Чтение 8–й страницы книги ~Империя зла~

- Генерал!.. Что делать, что делать?

Олейника поспешно затолкали в его джип. Он бросил оттуда почти весело:

- А то и делать!

Десантники впрыгнули с двух сторон, его стиснуло между крепкими накачанными телами. Но он помнил, что у коммандос мышцы были не хуже, улыбка не покинула его лицо, да и десантники смотрели с боязливым уважением.

Когда машина тронулась, один воровато оглянулся, вытащил дорогой надушенный платок, явно женский подарок, вытер ему лоб и глаз, Олейник смотрел как тот бережно сложил платок, а в кармашке комбинезона спрятал так, словно эта была реликвия, которую будет передавать от сына к внуку.

Не будут, подумал он. Я ведь такой, как все.

Странно, впервые эта мысль заполнила не горечью, а непонятной радостью.

Глава 14

В кабинете Кречета запах крепкого кофе стоял устойчивый, как застывшая смола. На середине стола теснились чашки, среди них краснохаревская с павлином возвышалась, как слон среди мышей. Яузов посматривал завистливо, у него даже для компота посудина помельче.

Члены кабинета большей частью бродили вдоль стен, шелестели вполголоса по сотовым телефонам. За столом ползали по экранам ноутбуков Сказбуш и Коган, Коломиец упорно шелестел широкими листами гербовой бумаги. Я стоял у окна, сквозь снарядонепробиваемые стекла видно, как далеко внизу прогуливаются якобы туристы, фотографируют чем-то странным красоты древнего Кремля.

Кречет с грохотом отодвинул стул, потянулся, суставы затрещали. Не сел, пошел мерить кабинет шагами. Министры прижались к стенам, чтобы не мешать президенту думать, ведь генералы лучше всего мыслят на марше.

Могучий кулак Кречета с таким чмоканьем влип в раскрытую ладонь другой руки, что тачпад Когана едва не выскочил на стол. Кречет еще несколько раз смачно влепил кулаком в ладонь, словно припечатывал злейшего врага, он ходил взад-вперед, меняя тропу, и министры шарахались, пугливо поглядывая на его кулак.

- Политрук Клочков, - проговорил Кречет с нажимом, - сказал двадцати восьми панфиловцам: "Велика Россия, а отступать некуда: позади - Москва". И дали тот страшный и прекрасный бой, когда все поле было усеяно горящими танками, но ни один не прорвался... Сейчас панфиловцы стоят на бронзовом постаменте, молодые и яростные, смотрят на нас... А мы? Неужели отступим? Неужели все-таки сдадим Москву и Россию?

Сказбуш прокашлялся:

- Позвольте мне. Настроение такое, что народ... даже вечно всем недовольная интеллигенция, готовы приветствовать хоть черта на троне, но только бы снова перестать чувствовать себя оплеванными. Дошли до такой крайности, что сейчас хоть монархию, хоть демократию, хоть попа на престоле...

- Это называется теократией, - вставил Коломиец.

- Хоть попа президентом, - повторил Сказбуш, он метнул предостерегающий взгляд на чересчур грамотного министра культуры, - только бы зубатого. Понятно, что хрен бы наш зубатенький генерал прорвался к трону, если бы в стране тишь да гладь. А так он и покусает кого надо... ну, порой и загрызет...

Зазвонил телефон, резко и требовательно. Неизвестно почему, но мороз пробежал по моей спине. Какие дизайнеры и имиджисты подбирали цвет и тембр этого чудовища, но он создавал впечатление, что на том конце провода сам Творец с погонами генералиссимуса.

Кречет поспешно схватил трубку:

- Кречет на проводе. Что?.. Что?..

Курсоры замерли на экранах Сказбуша и Когана, а Коломиец перебирал бумаги уже без шелеста. Уши министра культуры медленно удлинялись, начали расширяться в той части, что заведует не направлением всей чаши на цель, а декодированием неясных звуков в слова.

Кречет слушал, дважды кивнул, словно на том конце видели его мимику. По этому жесту мы поняли, насколько потрясен всегда сдержанный и не допускающий даже мелких промахов железный генерал. В напряженной тишине прерывисто вздохнул впечатлительный Коломиец.

Потом мы услыхали гудки отбоя, только тогда рука Кречета пошла вниз. Лицо президента стало землистого цвета. Мы застыли, следили за ним испуганными мышиными глазами.

