последний. Томас ухватил друга обеими руками, прижал к груди, закричал с
отчаянием:
безумными. Он снова попытался прыгнуть вниз, но узел удержал, тогда он с
рычанием принялся дергать за концы. Томас, видя и свою погибель, ухватил
поперек туловища, повалил, прижал к костяным пластинам, крича в лицо:
Томас услышал шепот:
плечо. Томас отшатнулся, пальцы калики впились в последний узел. Сцепив
зубы, Томас вытащил меч, занес над головой и обрушил плашмя на затылок
калики. Тот без звука упал лицом в щель между костяными пластинами. Томас
быстро связал друга, закрутив руки за спиной, чтобы не достал зубами, так
же туго привязал ноги к гребню и торчащим шипам на спине.
облегчения. Дракон дважды ударил крыльями, Томаса распластало лицом вниз,
но тут же с громким треском и шорохом растопырились кожистые паруса, и все
снова застыло. Желудок Томаса стоял в горле, от ужаса заледенели ноги. Он
боязливо оглянулся на калику, тот рычал и дергался в путах. Гребень
угрожающе потрескивал, грозя перетереть веревку. Томас дотянулся до
калики, привязал еще ремешок, прикрутив калику вдоль спины, чтобы тот не
мог упираться ногами: сила у калики чудовищная, порвет любые веревки, силы
бесноватому дает сам дьявол!
освещало левую. Дракон незаметно свернул, ему что, Крижина не ждет, парит,
высматривая стадо тучных коров, дабы с ревом обрушиться с неба, пожрать,
кого ухватит, пастуха огнем сжечь, если растяпа убежать не успеет.
зубами и колотился о драконью спину. Томас стиснул зубы, старался не
опускать взор, ибо под белым как у жабы брюхом дракона простирается жуткая
пустота, ровная степь проплывает в двух-трех милях внизу!
дыхание. Дракон сделал полный круг, не шевеля крыльями, только чуть
покачивался в теплых восходящих потоках. Томас осторожно надавил на
рукоять, готовый в любой момент выдернуть, отпрянуть. Дракон все лениво
парил в чистом летнем воздухе, свободном от пыли и назойливых мух, даже
облака проплывали под самым брюхом, такие же белые.
помучившись, перенес меч на пластинку ближе к шее, где калика вгонял
кинжал. Пришлось перевязывать веревки, а на холодном ветру, когда дракон
вдруг без предупреждения начинал бить крыльями, стремительно прыгая в
небо, пальцы стыли, а на глаза наворачивались слезы.
уже потертыми, со сбитыми краями, дракон вдруг повернул голову,
внимательно посмотрел на Томаса. У рыцаря руки похолодели, и пальцы
разжались сами собой. К счастью, рукоять меча заблаговременно привязал
ремешком к кисти, не потерял. Глаза дракона медленно наливались кровью,
дыхание из ноздрей пыхало чаще, Томас в ужасе сообразил, что дракон в
полете достанет ужасной пастью хоть до спины, хоть до кончика хвоста -- не
скроешься!
изогнув шею и скрежеща костяными чешуйками. Томас в панике попятился,
веревки натянулись, не давая сдвинуться с места. На Томаса пахнуло
смрадным жаром, будто в огромной печи подгорали жирные туши...
дернул, сорвал веревку, швырнул узел в закрывшую полнеба пасть. Шкура с
завернутыми внутри ломтями мяса ляпнулась прямо на язык дракону. Зверь
захлопнул челюсти, тяжело сдвинул ими направо, потом налево, нехотя
вытянулся, как утка в полете, лениво парил, растопырив огромные крылья,
которыми легко мог бы накрыть крестьянское поле.
Он сидит будто клещ на спине огромнейшего дракона -- забожись, все равно
не поверят! -- летит поверх облаков, сзади хрипит и бьется в путах друг,
одержимый бесом, но что дальше? Если дракон захочет его сожрать, взамен
бросит мясо -- для того калика и наготовил, но на сколько хватит мяса? А
ежели дракон не сядет на землю?
самом деле прохладно. Надо посадить дракона?
