Чтение 24–й страницы книги ~Золотая шпага~

Ему уже сорок лет. Или еще сорок? Жизнь прошла среди жестоких сражений, под грохот канонады и при багровом свете пожаров. Не успевала закончиться одна война, как вспыхивала другая. Пятнадцать лет не выпускал он из рук окровавленную саблю, пятнадцать лет жил войной, в которой не было места женщинам. А потом два года затворничества в сарае-лаборатории...

В голове зародилась тревожная мысль: правильно ли он жил все предыдущие годы, отказавшись от человеческих радостей? Он считал себя счастливым, но не прошел ли мимо еще более великого счастья?

"Слабость. Опомнись, Александр! -- одернул себя Засядько.-- В этом мире бездумно счастливы лишь бабочки да люди, подобные им. Тебе же никогда не суждено быть таким счастливым".

Мало-помалу удалось взять себя в руки. Он несколько раз глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок. Воля начала теснить хаотические эмоции, которые окружали и заставляли капитулировать бунтовщиков.

Наконец он собрался с мыслями, полностью овладел своими чувствами. Снова был железный, непреклонный, несгибаемый. Однако в душе осталось щемящее сожаление, словно о цветах, растоптанных тяжелыми солдатскими сапогами.

Глава 32

Генерал-губернатор вышел навстречу, едва мажордом доложил о приходе прославленного генерала. Многочисленные тетушки, под крылышком которых томились в ожидании женихов молоденькие девицы, сразу же принялись давать поспешные наставления своим воспитанницам. Не иначе, как боевого генерала потянуло к семейному очагу. Не упустить бы! Партия завидная. Холост и в такие то годы уже генерал, лично знаком с государем императором и его братьями...

"Все у меня не как у людей,-- подумал Засядько насмешливо.-- В моем возрасте женятся по предварительной договоренности. По расчету. На имениях и на связях. А я, словно влюбленный лицеист, бегу на бал, от которого давеча отказался..."

-- Рад вас видеть, Александр Дмитриевич! Вам понравится, уверяю вас,-- рассыпался в любезностях губернатор.-- У нас собирается вся светская Одесса!

Засядько улыбнулся и посмотрел по сторонам. Под стенами чинно сидели девицы на выданье. Но где же та, ради которой он пришел сюда?

-- Мы решили сегодня устроить верховую прогулку к морю,-- сказал губернатор.-- Участвуют все, кто хочет. Сразу же после бала и отправимся. Как вы на это смотрите, Александр Дмитриевич?

-- С удовольствием примкну к вам,-- ответил Засядько.

Лошади у губернатора были хорошие. Александру из уважения к его генеральскому званию хотели было дать самого рослого, богатырского сложения коня, но смирного и неповоротливого, однако он предпочел оседлать молодого, полного сил жеребца, который, как зверь, рвался с привязи.

Конюхи лишь уважительно покачали головами, когда Засядько вихрем вылетел на жеребце со двора.

Кавалькада мчалась вдоль берега. Кавалеры оказывали дамам различные знаки внимания, завязывался обычный в таких случаях флирт -- старая, как мир, игра.

Александр догнал Олю. Она скакала на белом коне, гордая и красивая, словно скифская царевна. Некоторое время их лошади шли рядом, потом девушка чуть придержала свою. Мимо них со смехом и шутками промчался праздничный кортеж. Каждый был занят собой и своим партнером.

-- Нравится вам? -- спросила Оля.

Засядько кивнул, не зная, с чего начать разговор.

-- Я снова перечитала "Полтаву",-- неожиданно сказала Оля.

-- Славный город,-- заметил он.-- Моя родина. Я родился неподалеку.

-- Правда? Я мечтаю побывать там. Наверное, где-нибудь под Полтавой остались еще следы знаменитого сражения? -- спросила девушка, посмотрев на Засядько, и вдруг добавила: -- Александр Дмитриевич, а вы знаете, что у вас нет ни одного седого волоса? Я и не думала, что бывают такие молодые генералы! Больше двадцати пяти лет вам никто не даст...