Он оглядел нас, как мне показалось, с долей отвращения в глазах. Его знаменитый голос, который ни с чьим не спутаешь, пророкотал тяжело:

- Перегнули ребята... Мы в самом деле выпустили джинна из кувшина. Как теперь загнать обратно...

Черногоров задвигался, оглянулся на нас, но все молчали, и министр МВД сказал наигранно бодро:

- Зачем загонять? Джинном надо управлять. Пусть ломает старые дворцы и строит новые гаремы, раз уж мы мусульмане.

Кречет шутки не принял, лицо оставалось серым, землистого цвета. Мы тихохонько переглядывались, чувствуя, как в нашу жизнь заползает нечто страшноватое, вызванное нами, но нами уже не управляемое.

Забайкалов поинтересовался:

- Что там стряслось?

- Сейчас проверяется информация, - ответил Кречет неохотно. - Но предварительные сведения таковы, что наши схлестнулись с американцами.

В комнате настала мертвая тишина. Я видел, как в головах этих людей, самых ярких и способных в правительстве, бешено работают мозги. Краснохарев проговорил несчастливым голосом:

- Надеюсь, не в теплых морях?

- Пока только в Крыму, - ответил Кречет. Он подошел к столу, ногой придвинул стул и опустился так тяжело, что все мы увидели, каким он может стать лет через двадцать, если каким-то чудом сумеет дожить. - Черт... То ли американцы в самом деле подошли слишком близко к нашей территории, то ли наши вышли навстречу... Словом, был бой. Ранено восемнадцать человек. Убитых... что прискорбно, нет совсем.

Коломиец спросил непонимающе:

- Почему прискорбно? Это же хорошо, что нет убитых! За раненых американцы и так крик поднимут! Как бы санкции не ввели.

Кречет зыркнул, будто готовился вогнать в землю по ноздри, прорычал:

- Черт... Когда же о своих начнете заботиться? Вот она, рабская российская душонка!

Коган, похоже, догадался первым.

- Это с нашей стороны?

- Да.

Коган присвистнул, спохватился, зажал себе рот:

- Простите. Вот почему в стране нехватает денег на зарлату шахтерам. А что с американцами? Никто не пострадал?

Кречет покачал головой, глаза его сошлись на одной точке в середине стола:

- А это как посмотреть. Раненых, к примеру, нет.

- Это... как?

- Не страдают уже.

Черногоров задвигался, улыбка уже давно сошла с румяного лица, спросил внезапно охрипшим голосом:

- Сколько их было?

- Рота. Элитная часть!

В кабинете словно ударил декабрьский мороз. Я чувствовал, как меня до костей пробирает озноб. Члены кабинета ежились, переглядывались, но голов не поднимали, а взгляды скользили по гладкой поверхности стола, как шайбы, которые беспорядочно перебрасывают друг другу.

Только Коломиец смотрел непонимающе. Я ощутил его взгляд, но не поднял голову, тогда он провозгласил обиженно, ни к кому в частности не обращаясь лично:

- Но почему прискорбно?

В холодном морозном воздухе неуместно живо прозвучал голос Черногорова;

- Получается, что мы волки, а они - овечки. Выходит, они даже не сопротивлялись. То ли совсем одурели, готовясь всех нас поставить на четыре кости, то ли наши не дали им и рта раскрыть... Все-таки не козу прибили, а роту солдат. Не простых - роту элитных коммандос!

В кабинет заглянул Мирошниченко с кучей бумаг. Увидел наши похоронные лица, попятился, бесшумно и очень быстро прикрыл за собой тяжелую дверь.

В середине стола на большом дисплее появилось милое лицо Марины. Голос прозвучал, словно она стояла рядом с каждым из нас:

- Господин президент, командующий базой Севастополя.

Кречет ткнул пальцем в Enter, на экране проступило расплывающееся пятно, смутно виднелись впадины глаз и рта. Кречет бросил отрывисто:

- Докладывай!

Голос командующего, в отличие от изображения, звучал четко, словно генерал стоял навытяжку перед Кречетом:

- Они нарушили границу между украинской частью и нашей!.. Мы в самом деле предупредили, я могу предъявить пленки, записи. Они не пожелали ответить, тогда мы, согласно Уставу, приняли меры. А так как это было не стадо коз, что забрели случайно, то меры были приняты адекватные.

