Юрий НИКИТИН

ЛЕЗГИНКА НА ПУЛЬТЕ

Это был самый большой в мире радиотелескоп. Размещался он на
искусственном спутнике Земли в идеальных условиях чистого пространства и
был предназначен специально для поисков братье по разуму. А мы - лучшие
ученые Земли. Так, по крайней мере, постоянно аттестовала нас пресса, и я
не вижу причин с ней спорить.

Все пятеро мы прилетели на спутник, едва оттуда ушли последние
бригады монтажников. Старшим у нас был профессор Флемминг, единственный
"чистый" астроном в нашем обществе. Я, например, был специалистом по
криогенным низкотемпературным машинам, в телескоп последний раз заглядывал
десять лет тому, да и то из простого любопытства. Младшим оказался Кацу
Мотумото. И по возрасту и по чину. Правда, по умению владеть собой, он дал
бы немало очков вперед даже Флеммингу, не то, что нам, более экспансивным
натурам. То есть: Хью Дагеру, Моше Хакаиру и вашему покорному слуге - Юрию
Коваленко.

Теперь к звездам прислушивалось колоссальное ухо нашего
радиотелескопа. А может быть правильнее его назвать гравитоскопом? Ведь
работал он на гравитонах и предназначался для поиска в подпространстве.
Там обычные радиоволны исчезали без следа. Хотя, пусть будет -
радиотелескоп. Мы с трудом привыкаем к новым словам, сплошь и рядом
стараемся сохранить старые, модернизируя их, даем новые значения. Без тени
улыбки произносим: самолет, воздушный, воздушный флот, воздушный корабль,
воздушный крейсер...

Энтузиастов, работающих на радиотелескопах прежних конструкций, мы
сравнивали с некими специалистами по африканским тамтамам. И барабан вроде
бы неплохой способ передачи сообщений. В то же время и сам там-там и
там-тамиста пронизывают радиоголоса цивилизованного мира... Так может быть
и наш земной мирок пронизывают радиоголоса сверхцивилизаций?

Газеты мы просматривали по телексу. Странно, если бы нам вздумали
привозить настоящие газеты из бумаги. Вряд бы мы тогда уложились в триста
тысяч долларов, а именно в эту копеечку влетал ООН день нашего пребывания
на спутнике.

Как-то я заметил, что Дагер нередко очень внимательно просматривает
все сообщения, относящиеся к судебному процессу над организацией "Черная
Пантера". Падкие на сенсации газеты отводили материалам из зала суда целые
страницы. Но серьезный ученый и негритянские экстремисты? Правда, у
каждого свое хобби. Я, например, коллекционирую вырезки об украинских
колониях за рубежом. Начиная от запорожских, когда те ушли от русского
владычества в Турцию, и кончая самыми последними данными. Пять миллионов
человек в Канаде, два - в Австралии, полмиллиона в Аргентине... А сколько
более мелких в странах диаспоры! Они-то и заинтересовали меня больше
всего. Сохранить свою национальность, язык, культуру, когда другие народы
с менее развитой духовной культурой, попадая в аналогичные ситуации,
ассимилировались в течение одного-двух десятилетий!

Еще я узнал, что Моцумото в редкие свободные минуты составляет для
собственного удовольствия каталог боевых гимнов самураев. Правда, этих
самых свободных минут у нас было очень немного. Чем увлекались Флемминг и
Моше, так и не успел узнать. В ближайшее воскресенье мы сделали первую
попытку выйти в подпространство...

Мы не разбивали бутылку шампанского о хрупкое переплетение
мнемокристаллов и не перерезали ленточку. В первом случае толстое стекло
просто сокрушило бы половину приборов, а второе - было еще бессмысленней.
Мы и жили внутри радиотелескопа. Входить или выходить - некуда. Разве что
в космос...

Мы еще раз проверили готовность и потом кто-то из нас, уже не помню
кто, совершил это историческое деяние. Нажал Ту Самую Клавишу.

Радиоприемнику Попова ловить было некого. За исключением грозовых
разрядов. Мы же внезапно оказались в роли деревенского простака двадцатых
годов, который повернул ручку наиновейшего приемника. Да еще в наш
болтливый век!

Пространство генерировало мощные сигналы во всех направлениях и во
всех диапазонах! Вернее, подпространство.

Стоило повернуть чуть-чуть ручку и - новый голос врывался в нашу
крошечную комнату. Подпространство было забито станциями плотнее, чем
земной эфир в часы пик!

Флемминг совсем растерянно вертел шкалу настройки. Лицо у него было
до крайности обалделое. Правда, мы выглядели вряд ли лучше. В своей
мальчишечьей самоуверенности ждали, что в первый же день сумеем уловить
слабый электромагнитный сигнал искусственного происхождения, даже пусть он
до безобразия смешан со всевозможными шумами от межзвездного газа. Но
чтобы вот так...