Засядько знал, что выглядит молодо. Жесткий режим, купание круглый год, неприхотливость в пище и отказ от всякого рода излишеств прибавили ему молодости. Хотя он и не обращал на свою внешность внимания, заботясь лишь о сохранении высокой работоспособности, но, как оказалось, одно способствовало другому.

-- Я польщен,-- пробормотал, смутившись, Александр.-- Вы щедры на комплименты...

-- Это не комплимент,-- возразила девушка.-- Разве вам не говорила этого ваша дама сердца?

Засядько удивился неожиданному вопросу. Дама сердца? В сердце у него до сих пор были межпланетные полеты, ракеты. Вряд ли самая терпеливая дама ужилась бы с таким соседством.

-- Нет, не говорила,-- ответил он просто.-- Потому что у меня ее никогда не было.

-- Никогда? -- спросила удивленно девушка.

-- Никогда,-- ответил он твердо.

Некоторое время ехали молча. Участники кавалькады уже разбились на небольшие группки и пары. На них никто не обращал внимания.

-- Александр Дмитриевич,-- снова заговорила Оля.-- Простите за нескромный вопрос... Вы и не собираетесь обзаводиться семьей?

-- Нет,-- ответил он глухо.

-- Почему? Простите меня, но я очень хочу понять вас. Вы необычный человек, и ваши поступки должны иметь какое-то основание.

Засядько поднял на нее глаза. Оля смотрела открыто и решительно.

-- Вы умная девушка,-- ответил Засядько.-- И смелая. Я уважаю вас за смелость. Ваши подруги -- рабыни этикета. Вы не такая... Вы правильно сказали, что я необычен. В хорошую или плохую сторону -- не берусь судить, да дело и не в этом. Со мной... трудно. Редкая женщина позволит, чтобы муж ее отказывался от материальных благ, когда они плывут в руки. А мне приходится постоянно отказываться. Ради других целей...

-- Ну и что? -- удивилась она.-- Ради продвижения по службе можно отказаться от роскоши.

-- Не ради продвижения по службе... Если бы я стремился к карьере, то наверняка достиг бы большего. Но фельдмаршалов много, а... Словом, мне нельзя обзаводиться семьей.

Он вспомнил, как продал имение и два года жил в сарае, переоборудованном под лабораторию. Какая женщина смирилась бы с такими условиями?

-- Сейчас я генерал. Но все, что у меня есть, это шпага и запасной мундир. Жалование свое расходую на химические опыты, выписываю книги из Англии, Пруссии, Франции...

-- Это же замечательно! -- воскликнула девушка.

Александр посмотрел на нее удивленно. Ее большие глаза сияли любовью и преданностью. Она тянулась к нему, словно нежный, только что распустившийся цветок к утреннему солнцу.

-- Если бы я была вам хоть немного нужна,-- сказала она порывисто,-- я бы пошла за вами всюду! Разделила бы все тяготы вашего пути, все трудности. Александр Дмитриевич! Зря вы считаете, что женщин интересуют только богатые и знатные женихи.

-- Жертвенное настроение быстро проходит...-- промямлил он.

-- Нет! -- горячо возразила девушка.-- Жертвенность здесь ни при чем. Хоть женщинам свойственно в первую очередь заботиться о домашнем очаге и детях, но мы тоже хотим жить настоящей жизнью!

Они догнали кавалькаду, и Засядько был рад прервать разговор. Таких речей он не ожидал от девушки, которой едва исполнилось восемнадцать лет. Нет, она говорит, что ей уже двадцать. Странно, такую жемчужину должны были увести раньше. Даже если бы она противилась, родители настояли бы непременно. Грессера подкосили неудачи, он наверняка хочет дожить до внуков. Или настоять не удается? В ней чувствуется характер, несвойственным большинству русских женщин. Эти дуры... или красны девицы, сидят и ждут когда их поведут под венец.

Вернулись они, когда все гости уже пили шербет на террасе. Коней слуги расседлали, водили во дворе по кругу. В усадьбе Александра и Олю встретил сам губернатор. Он выглядел встревоженным.

