неприметного спутника, мирного паломника. Сейчас рыцарь отбивается от двух
убийц, если уже не... В рыцарских турнирах мог быть непобедимым, в мощной
рыцарской атаке тоже герой, но сарацинские ассасины -- орешки потруднее.
Бедный рыцарь уже, может, лежит с перерезанным горлом, окропляя землю
горячей кровью!
кругами. Конских следов множество, на влажной земле вокруг ручья подковы
отпечатались отчетливо, легко пересчитать каждый гвоздик, щербинку в
железной подкове, но солнце поднялось высоко над головой, прежде чем Олег
вычислил коня таинственного нанимателя, владельца пяти тысяч золотых
динаров.
вслушиваясь в птичьи крики, треск кузнечиков. Степь живет цельной жизнью,
опытное ухо легко поймет на одном краю степи или пустыни, что творится на
другом.
глубоко, мощно, не сдавливая сердце. Из куста в сотне шагов слева
выпорхнула сорока, заверещала возмущенно. Олег тут же замедлил бег,
перешел на шаг, глаза не оставляли подозрительного куста, а ладонь
опустилась на рукоять ножа.
проникнуть за куст, когда сзади раздался негромкий голос:
жилистый человек в тонкой кольчуге с широким воротом, с хазарским мечом на
поясе. В руках у него был лук, а стрела лежала на тетиве. Это был Тернак,
охотник-людолов, тот самый, что остановил Олега в его возвращении на
родину и велел Абдулле доставить в каменоломню барона Оцета.
вздернулась, как у зверя, показывая желтые зубы.-- Не ты ли с тем
меднолобым рыцарем устроил мятеж? Впрочем, это неважно. В замке уже другие
хозяева. Как я понял, тебе удалось убить Ганима и его наемника. Я не
особенно любил их, но не люблю и тех, кому удается убивать таких...
Он ожидал увидеть страх на лице сбежавшего раба, жаждал увидеть, но Олег
изо всех сил держал лицо непроницаемым, хотя мысли прыгали, как пескари на
горячей сковородке. Как очутился здесь Тернак? Неужели преследовал их всю
дорогу?
в грудь. Олег не двигался, лишь спросил:
летящую стрелу, но в последний миг передумал -- что будет делать со
стрелой в руке, когда Тернак выхватит меч? -- его рука взметнулась к
швыряльному ножу.
удар в бок, лапнул ушибленное место -- в боку торчала стрела! Тернак
улыбался -- перехитрил! -- его пальцы еще сжимали лук, но улыбка
оставалась, словно вырезанная на дереве: в груди торчал нож.
стекала по одежде, капала на сухую землю. Сцепив зубы, ощупал стрелу и
ушибленное место, обнаружил с облегчением, что железный наконечник
скользнул по ребру, процарапав кость, а с той стороны под кожей вздулась
шишка, словно там прятался орех.
пытаясь рассмотреть место, где выйдет наконечник. Выпуклость вздулась
сильнее, натянулась, заблестела под жгучим солнцем и вдруг опала, оставив
красный от крови острый кончик железа. Брызнула кровь из новой раны. Олег
быстро продвинул стрелу дальше, пока зазубренный наконечник не вылез
полностью, с тихой руганью переломил деревянный прут, а стрелу выдернул с
этой стороны. Кровь освобожденно текла из сквозной раны с двух концов.
Олег торопливо наклонился к мертвому, намереваясь снять чалму,
использовать тонкую ткань для перевязки.
испуганная сорока, поднялся менестрель Горвеля. В дорожной одежде, бледное
злое лицо напряжено, глаза ловят каждое движение Олега. В руках небольшой
лук из турьих рогов, на поясе кривой меч и длинный узкий кинжал. Олег
бросил беспомощный взгляд на нож, что по самую рукоять погрузился в грудь
Тернака. Менестрель перехватил его взгляд, кивнул:
кровь, даже если пролил ее не я.