Он слегка отодвинулся, вошел в фокус. На нас с экрана смотрели чистые честные глаза, лицо скуластое, такими выглядят потомки первых поселенцев в Сибири, где из поколения в поколения брали жен из местного населения.

- Понятно, - ответил Кречет тяжело, добавил с сарказмом, - только не предъявляй пленку с твоим приказом о ликвидации нарушителей! Там автоматически ставится время.

Он отключил связь, мы молчали, догадываясь, что крымский генерал просто не дал американцам времени не только на отступление, но даже на ответ.

Коломиец проговорил, морщась:

- Что дали отпор, оправдано. Но как-то слишком грубо... Сразу в зубы, даже без ругани? К тому же американцы дерутся только, если перевес десять к одному. Здесь они явно сдались бы! Что-то не сходится.

Министры обменивались понимающими взглядами. Коломиец просто отказывается понимать, что руганью обмениваемся уже полста лет, если не больше. Ярости накопилось столько, что хватит сжечь всю Америку. Наши солдаты смотрят на их откормленные рожи с бессильной ненавистью, ибо там получают огромные деньги, там жрут от пуза, там им слава, а своим ругань да плевки, в фильмах да плакатах рассказывают какие крутые коммандос да всякие там морские пехотинцы, зеленые и прочие береты.. И какие тупые и слабые русские солдаты, как их любой Рэмбо побивает пачками.

И когда наметился шанс... только наметился, им тут же воспользовались.

Яузов, в чьей памяти хранились сотни сектерных кодов, по памяти постучал по клаве, на экране простипила надпись: 1988, затем карта, а на нее накладывалось изображение двух военных кораблей, что уверенно перли к крымскому берегу. Ясно, министр обороны затребовал телепленку того случая, уже почти забытого...

В 1988 году два военных американских крейсера решили прощупать оборону разваливавшегося СССР. Вошли в Черном море в наши воды, двинулись к берегу Крыма. На перехват вышли два наших корабля. Готовые к бою, они пошли на столкновение.

Борт американского крейсера был проломлен, полностью уничтожены ракетные установки на палубе, . Но дело не в приличном даже для американцев ущербе, а в том, что те увидели как русские держали кончики пальцев на кнопках запуска боевых ракет. От штатовских кораблей остались бы только мелкие обломки на морском дне. С того дня американские корабли уже не пробовали щупать оборону Крыма.

До дня сегодняшнего.

Но на этот раз, помня тот случай, бросили пару долларов Киеву, чтобы заручиться его согласием.

До обеда мы все работали в напряженном молчании. Репликами если и обменивались, то шепотом, словно в комнате с остывающим покойником. На обеденный перерыв поднялись тоже непривычно вяло, а за накрытые столы садились словно по принуждению.

Черногоров и Коломиец начали прикидывать, сколько стран из входящих в НАТО, заявят протесты или предпримут какие-то акции. Кречет, поморщившись, бросил:

- Маневры только назывались натовскими. На самом же деле там была только Америка! Даже не Америка, а только Штаты. Ни Англия, ни Франция, ни даже Германия не участвовали в этом позорном действии. Там поумнее, знают, что выгоды никакой, а обозлять русских только для того, чтобы посмотреть как вчерашние большевики бессильно кусают локти... Да, вы правы, это инцидент между Штатами и Россией, а не между Россией и НАТО.

Мирошниченко тихохонько подбежал на цыпочках, сунул Кречету раскрытый микрокомпьютер со сверхтонким дисплеем. Мы видели как на лицо президента пали двигающиеся цветные тени.

Он всмотрелся, кивком велел Мирошниченко унести. В молчании поковырял вилкой бифштекс, буркнул после паузы:

- Первый отклик... Один из высокопоставленных чиновников Белого Дома уже потребовал выдать этого лейтенанта как военного преступника!

Яузов проворчал зло:

- Сами они хрен когда своих отдают! А нашего требуют. С другой стороны - этот лейтенант перегнул, перегнул... Мало ли что, что мы все штатовцев не любим. Но вот так кидаться...

- Теперь он станет национальным героем, - заметил Сказбуш серьезно. - Тронь его, на нас обидятся все исламские движения.

- А что? - удивился Яузов. - Он мусульманин?

- Пока нет. Может быть, по-быстрому окрестить в Абдуллу или Ахмеда? Мы своих не защищаем, так пусть хоть таджики за него вступятся.

