знает, но нам главное узнать, кто...
для ушей пленника. Правда, непонятно, зачем.-- Ты, язычник, любишь
мучить...
он со смирением сложил ладони, будто собирался помолиться.-- Ох, нам это
очень надо.
утра должен успеть...
коварства в тебе меньше, чем на жабе перьев? Тот, главный, явится добить
нашего пленника. Того, в перьях. Пока мы не успели узнать имя главаря.
добычу на дохлого живца ловить хочешь. Думаешь, этот горбатый такой дурак?
Олег.-- Это ж какими умными надо быть! Тихо, кажется, развязался... Дурак,
еще и выжидает. У меня уже шея затекла отворачиваться.
руке. Голос был довольный и громкий:
свой посох!
обернулся, засвистел как гончим псам, заорал:
утих, быстрая тень мелькнула в остатках лунного света вдали на перевале.
Томас не поверил глазам:
последней минуты не верил, что калике удастся его дикая затея,
рассчитанная разве что на последнего дурака. Успел подумать смятенно, что
и здесь хватает олухов, не только в Британии.
вглядывался в темень так, что глазные яблоки вылезли вперед как у рака.
Единственный свет, багровый и почти затухающий, шел от углей костра.
Разглядеть удавалось только на два шага от костра, и Томас едва не
проглядел, как из темноты высунулась длинная рука. В ней блеснуло,
проступала темная фигура, что осторожно наклонилась над грудой камней,
заботливо прикрытой нижней рубашкой Томаса. Нож быстро опустился.
Звякнуло. Фигура быстро выпрямилась. Похоже, неизвестный мгновенно все
понял, со сдавленным криком прыгнул обратно в темноту.
следом. Вломился во тьму, наткнулся на живое, ухватил в железные объятия,
тут же в ухо проревел задыхающийся голос:
железным кулаком, а когда притащил к костру, тот уже полыхал ярко, калика
еще и еще подбрасывал заготовленные черные камни. Яркий пурпурный свет
упал на лицо пленника. Томас едва не выпустил из рук.
женщина. Даже красавица, хотя из-под иссиня черных волос выступали
короткие кокетливые рожки. Лицо было тонким и благородным, исполненным
изящества, на удлиненной шее испуганно билась жилка. Из одежды лишь
широкий пояс и короткая юбочка, но из-за красного цвета кожи не выглядела
обнаженной, к тому же от шеи через грудь шли синие полосы цветной глины,
исчезали под поясом, чтобы вынырнуть уже на длинных стройных ногах, где
красиво выпячивались продолговатые мышцы.
было вмешаться, рыцарь обязан защищать женщин, но умолк в затруднении,
видя как отшельник деловито наматывает на кулак длинный гибкий хвост.
обратились умоляюще к Томасу. Он кашлянул, сказал в нерешительности:
наткнулась...
все ходят по ночам. Кстати, почему по ночам? Здесь тоже ночью спят.
отодвигаться в тень:
переломаю, и жилы повытягиваю... но убивать не буду, нет!... По крайней
мере, сразу. Разве что попозже, но и тогда медленно, я ж не зверь! -- если
еще будет жива...
зеленые глаза сузились, верхняя губа зло изогнулась:
в ее лице, трепет ресниц, застывающие на миг жилки, трепещущие ноздри.--
Где он?
вдоль этой стены, там будет спуск... А внизу нужно отыскать щель, из
которой идет желтый дым. Он там, внутри...
уголья. На Томаса поднял печальные глаза:
только уголь!
россыпи багровых углей, калика жарил ломти странно белесого мяса,
прислушался. Олег наколол ножом ломоть мяса:
голода уже бабочки в глазах порхают.
буркнул.-- Там вблизи яма. Я связал, заткнул рот и спихнул. Развяжется не
раньше, чем через пару дней, а мы будем уже далеко...
чтобы перебирать... Я все ем. А ее мясо прямо нежнейшее, сочное. Твари
всюду приучились жить, даже здесь. Только у здешних ящерок мясо белее. Что
значит, солнца не видели...
Угли приглашающе багровели под серым пеплом, но калика, сытый и
освеженный, шел быстро, почти бежал, и Томас лишь покрепче стиснул зубы.
эти горящие блестки падали, слышались сухие удары, на горных камнях
вспыхивали короткие злые огни. Луна сияла огромная, мертвенная, с
убийственным холодом свысока взирала на мир смерти.
опустился перевести дух, отпечатки гигантских копыт. В голове еще гудело
от удара, а тело ныло, медленно отходя от боли, но плечи зябко
передернулись, когда представил себе коня, чьи копыта оставляют в камне
следы, как в мокрой глине. Он сперва даже так и решил, что кто-то
проскакал по глине, которая потом застыла, а то и превратилась вовсе в
камень, к тому же отпечатки не подков, а именно копыт, словно скакал