копыт быстро удалялся, Олег бросился вдогонку, сразу расстегнул
душегрейку. Земля под босыми ногами приятно холодила ступни, воздух был
по-утреннему прохладный и острый, как дамасская сабля. В беге разогреется,
но пока надо хранить холод, а не тепло -- ведь арбалетчик пустил коня в
ровный галоп, щадя силы коня, явно скакать долго. Редко кто знает,
завороженный мощью конских мышц, а также придавленный собственной ленью,
что нет на свете коня, который пробежит быстрее и дальше человека! Ежели
условиться бежать на полверсты -- конь еще худо-бедно обойдет, но дальше
запалится, а то и падет, а человек готов бежать десяток и больше верст с
той же прыткостью, да еще в полных доспехах. Русичей приучали бегать в
панцире, держа щит и топор, двуручный меч -- на перевязи за спиной,
швыряльные ножи на поясе или под полой в тайнике, а короткий скифский
меч-акинак за голенищем сапога, его уже привыкли звать ножным мечом, а то
и проще -- ножом.
то на быстро светлеющее небо, то на изредка поблескивающую далеко впереди
искорку -- металлическую пластинку на ложе арбалета. Стук копыт в ночном
безмолвии доносился ясно, -- еще даже птицы не проснулись, молчали, а его
босые ступни поднимали пыль бесшумно.
смутно темнеющие впереди на дороге следы. Далекий край земли розовел; если
арбалетчик свернет, вломится в заросли, то не сложно проследить по следу.
Отпечатки копыт, сломанные ветви, истоптанная трава -- все укажет опытному
глазу, куда скрылся всадник.
что начал уставать, как выброшенная на берег огромная рыба. В пещере не
разбегаешься, отвык от нагрузок, на одном опыте не выедешь, надо кое-что
еще...
хватить опыта, да помимо может отыскаться что-либо опасное, как змея,
затаившаяся в гнилой листве, под трухлявой колодой или в пустом лошадином
черепе...
вломиться в кусты, сразу увидел глубокие оттиски копыт во влажной земле.
Впереди чувствовалась прохлада ручья. По этой прохладе Олег уже нарисовал
бы его изгибы, знал глубину и мог перечислить травы и цветы на берегах.
Снова донесся стук копыт. Теперь конь шагал мерно, сочно хрустели толстые
стебли, переполненные соком.
стал оранжевый, заблестел, а трава заискрилась всем богатством зелени.
свежесрубленных веток. Плел умелец. Олег с трудом вычленил покатые стенки
из окружающей зелени. Всадник с арбалетом за плечами ехал прямо к шалашу.
Когда он был в десятке шагов, из кустов справа вышел низкорослый человек в
длинном зеленом халате, в руках у него был простой лук из ясеневой палки,
но с туго натянутой тетивой.
арбалет бьет страшно! Только натягивать тетиву воротом очень долго... Да
еще эта проклятая двойная тяга...
взвалил седло и сбрую на плечи:
смел, без доспехов под кустом не присядет. Его еще подстеречь надо. Это
тебе не стрелу выпустить в безоружного паломника!
ручья, похлопывал, оглаживал, ответил недовольно:
хотя он без доспехов, даже без оружия!
арбалетчика и его хозяина. Сердце бешено колотилось, протестуя против
внезапной остановки после бега. Со лба катились крупные капли пота,
прорывались через плотину бровей, щипали глаза, пальцы увлажнились, он то
и дело вытирал о колени.
арбалетчика, тот водил коня по кругу, остужая, не давая распаренному
напиться ледяной воды:
промахов... Подумать только, пять тысяч динаров за чашу! С ума сойти.
гримасе.
динаров! Понял? Где бы ты еще так заработал?
нацелил вас -- умелых с ножами и стрелами, но слабых на мозги.
большую долю. Но мы никогда столько не... Здесь что-то не так. Когда
короля прошили стрелами, пройдя через три кордона телохранителей, и то
заплатили меньше. А здесь -- убить рыцаря с паломником, забрать чашу?
Всего только.
Вообще-то я понял, что можно было бы только чашу забрать, но с этим уже
раз оплошали. То ли воровали, то ли отнимали...
эти деньги...
прикладом, и Олег выждал, когда он, ведя коня, повернулся лицом. Нож
серебристой рыбкой выскользнул из руки Олега, тут же он перехватил второй
нож, с силой метнул в спину человека в зеленом халате, которого арбалетчик
назвал Ганимом. Арбалетчик вскинул руки, словно пытался взлететь, упал
навзничь, выронив повод коня, застыл с раскрытым в безмолвном крике ртом:
в кровавой булькающей каше на месте правого глаза торчала рукоять ножа.
развернуться. Он мгновенно натянул лук, стрела сорвалась с тетивы. Олег
качнулся в сторону, поймал стрелу рукой. Человек в халате, зло оскалив
зубы, скреб ногтями рукоять ножа, что торчала посредине груди, проломив
грудной хрящ. Он начал натягивать лук снова. Олег стоял уже в десятке
шагов от него, напрягся, и Ганим несколько раз натягивал и отпускал лук,
ловя момент: если паломник сумел ухватить стрелу левой рукой, то может
поймать и правой...
вывалился из рук. Глаза сверкнули и погасли, он повалился на бок, неловко
подвернув руку. Под ним расползалась лужа крови, свободная рука поскребла
землю и застыла. Олег зашел сбоку, проговорил, остановившись в трех шагах:
Повернись ко мне.
спины, пинком перевернул, тут же отодвинулся. Ганим внезапно прыгнул прямо
с земли: левая рука швырнула горсть земли в лицо, а правая выдернула нож
из собственной груди, молниеносно ударила без размаха, целясь в то место,
где должен был стоять Олег. Но горсть земли пролетела мимо, Олег локтем
отбил нож, схватил за кисть и свирепо вывернул. Ганим вскрикнул, рухнул на
колени.
сухожилий. Ганим уткнулся лицом в мокрую от крови землю, из груди теперь
хлестала тонкая струйка неровными толчками в такт трепыхающемуся сердцу.
спросить, лишь потому ты еще жив... Кто дал пять тысяч золотых?
были залеплены, он прохрипел:
хрящи, Ганим перестал дергаться. Он быстро слабел от потери крови. Олег
ударил по ключице, услышал сухой хруст, ухватился за обломки, тонкие как
птичьи кости, с силой начал тереть окровавленными концами, откуда из
середки вытекал костный мозг, потребовал люто:
ухватил другой рукой за срамные уды, с силой сжал. Ганима подбросило от
боли, лицо из мертвенно бледного стало черным, с губ сорвался хрип:
дрожь, как по траве от ветра, он застыл. Лицо было страшнее чем у
удавленника, в вытаращенных глазах застыл ужас. Олег вздохнул, закрыл ему
глаза, сложил руки крестом на груди.
осторожно потащил за рукоять, преодолевая сопротивление, стараясь не
забрызгаться, тщательно вытер лезвия, прежде чем сунуть в чехлы. Оба ножа
с неохотой опустились в гнезда, словно мечи из песен менестрелей, которые
визжали от счастья -- мечи, не менестрели, -- покидая ножны, и плакали от
горя, оставляя битву.
золотыми монетами. Прикинул вес на руке, если золотые динары, то не меньше
пяти тысяч... Кто-то очень сильно жаждет получить чашу. Настолько сильно,
что лишь попутно велит убить рыцаря, героя взятия Иерусалима, и его
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Земляной Андрей
Андреев Николай
Акунин Борис