Глава 15

Я сидел тихонько в сторонке, глаза шарят по экрану, у Кречета прямой канал, здесь все оптиковолоконное, быстродействие сказочное, не ждешь в тоске, когда же картинка проявится, а все враз, но мысли то ли дело возвращались либо к инциденту в Крыму, либо перескакивали к нашему ударному флоту, что упорно двигается в темные моря арабских стран, а то и вовсе вытаскивали почти забытый разговор о штатовской военной базе у наших границ.

Похоже, час в самом деле настал... Не только я, не только Кречет и его окружение, но уже и простой народ, ослепленный богатством Америки и ее мнимыми свободами, готов увидеть настоящую картину, а не брехливый мираж в дымовой завесе. Штаты уже не могут остановиться, прут и прут во все стороны, подминают страны и народы. Не так, как было в древности, когда Парфянская или Римская империи захватывали другие страны и объявляли их своими провинциями, но... другие времена, другие методы. Штаты делают то же самое, разве что не вводят войска. Но в эпоху Древнего Рима не было радио, телевидения, Интернета, приходилось держать римские гарнизоны в покоренных землях, сейчас же завоевывать чужие страны накладно: приходится брать за них ответственность. Гораздо выгоднее сперва навязать им свою рабоче-крестьянскую философию, разрушить их собственную культуру, принудить играть по тем правилам, в которых американцы исконно сильнее, ибо правил не признают, а европейцы все еще стесняются бить в спину или ниже пояса, несмотря на все эти каратэ, кун фу и теквондо...

Но одновременно нарастает и раздражение натиском этих настоящих гуннов с компьютерами и на мощных истребителях. Даже в Европе, послушной натовской Европе. И хотя на исламский Восток смотрят все еще со страхом, но втайне злорадствуют, когда там дают Штатам отпор.

А послушание Европы - послушание более сильному, а не тому, кого уважают. А Европа все же Европа, остатки гордости остались. А когда во главе идет американский мужик и указывает английским лордам, французским пэрами, испанским донам и немецким баронам какие книги читать и какие песни петь, то коробит даже европейского крестьянина.

Понятно, на поддержку Европы рассчитывать не приходится, нас боятся больше, чем вроде бы далекой Америки, но все же, все же... Основа российской культуры та же, что и общеевропейская, те же понятия о чести, достоинстве, верности слову, и по большому счету у России с Европой гораздо больше общего, чем у Европы с Америкой.

Я пощелкал по каналам, ерунда и убогость, вошел в отдел новостей Интернета, ого как за нами следят, забросил несколько поисковых слов и быстро просмотрел отобранные компьютером сайты. Как-то теряется из виду, или же убрано намеренно, но вот она древняя платформа мировоззрения, на которой произрастали молодые культуры Европы! Но почему-то знают только то, что алгебру изобрели арабы, как будто все молодые государства Европы строились не по тем законам, которые правят Арабским Востоком вот уже несколько тысяч лет!

Итак, что мы имеем? Похоже, войнам за обладание чужими землями пришел конец. Их сменили войны за влияние. Но если раньше страны и народы готовы были, скрепя сердце, поступиться частью суверенитета ради более прочного союза против агрессора, того же СССР. То теперь, когда русские оставили идею построить самый справедливый мир у себя, а заодно и распространить на всю Европу, можно перевести дух, оглядеться и даже вытолкать из своей страны хоть и союзнический, но неприятный гарнизон.

В хаотичные мысли, что бродят вроде бы бесцельно и без толку, но в конце-концов возвращаются с оригинальным решением, ворвался свирепый голос президента:

- Загнали в угол проклятые!.. Виктор Александрович прав. Когда вот так припрут, то хватаешься за любую палку. Давайте думать, где можем дать отпор. Что скажете вы, Виктор Александрович?

Я вздрогнул, снова возвращаясь в кабинет, где члены кабинета трудятся в мыле, кто за столом Кречета, кто за малыми отдельными столиками. Кое-кто уже снял галстук и пиджак, жарко. На меня смотрят внимательно, с тем ожиданием, когда серьезных предложений не ждут, а только передышки, паузы, когда можно собраться с мыслями, сформулировать свое выступление, пока этот клоун пляшет и острит...

Я развел руками:

- Это дело профессионалов. Я же могу только посоветовать использоваться тягу народа к справедливости. Вернее, ее оборотную сторону.

Кречет хмыкнул:

- Что значит, оборотную?