-- Александр Дмитриевич,-- почтительно обратился он к Засядько.-- Вам прибыл срочный пакет от командующего армией.

Засядько быстро сорвал многочисленные печати. В пакете оказалось письмо, гласившее: "Александр Дмитриевич! Его императорское величество государь император изволил повелеть мне срочно отыскать Вас и пригласить, не мешкая, явиться ко двору. Его императорское величество и его высочество великий князь Михаил Павлович хотят посоветоваться с Вами по очень важному делу. По получении сего рескрипта прошу Вас срочно явиться в резиденцию его императорского величества. С почтением Ваш покорный слуга, начальник штаба 2-й армии генерал Киселев".

-- Неожиданность,-- пробормотал Засядько, оглядываясь на Олю.

Заметив, что остальные гости стоят по сторонам в ожидании, он передал письмо губернатору. Тот пробежал глазами первые строчки, вздрогнул:

-- Опять война?

-- Ну почему так сразу? -- побормотал Александр.

-- Ах, Александр Дмитриевич... Уже известно, вас посылают только в те места, где брань и кровь, где ядра летят гуще, чем осы в рою!

-- Когда-то изменится,-- сказал Александр, улыбаясь.

Он поклонился, отвел Олю в сторонку. Она смотрел с надеждой и тревогой. В ее больших серых глазах предательски заблестела влага.

-- Оленька...

-- Александр Дмитриевич, а как же я?

Она смотрела отчаянными глазами. Он чувствовал как сердце стонет от боли. Хотелось до дрожи в руках схватить ее в объятия, прижать, успокоить, целовать бесконечно милые родные глаза с дрожащими на ресницах капельками слез.

-- Оля, я обязательно вернусь. А у вас будет время подумать. Похоже, мы оба немножко сумасшедшие.

Она улыбнулась ему сквозь слезы, словно солнышко выглянуло из-за тучки:

-- Я -- нет! Я всю жизнь любила только вас.

-- Да, за такое постоянство уже не выпорешь... Оля, я вернусь сразу, как только узнаю в чем дело.

-- Я буду ждать.

Он скупо улыбнулся:

-- Надеюсь, на этот раз это не займет столько времени.

Она притворно ужаснулась:

-- Я и так уже старая дева! Возвращайтесь побыстрее. Но... если понадобится, я буду ждать еще столько же.

Слегка взволнованный предстоящим свиданием, Засядько быстро поднимался по широкой мраморной лестнице царского дворца. Здесь живет человек, власть которого простирается на всю Российскую империю и оказывает влияние на судьбы мира. Он может поставить ракетное дело на должную основу...

В первом зале Засядько встретил камергер в раззолоченном мундире и повел через анфиладу комнат. В них толпились сиятельные чины в ожидании аудиенции. Генерала провожали завистливыми взглядами. В одной из комнат камергер велел ему подождать. Появился другой проводник в чине генерала и повел Засядько дальше.

В огромном кабинете за массивным столом сидели двое. Высокий сгорбленный человек с нездоровым бледным лицом и большими печальными глазами и полный его антипод: румяный, с торчащими, как у кота, усами, смеющимися глазами, стройный и поджарый. Засядько узнал в первом императора, а во втором -- его младшего брата, великого князя Михаила. Оба они были без орденов и регалий, в повседневной одежде.

-- Ваше императорское величество...-- начал было Засядько, но Александр прервал его нетерпеливым жестом, кивнул в знак приветствия и указал на свободное кресло. Несколько обескураженный таким неофициальным приемом, Засядько пытался угадать причину. Руки императора дрожали, глаза неестественно блестели. Возможно, сказывалось увлечение квакерством. Всему Петербургу было известно, что царь давал аудиенцию делегации квакеров, молился и плакал вместе с ними, целовал руки их старейшине Аллену.

Великий князь вышел из-за стола, с наслаждением размял кости. Засядько вскочил, вытянулся, повернул голову в сторону Михаила, у которого были знаки различия генерала-фельдцейхмейстера.