костяными плитами. На середине спины они стали огромными, всей длины
кинжала не хватило, чтобы лезвие коснулось уязвимого места. Он перевязал
узлы, чувствуя себя, как коза на веревке, на четвереньках пополз, цепляясь
за костяные выросты, до шеи, кинжал держал не по-рыцарски -- хищно зажатым
в зубах. К счастью, благородные сэры, не увидят его в такой унизительной
позе. Впрочем, он на драконе, не на корове!
плиты, тело потеряло вес, вокруг дракона все вдруг стало белым как молоко,
потом белесость осталась наверху -- падали как обломки скалы. Сердце
перестало биться, сжалось как у самого пугливого зайца, который боится
даже лягушек.
тверди, хотя сама твердь падает, падает, падает... Внезапно гулко
хлопнуло, он с такой силой ударился подбородком о твердь, которая внезапно
прыгнула навстречу, что зубы лязгнули, как мечи в бою. Во рту стало солоно
и горячо, голова налилась свинцом, как и все тело, он отяжелел, его
распластало, словно раздавленную лягушку, даже мысли ворочались тяжелые,
отчаянные: за что все эти муки?
отпускало, то с силой прижимало к твердому, круша кости и наливая тяжелой
кровью. Дракон, похоже, опускался до самой земли, заинтересовавшись
какой-нибудь коровой, да то ли пастух спугнул, то ли странствующие рыцари,
но теперь дракон словно решил расплющить седоков о небесную твердь!
его. Голова Олега бессильно висела, упершись подбородком в грудь, веревки
глубоко впились в могучее тело. Он был бледен, иногда вздрагивал, стонал
сквозь стиснутые зубы.
только эта крылатая жаба перестанет кувыркаться... сразу почитаю молитву
об изгнании дьявола. Или хотя бы бесов... Если вспомню, конечно...
которого надо отыскать срочно, дабы покропил одержимого святой водой,
прочел молитву, помахал кадилом с ладаном и благовониями, коими Христос
заменил человеческие жертвы. Ладно, он узрит издалека церковь. Но как
посадить дракона перед домом священника? Дракон явно воспротивится, он из
нечестивого дохристианского мира, креста не выносит!
внимания на седоков, а когда оглянулся второй раз, Томас уже отполз
обратно, торопливо развязывал ломая ногти, ближайший узел на мешке из
турьей шкуры.
потянулась к нему.-- Большая сыть брюху вредит, как говорит калика! В
отшельники бы тебя.
четвертого, дракон, довольно прижмуря глаза, отвернулся. Челюсти с хрустом
перемалывали сочное мясо, лишенное костей, на губах выступила кровавая
пена, ветром ее сорвало и швырнуло на рыцаря. Томас брезгливо обтирал
липкие слюни, отодвинулся к калике. Отвязывать и перевязывать свою веревку
устал, оставил только самую толстую, привязав себя поперек пояса.
вздохнул, и снова с кинжалом, теперь уже в руке, пополз с загривка ближе к
шее. Длинное острие скользнуло между чешуек, толщиной с кулак, коснулось
толстой кожи. Томас ткнул сильнее, кожа пружинила, лезвие подбрасывало.
Вспомнив калику, он сцепил зубы и налег всей тяжестью. Кожа чуть
прогнулась, но держала. Томас призвал на помощь Пречистую, выругался и
ударил железным кулаком по рукояти.
шелохнулись. Томас вцепился в костяные наросты, готовый к падению, метанию
в воздухе, но дракон парил все также сонно, растопырив огромные крылья,
грелся, ловя солнечные лучи на огромные темные паруса. Даже глаза закрыл
от удовольствия, скотина.
дернуло, Томас едва не слетел кубарем -- благо веревка спасла. Дракон
хрипло вскрикнул, часто забил крыльями, развернулся по косой дуге, снова
захлопал крыльями.
часто, со всхлипами, зубы лязгали, а руки тряслись, будто кур крал.--
Гонки устраивали!.. Турниры, видите ли...
воздушных струях, Томас судорожно хватался за костяные выступы. Он пугливо
уводил глаза от края, но не мог забыть о жуткой бездне, что начиналась
сразу от пуза дракона. Рук старался не отрывать, при любом шевелении
сжимал пальцы и притискивался щекой к потрескивающей костяной плите. Плиты
под ним двигались, терлись, разъезжались. Однажды дракон даже почесался на
лету: кровь Томаса превратилась в лед, когда совсем рядом огромные, как