- Даже в самом либеральном обществе, - пояснил я, - богатых не любят. Это не мы придумали Робин Гуда, Картуша, Зорро. У нас своих Кармалюков и Довбушей хватало, не считая Пугачевых и Разиных. Не любят не только богатых, но и вообще тех, кто чем-то выделяется в лучшую сторону. К примеру, красивых. Раз красивый, значит - идиот. Если сильнее меня - тоже идиот. Если богаче, то либо папочка вор оставил в наследство, либо сам наворовал. Даже если тебе вручили миллион долларов за изобретение, то ты наверняка скрытый наркоман, гомосек, садист, мучитель кошек, а характер скверный, ни одна женщина не уживется даже за такие деньги... Масса людей уже не любит США только за то, что там живут богаче. Не вдаваясь в идеологию. Они тоже попутчики...

Коломиец поморщился:

- Да с такими людьми даже в отхожее место заходить вместе не хочется!

- А что делать, их большинство. Кто-то из нас не любит США за то, что они губят мировую цивилизацию, таких в России наберется от силы тысячонка. И то из молодых только те, у которых еще "сердца для чести живы..." А то и той не будет, это ж надо еще голову иметь, а когда это у молодых были головы? Зато вот таких, кто не любит за их витамины, за здоровье, за богатство, за высокую зарплату...

Так, наверное, чувствовала себя огромная толстая жаба, что объявила о желании жениться на прекрасной Дюймовочке. На меня смотрели с таким отвращением, словно я весь покрылся мерзкой слизью и бородавками, а потом отводили взгляды и ёрзали им по полу и стенам, вытираясь.

Забайкалов неожиданно пророкотал:

- Вот видите, Виктор Александрович мыслит как политик. Прожженный, как говорили раньше. Реально мыслящий, как говорят теперь. Он просто деликатно напоминает нам, что сами мы, пытаясь заставить народ вспомнить о чести и благородстве, должны... гм... эти качества пока что засунуть, как говорит наш дорогой Краснохарев в... гм... я имел в виду долгий ящик, а вы что подумали? По крайней мере, в общении с Америкой... черт, со Штатами! Как они с нами, так и мы с ними.

Коган сказал с восторгов:

- Двойные стандарты!

- Иди ты, - сказал Коломиец, - как говорит, оказывается, наш дорогой Краснохарев, в долгий ящик. Человек тем и велик, что стоя говорит одно, сидя - другое, а лежа - третье. Это не твои циферки! Я всегда такой представлял дипломатию.

Забайкалов даже не поморщился, непоколебимый как байкальские скалы:

- Ладно-ладно. Давайте определим, что у нас есть... гм... ну, у нас много чего есть, как здесь, так и там... но что есть такого, что можем использовать в ближайшее время.

Они переглядывались, я видел по их напряженным лицам и ускользающим взглядам, что все думают об одном и том же.

О ядерных чемоданчиках.

Марина в сопровождении двух девушек из столовой принесла еще кофе, бутерброды. Кречет движением головы велел один из подносов отнести за дальний столик, кивнул силовым министрам.

Пока они вчетвером отправились обсуждать что-то секретное или нехорошее, остальные занялись бутербродами, коричневая струя ударила в чашку Краснохарева, на то он и премьер, остальные растаскивали бутерброды, только Коломиец, прихватил двуручную ватрушку, с бесцеремонностью человека искусства отправился за силовиками..

Издали я видел как Сказбуш раскрыл на коленях ноутбук. Из всех высших чинов он первый освоил этот инструмент, превратив в оружие, у Когана ноутбук той же модели, но хард побольше, Сказбуш еще обвинил в том, что в скрытых директориях министра финансов хранятся порнушные геймы.

Яузов и Сказбуш едва отбивались от Коломийца, тот, ястреб на словах, превращался в зайчика, когда дело подходило к конкретике, но сейчас, похоже, из зайчика снова стал ястребом, но уже не на стороне Сказбуша.

Одним глазом я, не утерпев, заглянул на экран сказбушевского ноут-бука. Ядерных чемоданчиков, судя по данным, создана целая серия. По заказу КГБ. Весили от девятнадцати до сорока килограммов. Один такой чемоданчик может взорвать Нью-Йорк или Лос-Анджелес. В США тоже созданы такие же, только эти бомбы назывались рюкзачным вариантом. Штатовцы заявляли, что предназначены взрывать большие мосты, плотины, дамбы.