-- Сядьте! -- сказал Александр повелительно, пристально вглядываясь в Засядько. Тот почтительно выдержал взгляд императора.-- Александр Дмитриевич,-- продолжил он, смягчив тон,-- какого вы мнения о нашей артиллерии?

Вопрос был неожиданным, но не застал Засядько врасплох. И он ответил уверенно:

-- Пока одна из лучших в мире. Если точнее, то -- лучшая.

Император остался доволен ответом, однако Михаил уцепился за слово "пока".

-- А каковы перспективы?

Засядько вопросительно посмотрел на императора. Тот благосклонно кивнул, давая понять, что они не в армии и отвечать можно, не спрашивая позволения старшего по чину.

-- Потом отстанем,-- отрубил Засядько.

Александр нахмурился. Михаил многозначительно взглянул на брата.

-- Почему же так? -- спросил Александр.

-- В Европе уже есть артиллерийские заведения, которые готовят знающих инженеров-артиллеристов. У нас же такого нет. Артиллерийское дело, как и любое другое, не может стоять на месте. Должно развиваться.

Александр нахмурился, опустил голову. Михаил одобрительно закивал. Засядько понял, что великий князь, очевидно, добивается у брата создания в России высшего училища для инженеров-артиллеристов.

Царь задумчиво стучал тонкими нервными пальцами по столу.

-- Александр Дмитриевич, мы тут с братом, обсудив, решили создать высшее артиллерийское училище. Помещаться оно будет в Петербурге. Дело это новое... Мы решили вверить его вам.

Засядько на мгновение смешался. Во время разговора он ждал, что речь пойдет о его ракетах. Тогда бы он выложил самые веские доводы! А училище для артиллеристов...

Михаил, видя, что генерал колеблется, вступил в разговор:

-- Александр Дмитриевич, мы долго перебирали кандидатуры. Сошлись на вашей. Во главе высшего артиллерийского училища должен стоять исключительно знающий человек и с широким кругозором. Все его организаторские способности должны быть направлены на создание лучшей в мире школы артиллеристов. Вам будут предоставлены широкие полномочия для подбора преподавательского состава и учащихся. Лишь бы вы создали российскую школу артиллерийской науки!

"Не то, что я хотел,-- быстро прикидывал Засядько,-- но и это немало... Судьба будущего артиллерии России... Можно заложить такие традиции, что российская школа станет сильнейшей в мире. И при ней можно будет завести класс ракетчиков..."

-- Сочту за честь,-- сказал он,-- но программы...

-- Составите сами. Кто лучше вас знает, что нужно преподавать артиллеристам? Будьте в училище полным хозяином. Единственное требование: дайте России знающих инженеров-артиллеристов!

-- Хорошо,-- ответил Засядько.-- Берусь. Когда вы полагаете открыть училище?

Михаил опередил брата с ответом:

-- Чем скорее, тем лучше!

-- Но у меня есть дело личного характера...

Александр насторожился, а Михаил с любопытством вытянул шею.

-- Мне нужно вернуться в Одессу. Я собираюсь жениться.

Император довольно улыбнулся, протянул руку для поздравления.

-- Рад за вас, Александр Дмитриевич! Поздравляю от души. Честно говоря, в такой роли вы еще больше подходите для должности директора. Солидный женатый человек...

Михаил расхохотался:

-- Засядько -- солидный! Ну, насмешил. Впервые встречаю такого несолидного генерала. Вечно какие-то идеи... Но если шутки в сторону, то вы нас очень порадуете, когда со свойственной вам энергией возьметесь за организацию училища.

Засядько понял, что разговор окончен, и поднялся. Александр проводил его до дверей и уже у порога сказал:

-- Кланяйтесь от нас своей невесте!

Не задерживаясь ни дня в Петербурге, Засядько возвратился в Одессу. Его ждал странный и неприятный разговор, к которому он не знал как поступиться. Грессер оставался его противником. А с того времени, как вырвал его с семьей из рук разбойников, затем из рук турков, только усилили бессильную ненависть. Да и Кэт ляжет костьми, но не отдаст свою дочь тому, клятву которому нарушила.

