Макдональда!
дикий волчий вой. Донесся металлический скрежет, словно зубы или клювы
грызли железные решетки. В церкви стоял такая мгла, что Томас не мог
отличить в самом ли деле вдруг заметались крылатые тени, или же усталые
глаза видят то, что подсказывает воображение.
сломить, мохнатому!
вздрагивать стены, мелькнул во мраке и прочертил светящуюся дугу слабый
огонек упавшей свечи. От постоянного неумолчного грохота начало ломить в
висках, в ушах появился настырный комариный звон. Томас ощутил, как заныли
зубы, будто рядом водили по стеклу гигантским ножом.
Томас боялся даже представить, что творилось за крепкими стенами церкви.
Камни вздрагивали, свечи одна за другой, а то и целыми светящимися
заборчиками, отлеплялись от стен и падали на каменные плиты. Расплавленным
воском пахло все сильнее, но волосы зашевелились на загривке Томаса, когда
ноздри уловили усиливающийся серный запах.
гробом, остальные в ужасе пятились, похожие на призрачные тени. С хор
слышалось пение, надсадное и хриплое, Томас различил голоса сера Чосера и
сера Винстона, который стойко зарабатывал пустошь за Верхними Мхами. К
удивлению Томаса слышались и голоса двух монахов, не в меру веселые.
будто ухватила огромная лапа и тряхнула. Со стен звездным дождем
посыпались свечи, на миг стало светлее. На полу фитили горели во всю
длину, Томасу они показались светящимися червями..
никто не смел поднять в ужасе глаз. Гроб начал подрагивать, цепи
натянулись, от них пошел нестерпимо тонкий звон. На помощь рыцарям у врат
бросились другие. Вместе налегли на створки, удерживая напор снаружи, а
двое изо всех сил цеплялись за железный засов: подрагивая, он медленно
выползал из железных дуг.
креста. Томас подхватил с пола его чашу со святой водой, на бегу наступив
на книгу, добежал до ворот в тот миг, когда засов уже почти покинул
железные уши.
обвис обессилено. Рыцари со стуком засунули его обратно. Лица их были
бледные, глаза как блюдца:
плечу. Он успел заметить как из мрака выныривали страшные птицы с
зубастыми пастями, от них мерзко пахло, а гадили белыми ядовитыми струями.
Где попадало на камень, там взвивались дымки, а воск вспыхивал нехорошим
бледным пламенем.
удержаться, пробежал дальше, чем рассчитывал, с разбега ударился грудью о
гроб. Раздался звон, Томас ухватился обеими ладонями за края гроба, чтобы
оттолкнуться, и замер, прикованный неземным холодом. В гробу словно бы
лежала глыба льда, которая осталась еще со дня творения, когда Господь
разбил вдрызг тело инеистого великана Имира...
внутри все заледенело, а сердце превратилось в кровавую сосульку.
Затем раздался страшный лязг, в дверь храма словно ударили тараном. Ворота
затряслись, выгнулись и вдруг слетели вместе с петлями. В квадратном
проеме раскрылся страшный лик ночи с ее бледным туманом, где жутко ходили
огромные хищные тени.
торжествующим. Воздух накалился, Томас ухватился обеими руками за тесный
ворот, он задыхался, ибо вся церковь стала внезапно жерлом адовой печи, а
стены запылали жаром.
крики ужаса, проклятия. Кто-то из рыцарей метнул в огненное чудовище нож,
тот растаял голубым дымком. Томас смутно видел очертания огромного
человека, но вот факел остался посреди церкви, а из него как из огненного
кокона вышел пышущий жаром двуногий зверь, весь красный как будто с
содранной кожей, с огромной головой и устрашающей пастью.
Падите ниц перед Хозяином!
подошел к гробу, не обращая внимания на отползающих как черви священников,
властно вытянул руку:
повел дланью над обручами, те рассыпались серым пеплом, его тут же смахнул
ветер от летающих тварей. Крышка медленно начала сдвигаться. Демон
пошевелил пальцами в нетерпении, крышка поднялась и встала столбом.
как ее лицо исказилось в диком ужасе. Демон сделал властный жест:
жили на шее, а ноздри затрепетали.
самом сердце. Мертвая вздрогнула, и Томас увидел, как ее тело медленно
поднимается, словно все еще противясь чужой воле. Вскоре она уже стояла в
гробу: сгорбленная, страшная, с отвратительной ухмылкой на жестоком
коварном лице.
достойно в последний момент пытаться спастись чужими усилиями? Следуй за
мной, тварь!.. Прямо в ад.
столкнулся лицом к лицу с каликой. Озаренным багровым пламенем, он стоял
как будто вынырнувший из кровавой купели, куда язычники сливают кровь
христианских младенцев. Красные волосы, и без того как адово пламя, стояли
дыбом, нечеловеческие глаза полыхали угрозой. Он чуть пригнулся и развел в
стороны руки, став едва ли не страшнее демона.
ярости.-- Ты, мерзкая тварь...
калику в лицо, то ли ухватить за горло. Калика молниеносно выбросил вперед
свой кулак, сам чуть дернул головой. Послышался сочный удар, будто молотом
ударили по сырому бревну. Демон дернулся и отступил на шаг, чтобы не
упасть на спину.
наткнулся на могучий кулак, его же руки ухватили воздух, снова бросился и
снова промахнулся, а с четвертой или пятой попытки захватил святого
отшельника в жуткие нечеловеческие объятия, сжал изо всех сил, свирепо
взревел. Томас видел, как выгнулся от боли его друг, как в свою очередь
ухватил врага, сомкнул руки на красной спине в замок, тот вскинул голову к
сводам храма и взревел так, что затрещали и прогнулись балки, посыпались
комья голубиного помета. Он начал давить в свою очередь, демон умолк и
напрягся, так они стояли молча, упирались один в другого, пыхтели,
каменные плиты под их ногами начали вдавливаться в землю.
выныривали рыцари. Суровые, хоть и бледные, как призраки, они обнажили кто
меч, кто кинжал, молча смотрели на короля, ожидая приказа. С хор кубарем
скатились сэр Чосер и сэр Винстон. Винстон знаками показывал, что охрип и
петь уже не может, но готов послужить и дальше.
вздрогнул до основания, а крышка гроба с сочным свинцовым лязгом упала по
ту сторону алтаря. Мертвая ведьма стояла недвижимо, лишь блестящие, как
слюда, глаза не отрывались от боя за ее душу.
не быть раздавленным, снова поднял меч, забегал то справа, то слева,
пробовал и с головы и с ног, и даже когда наконец разобрался, что ноги как
ноги -- это его друга Олега, а с конскими копытами -- это посланец ада,
все равно не удавалось нанести удар: и катались чересчур быстро и, если
правду, страшно было поразить друга вместо врага, так как руки у обоих
волосатые, могучие, покрытые красноватой шерстью, к тому же на обоих
налипло столько воску, что скоро Томас вовсе перестал их отличать одного
от другого.