на другой день в воскресенье провозился с крыжовником и смородиной.
Тержовский вытащил его на речку, но Алексеев и оттуда скоро сбежал, ибо в
саду возиться - наслаждение большее, и он прислушивался, как спадает
постоянное напряжение, как медленно расслабляются натянутые нервы, как
перестает пугливо оглядываться на каждый шорох... На радостном подъеме
перекопал весь огород, всаживая лопату на полный штык, выворачивая жирные
ломти земли, где извиваются блестящие кольца дождевых червей, где пахнет
землей и травой...
Тержовский тоже вернулся в город, завтра с утра на работу. Он
снисходительно посматривал на посветлевшее лицо друга, заболевшего дурью
по исконно-посконному, по неизменному: ведь все от неуверенности, от
страха пред днем завтрашним!..
будильник, и настроение резко упало. Через полчаса на работу, где опять
нервотрепка, придирки шефа, наглые проверяющие, суетливые "толкачи"...
кастрюльку с водой. Пока умоется, там вскипит, дальше - ломоть хлеба,
стакан чая... Успевает!
непроизвольно дернулся, кипяток плеснул мимо, задел пальцы, что сжимали
стакан, и те мгновенно разжались.
торопливо выбросил осколки в мусорное ведро. Когда выскочил из дома, на
конечной как раз разворачивался троллейбус. Алексеев заколебался,
троллейбус далеко - можно не успеть, но остальные бежали, и он помчался
тоже. По дороге поскользнулся на глине, но очищать некогда: вон садятся
последние, в салон влетел с размаха, бурно раздышался, но чертов
троллейбус стоял еще долго - водитель сходил в диспетчерскую, заполнил
бланки, а может, и сыграл в домино. В троллейбусе же кипятились и
поминутно спрашивали друг у друга, который час.
минуты. Сердце сжималось, мысленно оправдывался, шеф язвил, кругом
похохатывают эти подхалимские рожи...
протискиваться без вежливого: "Позвольте пройти...", но там наперли
сильнее, и Алексеев вынужденно развернулся, пропустил, с запозданием
отметив, что с таким хилым прыщавым заморышем можно смело идти на
конфронтацию без риска получить отпор.
бегом по широкой мраморной лестнице к такому же величественному подъезду,
куда паровозы въезжали бы запросто, сверху спланировал обрывок газеты...
за массивную ручку двери, перевернулась, ветер потащил по площадке, дальше
листок запрыгал вниз по ступенькам, на асфальте его крутануло ветром,
кружануло, он взлетел над урной, на мгновение завис, медленно стал
опускаться в жерло, уже почти скрылся там, но ветерок выдернул свою
игрушку, подбросил, и газета пронеслась вдоль паутины проводов, мелькнула
и растворилась...
скромно топал ножками Маркин, заместитель. Цвигун, бледный и
сосредоточенный, просмотрел бегло ряд работ, неожиданно спросил, нет ли у
Лявонищука аспирина. Тот растерялся, глупо сказал, что захватил бы, если
бы знал, что у начальника голова болит.
массивный в отделе, как и положено заместителю. К тому же над головой
Маркина висел красочный великанский японский отрывной календарь, его
гордость, которую он привез из туристической поездки. Там были такие
красивые картинки, что Маркин бледнел, когда отрывал очередной листок, и,
сколько женщины не упрашивали отдать их, бережно уносил домой.
Клавдия принесла цейлонского чаю, толкач - шоколадку, потом снова
осточертевший чертежный стол, только и развлечение, когда из соседнего
отдела явилась толстуха с кучей импортного тряпья для немедленной
распродажи...
рабочий день, когда несколько раз становится тягостно от косого взгляда
сослуживца, наглого вопля уборщицы, неожиданного вызова к начальству...
там обругали, что не приготовил мелочь заранее, еще поцеловал замок в
кулинарии, но на седьмую серию "Приключений майора Чеховского" успел, а
засыпал поздно вечером, приняв успокоительное, с мыслью, что немедленно
начнет откладывать деньги на дачу, чтобы с садом, смородиной,
крыжовником...
натянуть одеяло и спать дальше, но на часах ровно восемь, лишь с
календариком застопорилось... Сегодня ж двенадцатое, а там в окошечке
маячат те же две единички...
Расправившись с яйцами, взял закипевший чайник, и тут взгляд упал на
стакан... Целехонький, словно и не грохнулся вчера как бомба, ошпарив и
залив брюки так, что полдня ловил на себе насмешливые взгляды!
вчерашнее, поставил на стол, и закончил лить уже там. Странно,
непонятно...
вчерашняя скорлупа от яиц.
мгновение задержался у почтового ящика, сунул в дырку палец, потянул. Ящик
открылся, выбросив "Вечерку". Идиоты, положили вчерашний номер за
одиннадцатое число!..
К нему со всех ног бежали люди, ринулся было и он, но все происходило
настолько по-вчерашнему, что он невольно сбавил шаг, обошел участок с
размокшей глиной, к троллейбусу подошел не спеша в тот момент, когда
водитель как раз вышел из диспетчерской.
внимание на то, что в троллейбусе ехали те же пассажиры, что и вчера, и
стояли точно также, на тех же местах. Он удивился, но тут знакомо ощутил
толчок в спину. Инстинктивно напряг мышцы, уперся коленом в сидение, там в
красивой позе замерла с книгой на коленях хорошенькая женщина. Сзади
толкнули еще раз, но он движением плеч дал понять, что сейчас повернется и
разберется с нахалом, и там затихли.
узнав вчерашнего заморыша. Все мы механизмы, подумал он с горечью.
Вращаемся, несчастные колесики... Вся наша жизнь состоит из одного дня,
раздробленного на множество одинаковых отражений...
откуда-то из окон, летел обрывок газеты... Алексеев остановился, уже
предчувствуя, что последует. Листок попрыгал вниз по ступенькам, на
асфальте его подхватило ветерком, закружило, он завис над урной, медленно
опустился туда, но в последний момент тот же ветерок выдернул его, лихо
взметнул высоко-высоко, листок пронесся вдоль троллейбусных проводов,
уменьшился в размерах и пропал...
Все корпели над бумагами, лишь Колхозников где-то шастал, но ему все как с
гуся вода. Через три стола светилась на солнце золотистая головка Златы,
искорки так и прыгают по волосам, с грохотом свалил груду папок Лявонищук
- все, как вчера...
вошел Цвигун, за ним семенил Маркин. Цвигун, как всегда, свиреп и лют,
черные брови грозно сошлись на переносице, но сам бледен, с нездоровой
желтизной...
стонете... Голова трещит, прямо раскалывается. Анальгин не годится, а от
тройчатки болит еще сильнее, а вот аспирин бы в самый раз...
замер, боясь шелохнуться. Вчера слышал этот диалог слово в слово! С теми
же интонациями, жестами, мимикой...
поджимал губы, выпучивал глаза, все привычно за годы совместной работы, и
Алексеев перевел взгляд дальше, но что-то заставило его оглянуться,
какая-то неправильность... Костюм, стопка папок, яркий календарь...
Календарь!
листок, но едва положил на стол, как подал голос Лявонищук:
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Корнев Павел
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Чернецов Андрей