Они встретились на приеме у графини Шишикиной. Грессеры опекали Олю плотно, когда узнали, что она ездила на конях с Засядько, но на этот раз ей удалось ускользнуть.

За эти несколько дней она похудела, глаза блестели сухо. Но когда увидела как он вошел в залитую светом залу, румянец залил ее щеки, она едва не бросилась навстречу бегом. В глазах сразу появился живой блеск, лицо налилось жизнью.

Он остановился, пораженный ей чистой блистающей красотой. Ее гордо приподнятые скулы сейчас были еще заметнее, глаза блистали как две утренние звезды, омытые росой. Ее пухлые губы чуть приоткрылись в нетерпеливом ожидании.

-- Я вернулся,-- сказал он, целуя ей руку.

Она вздрогнула, он сам ощутил как от ее кожи по его губам пробежала странная волна, в черепе вспыхнули фейерверки, а сердце затопило теплом.

-- За мной?

-- Я загнал троих коней,-- сказал он.-- А четвертый заплакал от счастья, когда увидел ворота.

Она пугливо огляделась по сторонам. Гости медленно прохаживались, беседовали, но в их стороны бросали любопытные взгляды. Статный молодой мужчина с демоническим выражением лица привлекал общее внимание. Как и нежная девушка с красивым и сильным лицом.

-- Я пробовала разговаривать с родителями,-- сказала она убитым голосом.

-- Представляю,-- сказал он тяжело.

-- Нет, вы не представляете, Александр Дмитриевич... Мама трижды падала в обморок. Всю ночь с нею сидел врач. Хуже того, с отцом тоже стало плохо, а это уже серьезнее. У него в самом деле здоровье пошатнулось очень сильно. Он... ну, он часто кашляет, иногда неделями не встает из постели. Большую часть времени проводит в кресле.

-- А... твоя мать?

-- Ей за последний месяц дважды отворяли кровь. Врач говорит, что ей грозит апоплексический удар.

Кондрашка, вспомнил он народное название. Бедолажка Ольга, с такими родителями очень непросто. А уж ему совсем-совсем непросто. Знает ли она их семейную тайну? Вряд ли. Такое супруги Грессеры не расскажут даже собственной дочери.

И не расскажу я, подумал он хмуро. Тем более не расскажу я.

-- И что же делать? -- сказал он встревоженно.-- Они никогда не дадут позволения на брак. Твой дед никак на них повлиять не может?

-- Дедушка умер.

-- Прости.

-- Ничего, мне было всего пять лет... Александр Дмитриевич, нам никто не поможет. Все лежит на нас.

Она посмотрела ему в глаза открыто и прямо. Он ощутил неловкость. В ее хрупком теле чувствовалась сила и решимость, которой не было у него. Он был жесток в бою, убивал саблей, штыком и даже голыми руками, но избегал ссор и не умел говорить людям неприятные вещи. А здесь требовалось не только говорить, но и поступать так, что оставишь за собой не только слезы.

-- Но что мы можем? -- спросил он.

-- Я слышала, что отчаяние иногда толкает на безрассудные шаги... но не все раскаиваются. Обвенчаться можно и без родительского благословения. Достаточно заплатить какому-нибудь деревенскому священнику, найти двух свидетелей, и таинство бракосочетания можно провести в церкви! А потом что могут сделать родители? Если мы будем уже обвенчаны?

Он покачал головой. Сомнение поднимались в глубине души:

-- А это не убьет их окончательно?

-- Я не игрушка,-- сказала она с болью. В ее больших серых глазах блеснули слезы.-- Они думают только о своей неприязни... а подумали обо мне? Да и за что можно ненавидеть человека, который дважды вырвал их из рук смерти? А то и хуже, чем сама смерть?

На них начали обращать внимание, Александр вывел Олю на уединенный балкон. С трех сторон был простор, а с четвертой Александр задернул за собой занавес. Правда, узкую щель для приличия оставил. Бледное лицо Оли было строгим и решительным.