- Они же не взорвали у нас! - сказал Коломиец возмущенно.

- Они и так нас давят как тараканов, - огрызнулся Кречет. - Еще чуть-чуть, и вся Россия с ее лесами, нефтью, золотом, всеми подземными потрохами - не зараженными их атомными взрывами! - будет ихняя. А нам их проклятую страну жалеть нечего. Как говорит наш Виктор Александрович, слабый имеет право на выбор оружия. А когда слабого собьют на землю и добивают ногами - может схватиться за палку, нож или пистолет, что попадет под руку.

Посчитав, что меня приглашают к разговору, я приблизился к их столу, сказал успокаивающе:

- Это всего лишь философское течение. У терроризма богатая история. Конечно, это чисто русское изобретение. Как квас или лапти. А теоретическое обоснование князя Кропоткина, Бакунина - все это сделало террор мощным орудием русских народовольцев. А потом и партии эсеров. Конечно, применять его можно с известными оговорками...

Коломиец отшатнулся в ужасе:

- Даже применять? Как можно!..

- Идет война, - напомнил Кречет.

- Но... вы же слышали, что подсчитывает наш Илья Парфенович? Мол, если вдруг какими-то маньяками будет взорвана мощная бомба прямо перед Белым Домом, то какие, мол, вызовет последствия... Это недопустимо!

- Почему?

- Могут погибнуть мирные люди!

Он сказал твердо, убежденно, как некую аксиому, что не может быть пересмотрена, и вообще двигаться по тропе цивилизации можно, только отталкиваясь от этой придуманной Штатами истине.

Кречет побагровел, кулак сжался, но бывший генерал сдержал себя, только прорычал хмуро:

- Что делать. Воюют не только армии или подготовленные десантники. Воюют ученые, изобретая новые виды оружия, воюют финансисты, воюют газетчики и писатели, даже музыканты, что создают новые марши, воюют, воюют, воюют... В том числе и так называемые мирные граждане воюют своим рублем... то бишь, долларом. Они оплачивают продвижение НАТО к нашим границам, они голосуют за жесткий курс правительства, так что эти "мирные граждане" тоже воюющая сторона. Извини, но по твоей логике надо стрелять только в офицеров, а в солдат нельзя, ибо они лишь выполняют приказы...

- Да и в офицеров нельзя, - вставил я. - Они даже дышат только по Уставу и приказам. Как и генералы.

Он посмотрел на меня:

- А в кого же? Сразу в президента?

Я ухмыльнулся:

- А президент... особенно в такой демократичнейшей стране, как Штаты, всего лишь слуга народа. Избран им, выполнять его волю. Так что народ и должен отвечать за все.

Это были страшные слова. Я сам ощутил как пахнуло холодком смерти.

яяяяяяяяяяяяяяяяя

Кречет сказал задумчиво, словно все еще колеблясь:

- Американцы поднимают крик, если кому-то из соотечественников прищемят пальчик хоть на другом конце света... Это называется ущемлением американских интересов! Мол, они - высшая раса, их не тронь, а вот остальных... Но завтра начнется такое, что потеря этого батальона покажется всей Америке сущим пустячком.

- Что начнется?

- Самое страшное. Для американца самое страшное.

Он смолчал, но все чувствовали, что речь не идет о потере чести или потере лица, что страшнее смерти для гордого араба, чеченца или русского-мусульманина.

На лице Когана был жадный интерес. Как Кречет собирается ударить по карману среднего американца?

Забайкалов сказал осторожно:

- С санкциями по поводу лейтенанта Олейника... давайте не спешить... Я прощупываю мнение официальных лиц в Европе... Гм... Все они, естественно, осуждают нас за такой зверский инцидент. Обещают даже применить некоторые санкции... Но с другой стороны, что тоже характерно, все указывают на свою позицию. Мол, смотрите какие мы осторожные, умненькие и предусмотрительные! Ни одного француза, ни одного итальянца или испанца, ни одного немца... Русские не правы, что так грубо, чисто по-русски, но и американцы перегнули, спеша пройти маршем по Красной площади, чего так хотелось, но не удалось Гитлеру!

Коган спросил настороженно:

- А что за санкции?

- Ну, скажем, посоветуют Памеле Андерсон не посещать Россию. Или даже рок-звезде Аналфаку порекомендуют ограничиться одним-двумя концертами в Москве.