последнего человека. Жив император или пал, но мы -- личности! Не дикая
толпа.
больше. Без седел, но так принято. Для вас и такие кони -- удача, верно?
Твоими устами говорит и наш бог, христианский, и все святые и
великомученики. Двум бедным бывшим солдатам императорской гвардии позарез
нужны два хазэрских коня. Четыре, если считать и запасных!
хазэром сабля, он подобрал и перерубил веревки на руках и ногах товарища.
Поддерживая друг друга, побрели к пасущимся в зарослях зеленой травы
коням, на ходу подбирая брошенное хазэрами оружие, одежду, обувь.
Сотоварищ Роланда ухватил, воровато оглянувшись на Олега, тонкую кольчугу
Горвеля и длинный рыцарский меч из дорогого булата. Олег кивнул, дескать,
Горвелю уже не понадобится -- мародеры, откровенно ухмыляясь, поймали
коней и уехали, захватив в запасные по две лошади.
ты не христианин?.. Нет, судя по тому, что служишь Семерым Тайным.
я побывал в нашей расщелине. Да-да, я нашел сэра Томаса.
разбросанные хазэрами вещи. Горвель бессильно подергался, растянутый
страшными путами, закричал вдогонку сорванным голосом:
должен был убить, и я убил...
застывшее лицо озарилось снисходительной усмешкой, он вытащил знакомую
чашу с позеленевшими краями, оглядел, бросил обратно в мешок и лишь тогда
спросил с некоторым удивлением:
него слабое место -- сердце, а вовсе не голова.
застонал, уже не скрывая отчаяния, в бессилии смотрел в синее безоблачное
небо. Там появились и медленно вырастали в размерах темные точки, двигаясь
по небу неровными кругами. Залитый потом и чужой мочой, Горвель под
палящими лучами южного солнца вдруг ощутил озноб. Не знал, кто появляется
в этих краях первым на поле брани: вороны, грифы, орлы-стервятники или
шакалы, но не сомневался, что очень скоро узнает.
глазным яблокам.
долина, где закончили свое существование последние хазэры, одичавшие
потомки гордых основателей Хазарского каганата, остались позади. Чачар и
все еще бледный пошатывающийся Томас сидели на могучих франкских конях, по
две лошади шли за каждым под вьюками. Томас мучался от грохота в ушах, ему
было почти все равно, куда ехать, только бы поскорее добраться до родной
Британии, где прекрасная леди Крижинка в страхе считает оставшиеся дни до
праздника Святого Боромира. Братья, ненавидящие его, Томаса, принудят
встать под венец на следующее утро с гнусным Тапирием, у которого из
достоинств лишь длинная родословная и короткие ноги!
всего через несколько сот миль прервется нешироким морским проливом, на
ночь запираемым огромной железной цепью, что перекидывают с берега на
берег, -- пролив разделяет два мира: Азию и Европу. На том берегу стоит
город городов -- Константинополь, второй Рим. А если не сворачивать еще
несколько сот или тысяч миль, дорога приведет ко второму морскому проливу,
на том берегу поднимутся мрачные холодные скалистые берега Британии.
городе, что впереди.
среди сарацинов!
даже на миг, постоянно держал ее на том же коне, на котором ехал, не
доверяя запасным. Чачар сказала торопливо:
расседлал коней, а Томас и Чачар ушли за сучьями. Чачар хвастливо обещала
собрать лечебных трав, она знала их от бабушки, известной ведьмы. Томас
посмотрел на калику с неловкостью во взгляде: мол, хворосту теперь не жди.
Олег из подручных сучьев сам развел костер и неотрывно смотрел в пляшущие
огоньки. Он отчетливо видел скачущих всадников, летящих птиц, крылья
драконов и разъяренные лица воинов, вздымались молящие руки, блистали
сабли... В огне все стремительно меняется, исчезает, возникает уже в
другом облике, пребывает лишь краешком натуры, намеком, однако волхвы
обучены узнавать беду по мелькнувшей искре, как охотник узнает птицу по
перу, а зверя по оброненной шерстинке!
страх поднимает волосы на затылке. Прямо перед городскими воротами их ждет
смертельная опасность. Что-то неясное, но связанное с кровью, топорами,
конскими копытами. Если пойти влево, то за рекой, по ту сторону переправы,
засел в кустах отряд сарацинских ассасинов, которые должны поразить их в
упор стрелами из мощных франкских арбалетов -- кто дал им британские
арбалеты? -- добить кривыми дамасскими саблями. По правую руку на дорогу
выдвигается что-то неопознанное, но отвратительно опасное -- обязательно
перехватит страшными паучьими лапами, если поехать той дорогой...
как утопающий, что хватается за свисающие корни деревьев, ухватился за
обереги. Кончики пальцев торопливо забегали по крошечным деревянным
фигуркам, отыскивая успокоение, спасение, лазейку между расставленных
ловчих ям, ловушек и западней.
жердей. На вопрос о Чачар пожал плечами, указал неопределенно на север.
Олег вскипятил настой из трав, он их собирал постоянно, даже на ходу
свешивался с коня, срывал верхушки цветов, а при необходимости --
останавливал коня, слезал, выкапывал целиком, стараясь не повредить
корешки. Процедил, убирая накипь, дал отстояться. Томас лег у костра,
слабо улыбаясь: даже от запаха отвара переставала болеть голова, прибывали
силы.
покрывало. Багровый свет солнца поднимался все выше по стволам деревьев,
угрожая вскоре соскользнуть с вершинок, исчезнуть. Голубое небо
становилось темно-синим, в правой половине начал проступать бледный
полумесяц, заблистали первые звезды.
сэр калика. Я сам не рад, что взвалил на наши головы эту обузу, но так уж
получилось!
поближе к огню, прожаривая от личинок зловредных мух.
презрением.
боится.
обернуться до ночи.
такую овцу винить. Господь таких прощает.
прекрасной Крижине, а она -- что нас никто не видит! Я о том, что
Пречистая Дева осуждает даже помыслы, а она -- что ты уже спишь, а если не
спишь, то варишь зайца с такими специями, от которых полыхает пожар в
крови...
разгоревшемся костре пламя стремительно менялось, сгущалось
кроваво-темными тенями, высвечивалось оранжевым, почти белым, и также
стремительно метались призрачные всадники, летели стрелы, рушились башни,
горели города.
покачал головой:
на зорьке поедем искать. Ночи здесь летом короткие, не успеешь соснуть,
как рассветет.
небе вырисовывалась гигантская фигура, что уносила седла, перевязи с
мечами, копье Томаса. В сторонке фыркали кони, звучно хрустели сочной
травой. Темная фигура приблизилась к коням, начала седлать, лишь тогда
Томас стряхнул сонное оцепенение, вскочил, ежась, передергиваясь всем
телом.