-- Ты готова пойти на такое?

-- Я ждала двадцать лет,-- сказала она с силой.-- Я жила для встречи с тобой! Никто больше и никогда... А они хотят, чтобы я ради их застарелой вражды, которую давно надо забыть, я погубила всю свою жизнь? Да, я их дочь. Но разве я собачонка... Да что там! Они со своими любимыми собачками считаются намного больше! Только и слышишь: это Жужа любит, это не любит, это захочет, этого не одобрит... А меня спрашивают только о пустяках, вроде какое пирожное я больше люблю или какое ожерелье одеть под такое платье. А с кем мне жить, с кем делить брачное ложе...

Она зарделась, смутилась, а слезы прорвали запруду, покатились по щекам, оставляя блестящие дорожки. Александр стиснул челюсти. Гнев и ярость заполнили грудь и сдавили горло. Она права, жестоко права. И она живет и борется, бедная девочка, в более суровом и жестоком мире, чем живет и борется он!

-- Я это сделаю,-- сказал он глухо, чувствуя, что может быть делает величайшую глупость в жизни.-- Отыщу священника, договорюсь, а в свидетели можно брать весь офицерский корпус Российской империи! Они передерутся за честь участвовать в таком незаконном приключении. Я люблю тебя, Оля.

-- Это я люблю тебя,-- возразила она. Слезы еще блестели в ее глазах, но она счастливо улыбалась.-- Это ты отбивался, а я тебя завоевывала! Бессовестный.

Глава 33

Он все никак не мог решиться на разговор с Грессерами. Сколько он не пытался вообразить как они среагируют на его просьбу руки Оли, но все было напрасно. Его богатое воображение, которое забрасывало его на Луну и другие планеты, пасовало в бессилии.

В конце-концов он решил, что лучше уж поступить как последнему трусу. Все равно откажут, так пусть же это случится без криков, брызганья слюной, обмороков, чудовищных обвинений.

Он написал короткое формальное письмо, адресованное Грессерам, ответа не получил, вздохнул с облегчением. Ну и хорошо, так даже лучше. Теперь у него руки развязаны. Осталось посвятить в тайну двух-трех офицеров, умеющих держать языки за зубами.

Мартынов, молодой офицер, статный и готовый на любой риск, влюбленный в своего командира, беззаветно преданный сперва ему, а уж потом царю и Отечеству, был так польщен доверием, что готов был бросаться на стены и пробивать их лбом. Он разыскал неподалеку крохотную церквушку, где священник пообещал за посильную помощь его храму обвенчать в любое время дня и ночи. Он поставил только одно условие, чтобы невеста не была похищена. Если он заметит по ее лицу, глазам или по голосу, что ее принуждают, то венчать откажется и тут же донесет властям.

Засядько спешно арендовал небольшой дом, нанял прислугу. Вряд ли даже самая неприхотливая женщина сможет довольствоваться услугами его денщика!

И уже на третий день у подножья лестницы его ожидали трое. Засядько еще издали ощутил исходящую от них угрозу. В середине стоял высокий стройный молодой мужчина, одет безукоризненно, манеры сдержанные, а по бокам еще двое -- крепкие и кряжистые, с одинаково угрюмыми лицами.

Все трое наблюдали за его приближением, и Засядько ощутил как мгновенно натянулись его жилы, сердце застучало чаще, все чувства обострились, теперь он мог двигаться втрое быстрее и принимать решения молниеносно, как в те дни, когда прыгал на борт вражеского корабля, врывался на чужие бастионы, высаживался во главе десанта на захваченные врагами острова.

Мужчина в середине заступил ему дорогу:

-- Вы -- генерал Засядько?

-- Вы угадали.

-- Меня зовут Серж Конецский. Я князь, мои владения лежат...

Засядько прервал:

-- Мне плевать на ваши владения. Вы пришли сказать, что претендуете на руку Ольги Грессер?

Мужчина заколебался, инициатива ускользала из его рук, ответил нехотя?

-- Да. И я не допущу...