- При таком многообразии... - сказал Моше просительно.

Все поняли. Действительно, при таком многообразии голосов - стоит ли
оттягивать? Может, удастся связаться с кем-нибудь? Правда, на Земле
полагается получить разрешение на пользование радиопередающей аппаратурой.
У Господа Бога? Все мы атеисты. Но только бы сверхцивилизации не сочли
человечество космическим радиохулиганом...

Дешифраторы работали с полной нагрузкой. У нас сложилось впечатление,
что все сверхцивилизации разговаривают на неком космолингве и, стоит
только подобрать к нему ключ, как станет возможным говорить со всей
Вселенной. Даже с самыми удаленными из магагалактик. Расстояния не играют
существенной роли для сверхцивилизаций. Они переговариваются не с помощью
там-тамов.

Прошло достаточно много времени, пока мы поняли свою беспомощность.
Расшифровать язык сверхцивилизаций... Так же просто дикарю из племени
мамбо-юмбо понять нашу разговорную речь. И дело даже не в разных
диалектах. Словарный запас дикаря насчитывает десять-двадцать слов.
"Есть", "спать", "убивать", и т.д. Попробуй объясни ему значение слов
"интеллектуальный", "глобальный", "кино", "телевизор", которые мы
употребляем постоянно.

- Не с того конца, - сказал Флемминг однажды. Он был измучен до
крайности.

Мы уже созрели до этого признания. У каждого перед глазами все чаще
возникал гадкий призрак поражения.

- Мы еще не накопили достаточного запаса слов, - сказал Моцумото. Он
устал не меньше любого из нас, но упорно продолжал выполнять работу, в
результатах которой сам сомневался.

- Нам никогда не понять эти слова, - сказал я.

- Что ты предлагаешь? - спросил Дагер.

Что я мог предложить? Только пожал плечами. Все с тоской ощущали
собственное бессилие. Язык цивилизации и сверхцивилизации... Не так уж и
приятно чувствовать себя дикарями. Все-таки целые века человек любовно
называл себя царем природы и венцом творения. Даже в наш век ожидаемых
контактов мы населили в своем буйном воображении целые галактики подобными
себе существами.

- А что, если пойти на поклон?

Это сказал Моше. Все повернулись к нему.

- Выйти самим в космос? - сказал он.

- Со своим вяканьем... - сказал Дагер с горечью.

В самом деле, что бы стал передавать по радиопередатчику человек из
племени мамбо-юмбо, если бы понял его назначение?

Нам мгновенно стало стыдно, едва каждый представил себя в этой роли.
Я почему-то явственно вообразил себя в аппаратной с перьями на голове и
окровавленным скальпом за поясом.

- А что нам остается? - сказал Моше настойчиво.

Пожалуй, только один он мог предложить такое. Все остальные считали
себя слишком гордыми, чтобы "позориться". Хотя понимали, что
сверхцивилизации значительно легче разобраться в наших примитивных
символах. Если ей передавать достаточное количество материала, то она
быстро освоит его и ответит в нашем собственном коде.

Разошлись, пряча глаза. Этой ночью каждый решит...

- Выбери самую чистую передачу, - попросил Флемминг Моцумото, - может
она окажется самой ближней.

Сказался чисто человеческий рефлекс: разговаривать с тем, кто рядом.
Хотя и этот собеседник мог отстоять на сотни парсеков.

Моцумото молча вертел верньеры настройки. Мне показалось, что он
прячет лицо от нас. Да и каждый из нас все еще избегал встречаться
взглядами с товарищами. Дикари в перьях...

- Вот, - сказал Моцумото, все так же не глядя на нас, - самый чистый
и громкий голос. Если мерять земными мерками...

Если мерять земными мерками, то это была самая близкая станция.

Флемминг положил перед Моцумото текст заранее согласованной с ООН и
со всеми правительствами передачи.

- Давай! На этой же частоте.

Мы были уверенны, что пройдет немало времени, пока сверхцивилизация
заметит наше комариное присутствие. Потом пройдет время, пока расшифруют
наши примитивные символы речи...

Но едва передача кончилась, как ожило печатающее устройство:

- "Мало информации. Еще".

Это был колоссальный успех. Когда я впоследствии пытался вспомнить и
проанализировать эту историческую минуту, то в памяти всплывали только
наши глуповато растерянные лица. Свершилось!

Ринулись за материалом. В течение трех дней передавали все, что
казалось важным, но космос требовал все новой информации.

Наконец, однажды громкий и чистый голос сказал:

- Кто вы?