белая хламида разлетелась на лохмотья. Тело Рафаила уже расплывалось, Олег
успел увидеть только разрубленную голову и грудь. Зу-л-Факар разрубил
архангела так же, как Томас рубил простым англским мечом сарацин: от
макушки и до пояса.
кровь, на правой щеке пламенела широкая ссадина.
замечательно. Как будто по тебе проскакала ваша знаменитая тяжелая
конница. Рыцарская конница! У каждого коня задница в сто пудов весом.
доспехов погнулось, в трещины набилась грязь, на щеке из ссадины выступили
крупные капли крови.
сказал такое в святом месте. Но ты знаешь, куда бы я послал, так что иди!
остальное...
пузе первой же зверюки. Престол хоть и завопил как Полифем, но вынес, даже
не отстал.
изучающе остановились на ссадине.
оглядел помятые доспехи.-- Может быть, лучше без них?
должны выставлять свой несгибаемый дух! Ладно, я появился вовремя, верно?
неподкованный бобер, то пора в хехалот.
слово-то мерзкое, а употребляет уже не первый раз. Олег серьезно объяснил:
бесконечные залы, переходы, на пороге каждого -- стража с крыльями. И не
только с крыльями. Проверяют достоинства каждого... А у нас, сам
понимаешь, достоинства из ушей выплескиваются. Направо и налево раздаем,
один пар остается. Но я не знаю, какие им подойдут, а какие нет. Я не все
запомнил, когда мне один ученый иудей... или христианин рассказывал,
больно слезы пускал да умилялся. За охами и воплями о величии Всевышнего я
не разобрал какие тут замки и как охраняют.
стуком... Наконец-то проклятый хехалот... вообще-то божественный дворец
самого Творца, но здесь пленницей его невеста, а калика, хоть и язычник,
тоже подтвердил, что за красивую женщину можно разнести два таких
хехалота. А то и три.
упорно и неотвратимо, как две падающие звезды.
окруженным радугой, только эта радуга состояла из белого чистого цвета
разных оттенков. Массивные колонны поддерживали широкую кровлю, широкие
ступени блистали белым, как снег, мрамором. Томас рассмотрел высокие
ворота, медные, судя по цвету. Они оставались чуть в тени, потому он не
мог разобрать узора на половинках створок.
окружен высоким ажурным забором. Сколько Томас не всматривался, ворот не
заметил. Впрочем, обитателям дворца ворота ни к чему, крылья перенесут и
через забор, но, с другой стороны, Томас ощутил, что в порхании через
забор есть нечто и унижающее рыцарское достоинство. Конечно, обитатели
хехалота... ну и придумали же имя!.. не рыцари, но даже домашние куры и
гуси стремятся ходить достойно через ворота, а не пытаются взлетать на
забор.
который не один дворец брал! Обойдем с той стороны..
вздувались капельки росы, хотя утро давно миновало, ни тли, ни гусениц,
лишь худые поджарые муравьи носятся стремительно и ошалело, сяжки так и
секут воздух. Олег задержался на миг, не в силах понять, чем же питаются
бедные насекомые, проследил взглядом за цепочкой толстых, с раздутыми
брюхами. Наверху, где кора потоньше, самые сильные прогрызли кожу, там
выступил сок, и муравьи припали как поросята к матке, пили жадно и
торопливо, не давая перелиться через край и течь по ветке на землю.
бы и мяса... Нет, недосмотр. Нет-нет, сэр Томас, я не заговариваюсь. Вот
там впереди что-то хлопнуло! По-моему, крыльями...
сами не ели сутки, впереди в самом деле из-за угла мелькнуло белым. Словно
ветерок колыхнул краем одежды. Стиснул зубы, потом рассчитается, медленно
начал продвигаться за кустами.
навесом, чтобы переждать дождь, хотя какой дождь на седьмом небе... а
может и бывает, Всевышний может любить дождь, почему нет, ручки из чистого
золота, блестят. По обе стороны стоят, как две белые статуи, серафимы с
огненными мечами. Томас заметил под белыми хламидами добротные доспехи,
похоже, миланской работы, легкие и удивительно прочные. Сапоги скорее
парадные, для верховой езды непригодные, каблуки высоковаты, за стремя
будут цепляться, а голенища приспущены, что мешает и при ходьбе.
прощения...
женщину... А тут не просто красивая, тут Ярослава!
дорожке навстречу шло, пока что не видя их, массивное животное ростом с
раскормленного теленка, с оранжевой шерстью, сплошь усыпанное круглыми,
как у совы, глазами, только с длинными ресницами, человечьими веками.
Глазами покрыты морда, бока, спина, ляжки, вплоть до копыт. Увидев копыта,
Томас перевел дыхание, уже знал, что любой зверь с копытами разве что
лягнет, но уж не кинется и не покусает.
кустов, и животное медленно прошествовало мимо. Пахнуло слабым ароматом
мускуса и чесночной колбасой.-- Это... как их... помесь престола с
властями. Только чего они здесь? Я уж подумал было, что ислам отвоевал у
твоих христиан эти земли. Ты можешь пробежать во-о-он до тех кустов, без
своего конского топота?
что-то сверкающее, на той стороне колыхнулись ветви, стражи немедленно
повернулись в ту сторону, вытянули шеи. Томас сорвался с места, с
похолодевшим сердцем помчался через открытое место, чувствуя себя не
просто голым и беззащитным, но со снятой кожей, клятвопреступником и
святотатцем, хуже сарацина.
обливаясь жарким потом. По ту сторону ворот опять шелестнули ветви, потом
словно бы стражи переступили с ноги на ногу... или сдвинулись в сторону
посмотреть, Томас затравленно ждал, только сейчас ощутил во всей полноте
свое святотатство, богохульство, пренебрежение святынями,
архипреступность...
встрепенувшись, душа вскинула его на ноги, заставила догнать калику. Они
пробежали на цыпочках уже вдоль внутренней стороны ограды. Томас прошептал
в бессильном страхе:
одеваешься, с кем спишь, кто перед тобой скачет...
длинных шага, чтобы достичь следующей. Томас сжимался от грохота своих
гремящих шагов, будто все еще в каменоломне крушит молотом стену. У
величественных врат, украшенных золотом и драгоценными каменьями, высился
широкий в плечах шестикрылый серафим. Ноги расставил, огненный меч на
плече. Белоснежная туника распахнулась на груди, открывая стальные доспехи
дивной работы, от совершенства которых у Томаса защемило сердце. Лицо было
надменное, а когда вперил грозные очи в набегающих пришельцев, Томас