Менестрель мог убить его, выстрелив в спину, мог стрелять из-за кустов, но
проклятый паломник умер бы, не узнав, кто его убил, не помучавшись, даже
не сообразив, что хотя он сразил Тернака, Ганима и наемника, но есть еще
более сильные, более умелые. Сильный и умелый менестрель будет ходить по
земле, а кости паломника растащат звери...
сапоге стало мокро, горячо. Менестрель, не отвечая, оскалил зубы, медленно
натянул тетиву, глядя прямо в глаза Олегу. Он несколько раз отпускал
тетиву, снова натягивал. Несмотря на ухмылку, глаза были настороженные, он
не упускал ни малейшего движения, следил за мышцами паломника. Олег
попытался качнуться в сторону, но в боку стрельнуло болью, ноги начали
подкашиваться. В ушах уже звенело от потери крови. Он чувствовал, что
сильно побледнел, видел это по ухмылке менестреля, торжествующим глазам.
могучим воином...
жарком мареве. Внезапно краем глаза уловил движение слева, скосил глаза.
Тернак как ухватился сразу за рукоять ножа, что торчал в его груди, так и
держался, теперь пальцы медленно слабели, один за другим отрывались от
рукояти, через миг рука упадет в траву...
траве, и менестрель быстро выстрелил. Стрела с силой ударила под
запрокинутый подбородок Тернака, вонзилась почти по оперение.
сорвалась с тетивы, полетел вниз в овраг, проломился через кусты, долго
катился, свернувшись в клубок, пока не достиг дна оврага. Густые заросли
смягчили падение, и Олег поспешно полез наверх и в сторону. Кровь капала
на траву, голова кружилась, а перед глазами мелькали крупные черные мухи.
Перекосившись, вытащил второй швыряльный нож, зажал рукоять в ладони.
Менестрель уверен, что у него только один нож, который остался в груди
Тернака. Он сам заставил его так думать, когда жадно смотрел на тот нож,
теперь есть малая возможность обхитрить, хотя менестрель -- не чета тем
троим, это умелый и опытный убийца. Странно, что он скитается под личиной
менестреля...
оставался в руках, стрела лежала на тетиве. Он не отрывал взгляд от пятен
крови на земле и листьях, но не бежал, шел осторожно, всматривался в
каждый стебель. Он тоже не пропускал без внимания ни вспрыгнувшего
кузнечика, ни шныряющую в траве ящерицу, но одновременно словно бы
замечал, что делается по сторонам и даже за спиной.
Теперь лежал затаившись почти на открытом месте, среди травы, но к таким
местам не присматриваются, когда по сторонам торчат густые кусты. Раненая
жертва обычно прячется за ветвями, но менестрель вплотную не приближался,
руки готовы послать стрелу при малейшем подозрительном движении.
пересохшего ручья, вывозился, как свинья, зато почти неотличим от таких же
серых грязных валунов, весь в налипших листьях, стеблях сухой травы, на
щеках висят травинки и комочки сухой земли...
и кругом. Капли крови вели к поваленным деревьям, которые задержали
падение Олега, там переплелись ветками четыре валежины -- лучшее место,
чтобы прятаться. На губах менестреля начала проскальзывать торжествующая
усмешка, но двигался все так же настороженно, цепко. Он был прекрасным
охотником, и если бы шел по следу раненого медведя или даже льва, то уж с
легкостью выследил бы и добил.
земле, слышал каждое движение, каждый шаг. Не видел менестреля, но чутье
подсказало, что тот прошел мимо, начинает удаляться.
впереди согнутую спину. Менестрель шел крадучись, готовый в любой момент
развернуться, отпрыгнуть, упасть под защиту кустов. Лук он уже натянул до
половины, глаза его всматривались в переплетение ветвей и корней могучих
валежин, железный наконечник блестел, как влажный язык огромной змеи.
занемела, отказывалась слушаться. Менестрель удалился еще на десяток
шагов, Олег неуклюже примерился, словно держал нож впервые в жизни, с