размаха всадили в дубовую колоду,-- все же ударил... в спину...
вскрикнул громовым голосом:
лишь пошатнулся, рухнул вниз лицом. Кровь потекла из раны пурпурная, как
дорогое вино.
Он выпрямился, теперь его ждут почести и место за царским столом,
удивленно вскинул голову, заслышав наверху странный скрип. Даже в коридоре
вздрогнули от его страшного крика. Из нишы падала статуя Числобога, бога
правосудия. Она обрушилась с высоты всей тяжестью. Вопль оборвался на
полуслове, сменился хрустом костей, предсмертным хрипом. Во все стороны
брызнули струи темной крови, из расплющенного трупа полезли внутренности.
щитов, ударами топоров. Он видел как на Гонту наступали чужие сапоги,
втоптали в кровь. Мрак бешено вращал палицей, крушил и разбивал черепа,
услышал предостерегающий вскрик Любоцвета, не успел повернуться, как в
затылке грохнуло, из глаз посыпались ослепительно белые искры. Палица
выпала из онемевших пальцев. Он рухнул на Гонту, прикрыв своим телом.
покрыт ранами, побелел от потери крови, но все еще рубил, и после каждого
его удара противник либо падал, либо с криком боли отпрыгивал, хватаясь за
рану.
все дышали тяжело, натужно. Мечи звенели вяло, и смерть была как
избавление.
Любоцвета. Острие ударило между лопатками, с треском пробило доспех.
Любоцвет судорожно выгнулся, повернулся к Додону. Бледные губы шевелились,
но сказать ничего не мог. Упал на колени, и только тогда с губ сорвалось
жалобное:
топоры, подходили с опаской. Додон вошел в круг, голос дрожал от ярости:
подпрыгнул как ужаленный. Заорал, потрясая кулаками:
Эй ты! Кто тебя сюда послал?
угасающим взором:
на волчий вой.-- Какая же мать пошлет сына на такую участь?
Лишь по дороге... с благородном Мра...
Додон вытаращенными глазами уставился на могучее предплечье витязя. Воины
переглядывались, не понимали, а их царь бледнел все больше. Вдруг упал на
колени, обеими руками разогнул медный браслет на предплечье убитого им
витязя, сорвал, поднес к глазам.
закричал, вскинул лицо к потолку, лик его был страшен как преступление.
Пурпурный плащ соскользнул на пол. И все увидели на правом предплечье царя
такой же точно широкий браслет. С такими же знаками.
Глава 48
к стене в глубоком каменном подвале. Голова раскалывалась от дикой боли.
Перед глазами то расплывались пятна, то появлялась стена из толстых глыб.
Она тоже то приближалась, то уходила вдаль, а в ушах начинало звенеть
тоньше. Потом звон превращался в невыносимый писк, он снова проваливался в
черноту.
боль. Но теперь жгло и его тело. Он скосил глаза. В его грудь погружался,
злобно шипя и вздымаясь дымками, раскаленный докрасна прут. Из глубины
груди вырвался стон, и тут же сверху донесся удовлетворенный голос:
которого вобрало в себя все гнусности рода человеческого. Да и сам был
похож на паука с его тонкими высохшими от неведомых болезней ручками,
кривыми иссохшимися ногами. Он убрал прут и сунул в горн, где угли
полыхали оранжевым огнем.
царь так спешит. Я б с тебя сперва шкуру снял с живого! Вон какая толстая.
В коридоре бы постелил...
научился отличать из тысяч. Похоже, царь находился поблизости.
страшно исхудал, пожелтел как мертвец. Глаза ввалились, под ними повисли
черные мешки. Белки налились кровью. А когда заговорил, голос был похож на
карканье старого ворона:
жалости.-- У тебя еще не подломился хребет под грузом проклятий?
Каково смотреть людям в глаза?
прав! Ты умрешь завтра на рассвете. За все. И за смерть моего сына.
губами.-- Теперь я понимаю... Мальчишка любил тебя. Он пытался своей
смертью уменьшить твою вину.
я потопчу твою могилу, проклятый!
пахнуло холодным воздухом могилы. В каменной стене медленно проступило
огромное лицо человекозверя. Глаза полыхнули огнем, толстые губы чуть
раздвинулись, показывая клыки. Грохочущий голос проревел:
руки к груди. Мрак, переждал приступ острой боли, прохрипел:
отвечать нельзя. Кто ответит, кто заговорит, тому не будет спасения от
разгневанных богов, а душу его навечно заточат в котле с кипящей смолой.
слыша ответа, начало растворяться. Царь истошно завопил тонким заячьим
голосом:
но скажи: где мой незнанный сын?
даже Мрак ощутил, что нелюдским силам тоже знакомо коварство:
никогда не узришь. И не будет у тебя наследника. А вот твой пленник... По
всем дорогам, где прошел, матери будут называть младенцев его детьми. Да и
там, где не был! Его роду бысть в веках...
квадратные глыбы. Царь отшатнулся, взвыл дико. Мрак молча наблюдал, как
Додон выбежал, разрывая одежды. Даже из коридора было слышно, как царапает
лицо и выдирает клочья волос.
понимал, что удерживает его, не дает грянуться оземь, подняться черным
волком, дождаться когда откроют дверь, сигануть мимо палача, пронестись по
коридору к выходу, а там уже по улицам Куявии и до городской стены рукой
подать, за которой спасительный лес...
воздух, жгучий как родниковая вода. В воздухе была зима, а тучи наползли
настолько темные, что казались лиловыми. Стражи напялили полушубки,
кое-кто обул сапоги с меховыми отворотами.
Толстый мужик в красной рубахе палача уже прохаживался по помосту, на
плече жутко блестела широким лезвием огромная секира. Лицо палача было
укрыто красным платком, только черные глаза недобро блестели через
прорезь.