чистую" часть
города. Перрон оказался по обе стороны, и ратники, не дожидаясь полной
остановки, спрыгивали на ходу, бежали к харчевне, у входа которой уже
стояли крепкие угрюмые молодцы с автоматами наизготовку. Власти знали,
чего ждать от едущих на войну, и недвусмысленно дали понять, что порядок
поддержать сумеют.

Вдоль вагонов пробежал старшой, крича во всю глотку:

- Стоим полчаса! Нужные места в правом здании, харчевня в левом,
базар прямо через улицу!

Тверд весело оскалился мне, потряс кулаками:

- Слава!.. Ни разу еще не был в Киеве. Все проездом да проездом...
Спасибо тебе, Юрай!

- За что?

- Благодаря тебе я здесь. Будет что рассказать дома...

Дежурный по вокзалу указал дорогу к княжескому дворцу, и мы оба с
трепетом вступили в город.

Военный патруль дважды проверял нашу подорожную грамоту. Проверяли
профессионально: один читал, другой держал нас на прицеле. Ходили по двое,
на широких поясах позвякивали короткие мечи, но один из стражей всегда
держал в открытой кобуре пистолет знакомой модификации, который в
считанные секунды легко раздернуть в ручной пулемет.

Княжеский дворец высился в самом центре города. Массивный, сложенный
из циклопических глыб, мрачный, он давил, от него веяло ощущением недоброй
силы. Как и другие дворцы, он тоже находился в глубине сада, а сад и
обширный двор были обнесены высоченным металлическим забором в три-четыре
человеческих роста.

Улица показалась непривычно тихой, пустынной. Ни магазинов, ни
лавочек, почти нет прохожих. Возле главных ворот княжеских владений
взад-вперед дружно топают парами гридни. Парни на подбор, рослые, как
сказочные богатыри, молодцеватые, закованные в блестящие доспехи. На
шлемах желто-голубые еловцы, высокие забрала, панцири сверкают так, что
глазам больно. Декорация декорацией, но я сам одевал пуленепробиваемые
жилеты, а наш инструктор лишнего патрона не давал взять..

Нас встретили цепкими, оценивающими взглядами. Краем глаза я заметил,
что во дворе на ступеньках дворца сидят еще пятеро крепких ребят, любовно
держа в руках боевые топоры. Видимо, настоящие мужчины без холодного
оружия здесь никуда. Оно украшение, гордость, хобби, атрибут мужества.
Впрочем, даже в моем мире, который вроде бы малость поумнее, разве не
ходят вполне взрослые, зачастую уже седые с кортиками, парни в беретах - с
финскими ножами в чехлах, а дети гор - с гигантскими кинжалами?

- К кому? - спросил один из настоящих парней.

У Тверда, по-видимому, уже язык заболел отвечать на этот вопрос. Он
протянул грамоту. Гридень быстро пробежал ее глазами, отступил на шаг.
Второй страж быстро ощупал наши карманы, одежду, не пропустив ни одной
складки, ни одного шва.

- Можете идти, - сказал он коротко.

Первый отпер незаметную калитку в воротах. Пока мы шли через двор,
стража на ступеньках с интересом наблюдала за нами. Когда до них
оставалось несколько шагов, один бросил отчетливо:

- Стоять на месте!

Двое поднялись, подошли вразвалку, растопыря руки, словно бугры
мускулов не давали им прижаться к бокам. Впрочем, этим в самом деле
мешали. Один ловко выдернул меч из ножен Тверда:

- Эту кочергу получишь, когда пойдешь обратно!

Второй хохотнул, сказал многозначительно:

- Если вернешься...

Он провел нас в просторный вестибюль здания. Там было прохладно, на
лавке под стеной сидело в небрежных позах еще пятеро настоящих парней. Все
в полном боевом, только забрала подняты. Вооружены длинными мечами, кроме
того двое из них с копьями, трое с арбалетами.

Наш страж звякнул мечом, с лавки поднялись сразу трое. Они повели нас
вверх по лестнице. На каждом этаже нас встречали стражи выше ростом и шире
в плечах и всякий раз свирепее на вид.

Тверд пробормотал вполголоса:

- Князь живет на верхотуре?